Идеальное отражение
 
 Есть такая профессия – ходить по Пятизонью и собирать артефакты. Сталкер-проводник по прозвищу Лис освоил ее в совершенстве и за три года изучил все пять локаций лучше, чем линии на собственной ладони. За это время он ухитрился ни разу не попасть в серьезные неприятности, не нажить врагов и не завести друзей. И вот однажды Лис получает не совсем обычный заказ и отправляется в Сосновый Бор. Только в этот раз он не знает, с чем столкнется и что все навыки выживания в Пятизонье окажутся бесполезны… 
 
 
 
 
 Зона Смерти
 
 Зона смерти
 
 
 
 Дмитрий Казаков 
 Идеальное отражение 
 
 Глава 1 
 Охотник за артефактами 
 
 5 февраля 
 Это был какой-то неправильный биомех. 
 Во-первых, он не походил ни на одно из хорошо знакомых мне порождений Пятизонья – ни на бота, ни на носорога или бронезавра, ни, тем более, на дракона. Но это ладно, механическая эволюция протекает быстро, и все время появляются новые модификации железных тварей. 
 Во-вторых, он вел себя совершенно необычно для чугунка – прятался в яме среди зарослей автонов, сидел в засаде. И, в-третьих, почему-то оказался невидимым для моих имплантов, приспособленных как раз для того, чтобы издалека обнаруживать таких вот опасных товарищей. 
 Так что когда в нескольких метрах от меня грохнуло и вверх полетели ветки металлических кустов, я оказался неприятно поражен. 
 – Вот лахудра! – рявкнул я, отпрыгивая в сторону и срывая с плеча верный «Шторм». 
 По тому месту, где я только что стоял, с ревом пронеслось нечто колесное, приземистое и блестящее. Врезалось в скопление автонов, со скрежетом притормозило, и я смог рассмотреть агрессора. 
 Размерами и очертаниями он походил на раптора, на легковую машину, обретшую некое подобие жизни после Катастрофы. Но при этом имел восемь маленьких ребристых колес, был снабжен манипуляторами, наростами вроде антенн, и немного напоминал помесь краба с черепахой. 
 Ладно, классификациями пусть научники занимаются, наше дело – выжить... 
 Колеса чугунка завертелись, торчавший из его «задницы» манипулятор хищно защелкал. Ну а я нажал на спуск, и импульсный пистолет-пулемет в моих руках немедленно ожил. 
 Игольчатые пули с мерзким лязгом принялись дырявить тушку моего противника, полетели искры. Одно из колес лопнуло с мерзким хлопком, брякнул отвалившийся манипулятор. 
 Но чугунок и не подумал сдаваться – в силу того, что не имел представления о том, что такое капитуляция. Со скрежетом и ревом, припадая на один бок, он покатил ко мне, и вокруг одной из «антенн» возникло фиолетовое сияние. 
 Ого, да этот жестяной засранец хочет шарахнуть меня энергетическим ударом? 
 Нет, мы так не договаривались! 
 Я прыгнул в сторону, не позволяя агрессору прицелиться, резко бросился на землю и разрядил остаток магазина прямо в открывшийся бок чугунка, туда, где в блестящей темной броне уже имелось несколько дырочек. Из развороченных металлических внутренностей ударил настоящий фонтан желтых искр, биомех содрогнулся, разом вскинул уцелевшие манипуляторы и застыл. 
 Кажись, все. 
 – Сдох ты или не сдох? – спросил я, отгоняя желание снять шлем и вытереть со лба честный трудовой пот. 
 Чугунок выглядел мертвым, но я слишком хорошо знал, что в Пятизонье для торопыг дорога одна – на тот свет. Ни в одной из пяти локаций, возникших осенью пятьдесят первого года, не имелось того, что мы, люди, привыкли называть жизнью. 
 И в то же время в них существовало нечто условно живое и безусловно опасное. 
 Я заменил магазин, устроился поудобнее и подождал, сначала пять минут, затем еще десяток. 
 – Похоже, сдох, – резюмировал я. 
 Понятное дело, что через какое-то время вездесущие скорги оживят подбитого мной биомеха, отремонтируют и усовершенствуют. И он покатит себе дальше – искать энергетические поля, давить сталкеров и заниматься прочими «жестяными» делами. 
 Но в данный момент эта «крабочерепаха» – всего лишь мой трофей, и ничего не помешает мне обойтись с ней по праву победителя. 
 – Займемся делом.– Я поднялся, скинул с плеч вместительный и в данный момент почти полный рюкзак. 
 Крайне удобная штука для того, кто топчет Пятизонье не просто так, а с определенными и вполне прагматичными целями. Вот отделение с замкнутым энергетическим контуром – для н-капсул, потайные карманчики для денег и особо ценных находок, главное отделение, куда я складываю большую часть добычи, вот секция для продуктов и воды, вот внешние петли для всяких крупноразмерных штуковин, вроде частей биомехов. 
 Их тоже можно продать. 
 Вояж в Старую Зону, куда я отправился позавчера, был успешным, и поэтому сейчас мой рюкзачишко забит хабаром, как лавка тороватого спекулянта. Но ничего, в нем всегда найдется местечко для разных интересных штучек, способных принести некоторое количество денег. 
 – Счастье вдруг в тишине постучалось в двери, неужель ты ко мне, верю и не верю... – напевая эту древнюю песенку, я вытащил из рюкзака «карманный набор охотника за артефактами» – комплект инструментов, позволяющий быстро и со смаком разделать любого чугунка. – Падал снег, плыл рассвет, осень моросила... 
 Снег и в самом деле падал. 
 Над зоной отчуждения вокруг Чернобыльской АЭС висела плотная пелена облаков, но вместо обычного нудного дождика из них валились мелкие и колючие снежинки. Продолжалось это безобразие второй день, и кое-где на склонах холмов и в ложбинах образовались настоящие сугробы. 
 Что вы хотите, февраль на дворе. 
 Но стоит снегопаду прекратиться, как снежные заносы довольно быстро растают, и воцарится обычная для Пятизонья грязища. Как стало понятно вскоре после Катастрофы, даже в Академзоне из-за энергополей земля слишком теплая для того, чтобы снег лежал постоянно. 
 Поэтому сугроб здесь – редкость. 
 – Сестра: тампон, спирт, скальпель, – сказал я, подходя к подбитому биомеху и примериваясь к его броне. – Больной, дышите глубже! Сейчас мы вас слегка распотрошим! 
 Дурацкая привычка разговаривать с самим собой возникла у меня давно, вскоре после того как я пересек Барьер и более-менее устроился внутри него. И скажу вам честно – это самая малая странность, которая может появиться у человека, выбравшего для жительства эти негостеприимные места. 
 Орудуя инструментами, я и не подумал убрать из-под руки ИПП. 
 В Пятизонье полно всяких опасных тварей, начиная с драконов и заканчивая моими же коллегами по профессии, способными за пару н-капсул прикончить собрата. Большинство из них предпочитает более мощное оружие, вроде «карташа», но для меня главное – вес, а он у «Шторма» меньше. 
 В прямой бой с чугунками я вступаю редко, а на то, чтобы отбиться от жадных товарищей по несчастью, хватит и этой «машинки». 
 – Так, очень хорошо, отвались мой хвост, – сказал я, разглядывая извлеченный из нутра чугунка «аккумулятор» – тяжелый и черный глянцевый куб размером с кулак. – Пригодится. 
 Добыча с лихвой перекрыла потраченные на «крабочерепаху» патроны, но я продолжил копаться в железных внутренностях – не из жадности, скорее просто из любопытства. Ничего полезного больше не нашел, зато стал обладателем серебристой таблички, на которой было выгравировано «ВКС России, НИИ «Космаш», изделие ПРУ-3У, 2051 г.». 
 Теперь все ясно – передо мной бывшая собственность одного из исследовательских центров космических войск, какой-нибудь опытный образец техники для изучения других планет, после Катастрофы, по примеру детища Франкенштейна, удравший от своих создателей. 
 Наверняка такая хреновина существовала в одном экземпляре, и именно поэтому я с ней никогда не сталкивался. 
 – Оставлю на память, – решил я, после чего запихал добычу в рюкзак, а его вскинул на плечи. 
 Без боевого костюма с сервоусилителями я бы вряд ли поднял такой вес. 
 Теперь можно продолжить путь – дальше на северо-запад, в ту сторону, где когда-то располагалось селение Выгребная Слобода. Там я избавлюсь от добычи, закуплюсь всем необходимым и несколько дней смогу побездельничать. 
 Оставив позади место схватки, я запустил главный имплант на самодиагностику и диагностику прочих вживленных в мое тело штуковин – неясно, почему я не сумел заметить чугунка издалека. Конечно, можно предположить, что тот обладал хитрыми маскирующими способностями, но есть и вероятность того, что сбой произошел с моими «локаторами». 
 А без них я как без рук, или, точнее, как без глаз. 
 Снег вместе с привычным для этих мест пепельным туманом ограничивал видимость, поэтому я шагал без особой спешки, огибая все места, где можно наткнуться на засаду. 
 Прошел парой километров восточнее котловины на месте бывшего Грубчанского озера, над которой все время стоит зеленоватое зарево. Оставил позади заросшее автонами урочище Пекло и спустился в овраг, на дне которого блестела лужа жидкого металла. 
 Именно этот момент выбрал главный имплант, дабы сообщить, что диагностика закончена. Судя по ее результатам, все оказалось в порядке, но сомнений моих это не развеяло. 
 Ладно, дойдем до Обочины, там разберемся. 
 Безмятежная «прогулка» по Старой Зоне закончилась еще через пару километров. 
 Я пересек один из многочисленных каналов, сохранившихся с тех времен, когда в этих местах росли не автоны, а обычные деревья и кусты. Только выбрался на открытое место, как в башке пиликнуло – подал сигнал «вмонтированный» в нее сонар. Мгновением позже ожил датчик движения, показавший, что с северо-востока приближаются три объекта. 
 Из-за снегопада и тумана я видеть их не мог, хотя расстояние было небольшим. 
 Вот сейчас и узнаем, взглючили мои импланты, или тот чугунок и вправду был особенным. 
 – Ох, жизнь наша тяжкая, – буркнул я, оглядываясь в поисках укрытия. 
 Таковое нашлось быстро – глубокая канава на самом краю сплетения металлокустарников. Я сбросил рюкзак, сам шлепнулся рядом с ним и на всякий случай приготовился к бою. 
 Честно скажу, парень я не очень воинственный и сражаюсь только по необходимости. Если меня не трогать, не мешать мне делать мою работу, то я, скорее всего, рыпаться не стану. 
 Но уж если кто наезжает, то сам виноват... 
 Я включил имплантированные в глаза тепловизоры, и мир вокруг изменился, стал из бело-серого зеленовато-синим. И на северо-востоке обозначились три подсвеченные желтым человекообразные фигуры с армганами вместо предплечий. 
 Группа кочующих ЭРЗ – эволюционировавших роботов зоны, или просто ботов. 
 Для одиночного сталкера без тяжелого оружия, типа меня – серьезный противник. 
 – Жаль, что я не метаморф, а то бы прикинулся пьяным скоргом, – прошептал я, вытаскивая из кармана разгрузки плазменную гранату – если бросить точно, за глаза хватит, чтобы расправиться с этой троицей. 
 Да, я не метаморф, я проводник, а это значит, что в моем теле, помимо общеупотребительных имплантов, без коих в Пятизонье не выжить, имеется некоторое количество специальных. Тот же сонар, тепловизоры, датчик движения, несколько локаторов разного типа – то, что позволяет обнаруживать ловушки, биологическую угрозу и всякую механическую нежить. 
 И все это оплавлено за время многочисленных проходов через тоннели. 
 «Жженым» сталкером мне никогда не стать и даже близко не приблизиться к уровню их способностей, но все же я кое-чего стою. Об этом говорит хотя бы то, что я вот уже три года топчу пространство зон отторжения, и до сих пор жив и цел. 
 Боты приблизились, стали видны обычным зрением – механически движущиеся фигуры цвета хаки, с подпалинами и вмятинами на матовой броне, глаза в похожих на ведра башках пылают алым. Красавцы, нечего сказать, но я дорого дал бы за то, чтобы эти красавцы меня не заметили и потопали дальше, куда-нибудь в сторону Никольского болота. 
 Но удача сегодня, похоже, решила повернуться ко мне задом. 
 Первый из ЭРЗ остановился, когда между мной и ними было метров семьдесят. Мигом позже замерли двое других, и все трое повернули голову в мою сторону. Я затаил дыхание, щекой прижался к «Шторму», а левой рукой сцапал гранату. 
 Обрушившийся сверху рокот заставил меня вздрогнуть, из облаков выпала стремительная тень. 
 – Вот лахудра! – гаркнул я. 
 Два соосных винта взбили метель, точно миксер – сливки. Покрытая металлическими наростами «вертушка» ринулась к земле, мелькнуло брюхо в каких-то заплатах, хвост, украшенный заостренным крюком. С подвески на искореженном темном крыле сорвалась ракета. 
 Я успел увидеть, как двое ботов вскинули армганы, а затем скатился в канаву и вжался лицом в холодную землю. 
 Грохнуло, меня слегка подбросило, а через несколько мгновений мне стало очень-очень жарко. Еще бы – надо мной сейчас бушевал настоящий огненный шторм, порожденный взрывом плазменной ракеты. Не будь на мне боевого костюма с системой термической защиты, я бы превратился в кучку симпатичных угольков. 
 Даже у обычной гранаты зона теплового поражения до полусотни метров, что же говорить о ракете? 
 Мне очень повезло, что так кстати явившийся с неба дракон не шарахнул чем-нибудь серьезным, пожалел мощный боеприпас на кучку не угодивших ему андроидов. Не заметил я этого чугунка, мутировавшего из боевого вертолета, из-за того, что прятался под прикрытием автонов, и сплетение их ветвей заэкранировало мои импланты. 
 Нет, зря я хулил удачу. Эта ветреная девушка по-прежнему на моей стороне. 
 Почему дракон атаковал ботов, я даже не стал думать. 
 Биомехи живут по своим, странным законам, и хотя эти законы во многом похожи на те, которым подчиняются животные и растения, понять их до конца нам, людям, скорее всего, не суждено. Порой они сотрудничают, причем даже представители разных видов, иногда относятся друг к другу нейтрально, а иногда сражаются до последней капли машинного масла. 
 Система охлаждения старалась вовсю, так что вскоре я смог приподнять голову и выглянуть из канавы. 
 – Отвались мой хвост, – сказал я, оглядывая изменившиеся окрестности. 
 На том месте, где недавно стояли боты, красовалась яма глубиной метров в пять, а вокруг нее имелось кольцо опаленной земли. Автоны позади моего убежища выглядели покореженными и слегка оплавленными, местами ветви слиплись между собой, кое-где блестели капли жидкого металла. 
 Рюкзак мой, валявшийся на дне канавы, сверху чуток обгорел, а дракона и след простыл. 
 – Вот уж рыжим море по колено, – пробормотал я, радуясь, что летучий чугунок меня не заметил. 
 Убедившись, что хабар не пострадал, я забросил рюкзак на спину и двинулся к оставшейся от андроидов яме. Кто знает, вдруг от чугунков сохранились какие-нибудь детали, которые можно будет продать? 
 Практичность – мое второе имя. 
 Земля около воронки была горячей, от нее поднимался какой-то зеленоватый пар, а внутри, на дне, что виднелось метрах в пяти, чернела дыра. Похоже, внизу лежала подземная полость, один из «тоннелей под пустошью», о которых порой болтали пьяные сталкеры. 
 Выходит, болтали не зря. 
 Я полюбовался на дыру, думая, не заглянуть ли в нее, но тут нечто заполнило ее, задвигалось, заволновалось. Наползая друг на друга, запульсировали ряды металлических чешуек, покрывающих громадное тело. 
 До сих пор я не верил в байки о гигантском механическом червяке, что обитает в подземельях Старой Зоны, считал ее выдумкой ходоков, у которых окончательно съехали мозги. 
 И как выяснилось – зря. 
 Как зачарованный, я смотрел на бок проползавшей мимо меня и, к счастью, совершенно равнодушной ко мне твари. 
 Только через пару минут встряхнулся, огляделся по сторонам и решительно зашагал прочь. Драконы, боты или подземные монстры, а до Обочины я сегодня доберусь! 
 Остаток пути прошел спокойно – по меркам Старой Зоны. 
 Я вовремя убрался с дороги оравы мигрировавших скарабеев, полюбовался со стороны на их блескучий, сметающий все поток. Увидел в облаках тень гарпии, бывшей некогда беспилотным разведчиком, и совсем недалеко от Обочины наткнулся на свеженькую «мухобойку». 
 Ловушка сформировалась только что, и поэтому ее было видно невооруженным глазом – скопление потрескивающих, искаженных, зависших в воздухе сиреневых молний, образующих нечто вроде вазы с широким горлом или опутанного водорослями шара. 
 Пройдет минут пятнадцать-двадцать, и молнии поблекнут, растворятся, перестанут быть заметными. Но опасность ничуть не уменьшится, и любой придурок, сунувшийся сюда, мгновенно распрощается с жизнью. 
 Его сплющит в лепешку, или взорвет изнутри, или раздерет на мелкие куски... 
 Отметив координаты ловушки и сбросив через М-фон данные о ее местонахождении в сталкерскую сеть, я отправился к ближайшему КПП Обочины. Подойдя к калитке, над которой торчала ощетинившаяся разнообразно устрашающими стволами вышка, я отстегнул маску и развел в стороны руки. 
 Нехай смотрящие убедятся, что это всего лишь я. 
 – А, Лис? – донесся с вышки мощный голос. – Явился, рыжая морда? И как погулял, бродяга? 
 Волосы, ныне прячущиеся под моим шлемом, и вправду огненно-рыжие, точно лисий хвост, так что у меня не возникло проблем с прозвищем, когда я только появился в Пятизонье. 
 – Нормально, – дипломатично отозвался я. 
 Среди вольных ходоков считается неприличным хвастаться успехом, даже если ты приволок из вояжа десяток «Плетей». Все мы живем под подолом у госпожи Удачи, и если слишком нагло демонстрировать ее благоволение, то можно его и лишиться. 
 – Ну, раз нормально, тогда заходи, – громыхнуло с вышки сухим смешком, и калитка отъехала в сторону. 
 Я протиснулся через нее и оказался в «предбаннике» – крохотном дворике между наружной и внутренней дверью. Та открылась, и навстречу мне вышел обладатель мощного голоса – Васька по прозвищу Рупор. Его напарник остался на вышке и сейчас держит меня на прицеле. 
 – Давай, сымай «Шторм», – велел Рупор. 
 Пусть и неписаные, законы на Обочине царят суровые – вход на территорию рынка с оружием запрещен, как и любые разборки, а нарушителей ждут серьезные неприятности. 
 Нет, проникнуть в поселок с «карташом» или с незаблокированными боевыми имплантами в принципе можно, да только когда это вскроется, ты мгновенно станешь изгоем, персоной нон грата для обитателей Пятизонья – для вольных сталкеров, для узловиков и «Ковчега». 
 И долго ли ты после этого протянешь? 
 Понятное дело, что несколько раз находились «умники», решавшие, что они тут самые крутые, особенно поначалу, когда Обочина только возникла и была объявлена демилитаризованной территорией. Но всех их ждал примерно один и тот же конец – быстрая смерть либо от рук объединившихся коллег, либо от манипуляторов властвующих в пустоши чугунков. 
 – Как скажешь, громогласный ты наш, – пробормотал я, снял с шеи ИПП и вручил Ваське. 
 – Гранаты не забудь и «Страйк» отдай, – напомнил Рупор, и я посмотрел на него укоризненно. 
 Я ходил по этим местам, когда никакой Обочины еще не было, видел, как возникла она и росла. 
 Забрав у меня с полдюжины ГП-1, Васька поводил сканером, проверяя, не утаил ли я где-нибудь за пазухой «мегеру». После чего отступил в сторону, осклабился и официальным голосом объявил: 
 – Добро пожаловать на Обочину. 
 – И тебе не хворать, – буркнул я в ответ, и через вторую калитку проник на территорию самого известного сталкерского рынка. 
 Выглядит он, если судить по меркам внешнего мира, довольно убого – ряды крытых прилавков, кое-как замощенные проходы между ними. Но по критериям Пятизонья – это настоящий мегаполис, а еще надо учитывать, что многое здесь скрыто под землей. 
 Там – безопаснее и спокойнее всего. 
 Я с тоской посмотрел в сторону сулившего заслуженный кайф «Пикника», вздохнул и направился к лавке Старьевщика – моего главного делового партнера. Шагая по торговым рядам, ответил на приветствие парочки знакомых. Миновал две оружейные мастерские, свернул в неприметный проход, пригнулся, и вошел в низкую и узкую дверь. 
 В логове Старьевщика, как всегда, было темно, и горели на стене старинные электронные часы: 05.02.2055, 14:54. Самое время для того, чтобы заключать выгодные сделки. 
 Сидевший за прилавком хозяин, тощий, как Кощей Бессмертный, седой и морщинистый, нервно кашлянул. 
 – Приперся? – спросил он таким тоном, словно я явился просить денег взаймы. – Не сдох еще? 
 – Так рыжим море по колено, – вспомнил я любимую присказку. – Что, будешь товар смотреть или мне к Толстяку пойти? 
 – Э, зачем к Толстяку? – занервничал Старьевщик. – Проходи, располагайся, сейчас посмотрим, что ты притащил... 
 Разговор этот повторяется из раза в раз и носит откровенно ритуальный характер – понятное дело, что я отправлюсь к другому торговцу лишь в крайнем случае, да и Старьевщик меня знает и понимает, что я ерунду не принесу и обмануть его не попытаюсь. 
 Обмениваясь дежурными фразами, мы как бы сообщаем друг другу пароль, подтверждаем, что контакт в норме. 
 – Сегодня у тебя хороший день, – заявил я, бесцеремонно ставя рюкзак на заскрипевшую стойку. – Вот «Сердце зверя», еще тепленькое, свежее. Вот н-капсулы, новенькие, как с куста... 
 Старьевщик разглядывал мою добычу с хмурым видом профессионального торгаша, но я знал, что в башке у него крутятся маленькие колесики с цифрами – за это он выручит столько-то, за это столько-то, а сталкеру, принесшему артефакт, можно отстегнуть вот столько... 
 По слухам, лавчонки Обочины на самом деле находятся в одних руках, а конкуренция между Старьевщиком, Толстяком, Мохнатым и прочими – это так, тараканьи бега. Правда это или нет, я не знал, да меня это, честно говоря, интересовало мало, как и прочие теоретические вопросы, главное – чтобы я получал свое, причем быстро и без всяких проблем. 
 – Ну что? – спросил я, разложив на прилавке добычу. 
 – Возьму всё, – сказал Старьевщик, облизал тонкие губы, стрельнул в меня взглядом и назвал сумму. 
 Я тяжело вздохнул и осуждающе покачал головой. 
 – Ну нет, столько ты «мотылькам» будешь платить. 
 Сопровождаемая вялым переругиванием торговля продолжалась некоторое время, затем мы ударили по рукам. Я получил универсальную карточку с некоторой суммой денег, а Старьевщик выдвинул из-под прилавка ящик и начал складывать в него приобретения. 
 – Закупаться когда придешь? – спросил он. – Или прямо сейчас? 
 – Нет, несколько дней отлежусь. – Я забрал полегчавший рюкзак, кивнул торговцу и вышел вон. 
 Теперь надо зайти к мнемотехнику, чтобы он проверил, что там с моими имплантами. Сомнение, возникшее во время схватки с «космическим» чугунком, никуда не делось, и лучше его поскорее развеять. 
 Заработал я сегодня неплохо, так что можно заглянуть к Арабу... 
 Араб, прозванный так за смуглую кожу и привычку поминать Аллаха, был «жженым» и совмещал способности мнемотехника и бионика. Брал он дорого, да еще имел обыкновение время от времени отправляться на «прогулки» по Пятизонью. Не для заработка, как я, а для того, чтобы утолить черное влечение, терзающее сердце любого опытного сталкера. 
 Такие, как я или он, – мы просто не можем жить без того, чтобы не бродить по зараженным, смертельно опасным пространствам. Это наше проклятье, наша страсть, в которой мы крайне редко признаемся, и наша судьба. 
 Даже те, кто имеет возможность не ходить туда, как, например, Араб и тот же Мерлин, все равно отправляются в походы по локациям, в заросшие автонами холмы, огнедышащие сопки, в кишащие биомехами и скоргами развалины. Рискуют жизнью, оправдывая это исследовательским азартом, жаждой наживы, адреналиновой наркоманией, любопытством, а чаще всего никак не оправдывая. 
 На мое счастье, Араб оказался на месте – на двери его «приемного покоя» не было замка. 
 – Эй, хозяин! Свободен? – Я стукнул в дверь кулаком. 
 – Заходи, во имя Аллаха, – ответили мне изнутри. 
 Тут, в отличие от логова Старьевщика, был яркий свет – лампа на потолке, и еще две на стенах. В центре располагалась кушетка, в углу шкаф, забитый всякими хитрыми приборчиками и интересными штуковинами. 
 – А, Лис? Привет. – Араб, высокий, почти как я, но лысый и смуглый, поднялся мне навстречу. 
 – Привет, – ответил я. – Посмотришь меня? Есть подозрение, что мои импланты сбоят. 
 – Посмотрю. – Араб кивнул и повел рукой в сторону кушетки. 
 Я отставил к стенке рюкзак, стащил шлем и прямо как был, в боевом костюме, улегся на кушетку. Доброму доктору он не помешает, а снимать – слишком долго, да и без него я, как голый. 
 – Закрой глаза и отключись, – велел «жженый», и я послушался. 
 Ощутил, как в глубине головы, где-то в самом ее центре, родилась легкая щекотка. Побежала вдоль позвоночника, отдалась в печени, где установлен метаболический имплант, проникла в глаза. Под опущенными веками замелькали цветные вспышки – обрывки образов, цифры, буквы. 
 Это побочные эффекты того, что Араб сейчас «общается» со вживленными в меня колониями наноботов, принявшими облик тех или иных устройств, пытается понять, все ли с ними в норме. 
 В один момент мне стало холодно, затем прошиб пот, и я услышал, как «жженый» застонал сквозь зубы. 
 – Ты подцепил заразу, – сообщил он после паузы. – Не смертельную, но опасную. Она и вызывала проблемы. Сейчас я ее стабилизирую, и все будет в порядке. Ничего нового не обещаю, просто нейтрализацию... 
 Зараза – это сумевшая проникнуть в мой организм колония диких скоргов, которых в Пятизонье, как микробов в канализации. Побывать в любой из локаций и не заразиться – невозможно, но для противостояния этой угрозе в моем организме имеются скоргофаги, и чаще всего их хватает. 
 А тут, вишь, не хватило. 
 – Действуй, – сказал я. – Нейтрализация так нейтрализация. 
 В лучшем и довольно редком случае мнемотехник способен превратить чужеродных нанитов в нечто полезное, ну а обычно он стабилизирует их, лишает активности и желания размножаться. 
 – Поехали, – процитировал Араб Юрия Гагарина, и в следующий момент мне стало очень плохо. 
 От Араба я вышел спустя час, несколько помятый, изрядно оздоровленный и лишенный приличной суммы денег. 
 Поглядел в затянутое облаками, начавшее темнеть небо, по-прежнему сеявшее снежинками, и решительно направился в сторону «Пикника». Дела сделаны, пора расслабиться, тяпнуть чего-нибудь прозрачного, а где этим заняться, как не в самом известном баре Пятизонья? 
 У входа я кивнул знакомому охраннику, спустился по лестнице и вошел в зал. 
 Народу внутри было прилично, и при этом, как говорится – всякой твари по паре, не считая вольных ходоков, наемников и прочих завсегдатаев. Трое егерей из «Ковчега» сидели в углу, мрачно и злобно посматривая по сторонам, несколько узловиков во главе с самим приором Александром пили пиво у стойки, а стол под висящей на стене фотографией Мерлина занимала компания «чистильщиков» – бойцов из Барьерной армии. 
 Этих-то какой черт сюда принес? 
 Я кивнул Лешему, знакомому сталкеру из московской локации, улыбнулся в ответ на свирепый взгляд одного из подручных Хистера и прошел к стойке. Распоряжавшаяся за ней Кали, хозяйка заведения, с неизменной сигаретой в углу рта и мрачным выражением на физиономии, увидев меня, хмыкнула. 
 – Еще одна шваль приползла, – сказала она. – Чего пить будешь, урод? 
 – И я тоже рад тебя видеть, – отозвался я. – Налей-ка мне водки пальца на четыре и сообрази что-нибудь пожрать. 
 «Вежливость» Кали давно всем известна, и обращать на нее внимание – глупо. 
 – Водки ему и пожрать. Размечтался! – пробормотала она, одной рукой вынимая сигарету изо рта и стряхивая пепел в пепельницу, второй открывая бутылку пива, а третьей и четвертой протирая стакан. – Садись за свободный столик, дармоед, сейчас тебе все принесут. 
 Собственных конечностей Кали лишилась в момент Катастрофы, и нынешние – искусственные, на сервоприводах. Сила в них заключена немалая, ну а ловкости ее движений позавидует акробат. 
 Свободных столов было немало, и я выбрал тот, что поближе к егерям. 
 Эти засранцы хоть и свихнуты на все импланты, всё же свои, практически соседи, не то что армейские. 
 – Привет, Лис. – На стул рядом со мной шлепнулся молодой парень: круглое лицо, на лбу – серебристая язвочка, серые глаза смотрят дерзко и вместе с тем неуверенно. – Слушай, у меня есть заказ. Отличные клиенты, хорошо платят, но нам нужен опытный проводник... 
 Он торопился, брызгал слюной и размахивал руками. 
 – Остынь, дружище Сириус, – сказал я. – Я только что с ходки и несколько дней буду отлеживаться. А сейчас вообще поесть хочу и посидеть спокойно. Не мельтеши, ладно? 
 Сириус – сталкер-посредник, довольно шустрый и оборотистый, но больно уж назойливый. Если его не осадить сразу, то он так и будет канючить над ухом, пока не проест всю плешь. 
 Сириус посмотрел на меня удивленно и набрал в грудь воздуха для очередной тирады. 
 – Остынь!– повторил я жестче. – Если дело не срочное, подходи дня через три. 
 – Э, ну ладно... – Он поднялся, и я остался в одиночестве. 
 Через пару минут мне принесли стакан с водкой, тарелку с консервированным мясом неизвестного зверя и сублимированным рисом, а также нарезанный крупными ломтями хлеб. 
 Не бог весть какие яства, но всяко лучше, чем армейский «Сухпай». 
 – Записать на счет? – спросил официант, один из подручных Кали. 
 – Не надо, – махнул я рукой. – Сегодня я при деньгах. 
 Он кивнул и удалился, а я взял стакан, выдохнул и влил в себя мерзкое прозрачное пойло. Горло обожгло, на глазах выступили слезы, а в желудке что-то неприятно дернулось. 
 Ничего, и не такое пивали – я подцепил ломоть мяса и принялся жевать. 
 Пока управлялся с ужином, узловики допили пиво и гуськом двинулись к выходу. Когда за последним из рыцарей закрылась дверь, мне стало легче дышать – не люблю я эту компанию. 
 Если с Хистером и его нацистами все ясно сразу, да и с Дьяконом тоже, то Хантер обожает пускать пыль в глаза. «Нодус санкти эст», герб, «братья», и прочее, а за всем этим – та же жажда власти и обогащения, что и у других. 
 Проводив орденских сталкеров взглядом, я махнул Кали и показал пустой стакан, намекая, что не прочь повторить. 
 – Здорово, Лис, – вкрадчиво сказали мне в ухо, и я про себя выругался – расслабился, не услышал, как ко мне подошли. 
 – И тебе того же, – отозвался я, не поворачивая головы. 
 Очередной желающий пообщаться со мной прошел мимо стола и опустился на стул напротив. Оглядев его физиономию, я определил, что видел ее тут, на Обочине, не один раз, но вот имени этого типа не знаю. 
 Выглядел он необычайно холеным для Пятизонья и в то же время – опасным, как тигр с ядовитыми зубами. Узкие глаза, полное отсутствие щетины на подбородке и щеках, темный ежик на какой-то угловатой башке и странная, точно срезанная мочка правого уха. 
 – Я – Игрек, – представился этот тип так, словно это все объясняло. 
 Я пожал плечами и сказал: 
 – Хоть Зет, мне без разницы. Если у тебя ко мне дело, то найди меня дня через три, если ищешь компанию, то лучше пересядь за другой стол. Я не любитель дружеских посиделок. 
 За три года в Пятизонье я так и не обзавелся друзьями – исключительно потому, что сам этого не хотел. 
 – Я знаю, – он улыбнулся, демонстрируя безупречные имплантированные зубы. – Я много о тебе знаю. Ты здесь с января пятьдесят второго, один из старожилов. Опытен, осторожен, никогда не лезешь на рожон и ни с кем не идешь на тесный контакт. Ты не вступил в Орден Священного Узла, хотя тебе предлагали. Ты мог занять хорошее место в «Ковчеге», но тоже не пошел на это. Мне хочется знать – почему? Что ты за человек такой, Лис? 
 Ну вот, этого еще не хватало – нашелся желающий залезть ко мне в душу. 
 Я парень, вообще-то, крайне спокойный, и на свете очень мало вещей, которых я не терплю в принципе. Одна из них – откликается на имя Наталья, вторая – лицемеры и стукачи, а третья – когда мне начинают задавать вопросы личного характера. 
 Я подождал, пока официант заменит пустой стакан на полный, и только после этого ответил: 
 – Считай, что я не люблю работать в команде даже из двух человек. А вообще – это не твое дело. – Я выхлебал водку, и на этот раз не почувствовал вкуса. – Ты не первый, кто уйдет от меня несолоно хлебавши. Нет у меня желания перед всякими тут... кого я не знаю... 
 Так, похоже, хватит пить – язык у меня развязался. 
 Вопреки ожиданиям, этот лощеный тип не обиделся на «всяких тут», а улыбнулся вновь. 
 – Мое дело, – сказал Игрек. – Ты просто не подозреваешь, насколько мое. Но оно может стать и твоим. Такие люди, как ты, нужны нам, – он нагнулся ближе и заговорил тише: – Ты не думал, что давно пора взять все богатства Пятизонья в наши руки, в руки тех, кто тут живет? Что надо самим зарабатывать на том, что дает эта земля, а не кормить всяких дармоедов? 
 Ясно – передо мной эмиссар мафии, тайной организации сталкеров, замахнувшейся на то, чтобы подмять под себя местную торговлю. Само собой, проводник моего класса им пригодится – караваны водить, ловушки отыскивать, биомехов ловить, артефакты добывать. 
 Но уж извините, парни, я сам по себе. 
 – То, что ты сказал насчет нелюбви к работе в команде – обман, – добавил Игрек. – Но я знаю, почему ты соврал мне, и понимаю твои мотивы. Так что поразмысли, Лис, крепко поразмысли, и если придешь к нужным выводам, найди меня. 
 Он поднялся и исчез из виду. 
 «Понимаешь ты мои мотивы, как же, – подумал я, глядя в пустой стакан. – Если бы ты их понимал, ты бы сейчас, клацая зубами от ужаса, бежал прочь, чтобы спасти свою мафиозную задницу». 
 – Отвались мой хвост, – сказал я. – Пора и честь знать... 
 Расплатившись, я двинулся к двери рядом со стойкой, что ведет в огромное подземное овощехранилище, переделанное ушлыми хозяевами Обочины под гостиницу для сталкеров. «Бульба-Хилтон», где всякий бродяга, обзаведшийся небольшим количеством денег, может снять и койку, и комнату, и даже настоящий номер с кондиционером и ванной. 
 Я спустился по лестнице и внизу наткнулся на сгорбленного широкоплечего уродца ростом мне по пояс. 
 – Привет, Топотун, – сказал я. – Приютишь меня? 
 Карлик кивнул и вопросительно приподнял брови. 
 – Третий класс, – пояснил я. – Минимум – двое суток. Если можно, то один из угловых номеров. 
 «Третий класс» – это стандартная комната, с убранством, более подходящим для тюремной камеры, но всего на двоих постояльцев. А угловой номер – тот, что с двух сторон ограничен внешними стенами овощехранилища, за которыми только земля и никаких соседей. 
 Топотун махнул рукой, и мы пошли в глубь «Бульбы-Хилтона». 
 Прозвище немой карлик, выполнявший в гостинице функции администратора, получил за шумную походку – он топал, как целый полк шагающих строем подкованных чугунков. 
 Мы прошли узким, слабо освещенным коридором, затем свернули в другой, точно такой же. Остановились в его торце, у некрашеной дощатой двери с нарисованным красной краской номером «девять». 
 Топотун вытащил из кармана брякающую связку ключей и проворно отцепил один из них. Крякнул замок, щелкнул выключатель, а лампочка под потолком осветила голые серые стены, два шкафчика для одежды, стол, табурет и две узкие, аккуратно заправленные койки. 
 Мое обиталище на ближайшую пару дней. 
 И только мое – пока не подселят соседа. 
 
 
 
 Глава 2 
 Большой заказ 
 
 7 февраля 
 Сосед появился рано утром, едва я продрал глаза. 
 Из коридора донесся топот – приближался Топотун, но вместе с ним шагал кто-то куда менее шумный. Они затихли, в дверь стукнули пару раз, скорее для проформы, и она со скрипом распахнулась. 
 – Здорово, рыжий, – сказал ввалившийся в комнату узкоглазый и скуластый субъект с серебряной паутинкой на щеке. 
 – И ты не хворай, Чингис, – отозвался я, пожимая протянутую ладонь. 
 Сталкер по прозвищу Чингисхан – такой же вольный ходок, как и я, только он больше любит охоту на биомехов, чем сбор артефактов. Парень он неплохой, не храпит, не делает глупостей, знает меня и приставать с расспросами не будет, но мне любой сосед – что нож в горло. 
 – Ты устраивайся пока, – сказал я, поднимаясь. – А я пойду в «Пикник», съем чего-нибудь. 
 Во владениях Кали оказалось почти пустынно, только дремал над кружкой пива торговец по прозвищу Мохнатый, да деловито насыщалась «бригада» наемника Фомы. С ним мы обменялись кивками, а перекупщик отправил в мою сторону умильную, даже благостную улыбочку. 
 Он, подлец, не стал бы спорить, начни я таскать хабар ему, а не Старьевщику. 
 – Привет, Кали, – сказал я, подойдя к стойке. 
 – Явился? Что надо? – буркнула она, отрывая глаза от дивика, по которому шли новости. 
 – Жениться на тебе хочу, – проникновенно сообщил я. – И жить в любви и согласии до конца дней своих. А для начала – съесть чего-нибудь такого, в чем будут калории, жиры, белки и углеводы. 
 Мохнатый, судя по бульканью, едва не подавился пивом, один из наемников сдавленно хрюкнул. Барменша нахмурилась, метнула на меня свирепый взгляд, но тут же заулыбалась, махнула рукой. 
 Правой верхней. 
 – Убить бы нахала на месте, – сказала она. – Но тебе повезло, я сегодня добрая. 
 – Ценю и даже ликую. – Я взгромоздился на высокий табурет около стойки и принялся ждать завтрака. 
 В качестве вместилища калорий и прочих жиров мне была предъявлена большущая яичница с колбасой и сыром, а также пара бутербродов. От водки я отказался, решив, что еще рано, взял бутылочку чистой воды, которая внутри Барьера стоит не меньше, чем виски двадцатилетней выдержки. 
 Я неспешно жевал, поглядывал на дивик, где мелькали кадры из охваченного очередным бунтом Лос-Анджелеса. В то, что происходило в зале, особенно не вслушивался, отмечал только негромкие переговоры Фомы и его подручных. 
 Стукнула дверь, ведущая наружу, и через несколько мгновений меня хлопнули по плечу. 
 – Привет, Лис! – воскликнул Сириус так радостно, словно я был его родной мамочкой, обретенной после пяти лет разлуки. – Очень хорошо, что я тебя отыскал сегодня! 
 Я покосился на него и хмыкнул максимально скептически. 
 Но такие штучки для нашего Сириуса все одно, что бронезавру – дробина. 
 – У меня есть заказ! – воскликнул он. – Не тот, о котором мы говорили позавчера, а совсем другой! 
 – Что, туристов по локации водить? – спросил я. – Сопли им вытирать и так далее? 
 – Нет! Нет! Тут все серьезно! – Обрадованный тем, что его не послали сразу, Сириус замахал руками. – Заказчик – серьезная научная организация, фонд с мировым именем! Им нужно провести обследование территорий в Сосновом Бору, в районе Лубенского озера. 
 – Обследование территорий? – спросил я. 
 Мне приходилось несколько раз работать на научные организации, имеющие интересы в Пятизонье, собирать для них образцы автонов, чугунков, даже почвы и воздуха, заниматься доставкой зондов и датчиков в определенные точки и забирать их через некоторое время. 
 Но с подобной терминологией я сталкивался впервые. 
 – Ну да... как бы это... – Сириус сделал неопределенный жест. – Они дадут тебе оборудование, ты возьмешь его с собой, пройдешь по обговоренному маршруту, вернешься и сдашь оборудование. 
 Похоже, он сам не до конца понимал, что хотят заказчики. 
 – И все? А если придется чуток отклониться в сторону? – Я запихнул в рот последний бутерброд и запил его водой. 
 Из объяснений посредника стало ясно, что заказчики понимают специфику, осознают, что некоторые участки могут быть в принципе непроходимыми, и на небольшие отклонения закроют глаза. 
 – Ну что же... – сказал я, выслушав дифирамбы Сириуса насчет моего опыта и умения ходить по локациям. – Остался главный вопрос – сколько твои большеголовые платят? 
 Обычно научники прижимисты и не любят тратиться, но порой встречаются заваленные грантами исследователи, которым некуда девать деньги. Когда подобные типы появляются на Обочине, то праздник наступает у многих – у сталкеров, у наемников и даже у торговцев. 
 – Платят хорошо, – Сириус осклабился и, пригнувшись ко мне, шепотом назвал сумму. 
 Да, похоже, тут как раз второй вариант. 
 – Вот лахудра, – сказал я, чувствуя, как желание поотлеживать бока в «Бульбе-Хилтон» еще пару дней отступает перед прагматичными соображениями. – И когда надо выходить? 
 – Я знал, что ты согласишься! – воскликнул посредник. – Сегодня! 
 – Тогда... – для солидности я сделал паузу, подвигал бровями, изображая сомнения, возвел очи к потолку, такому грязному, что он напоминал опрокинутый вверх тормашками культурный слой очень древнего поселения. – Тогда я согласен. Где там обретаются твои заказчики? Они здесь? 
 – Конечно. Прикатили сегодня утром из Брагина. Ждут в переговорнике у Тихого. 
 Помимо гостиницы для сталкеров, на Обочине имеется несколько небольших заведений, где денежные гости из-за Барьера могут в комфортных условиях провести пару дней, а также без лишних глаз встретиться с кем нужно. Одно из них, расположенное на северной окраине, рядом с веселым домом матушки Жужу, принадлежало Славке Тихому, очень неприметному и крайне влиятельному воротиле. 
 Так что тут, скорее всего, и он в доле. 
 – Пошли, что ли? – Я слез с табурета, кивнул Кали и зашагал следом за Сириусом. 
 Над Обочиной потихоньку светало, из бледно-серых облаков, в которых кое-где виднелись прорехи, сыпались крупные снежинки. Местные «бизнесмены» открывали свои заведения: лавки, мастерские, а также рассадники недорогих и сомнительных удовольствий. 
 Мы протопали мимо дома с яркой вывеской «Матушка Жужу. Встанет даже у чугунка!» и повернули к ветхой хибаре, скрывающей вход в комфортабельный бункер. Едва оказались в поле зрения камер, как бронированная дверь бесшумно отъехала в сторону, открывая чрево лифта. 
 Аккуратное, блестящее и приятное для обозрения. 
 На этом «чуде враждебной техники» мы спустились собственно в переговорник. Тут нас встретил хозяин, Славка Тихий, невысокий, щуплый, весь какой-то блеклый и незаметный. 
 – Доброго дня, – сказал он, моргая невинно, почти по-детски. – Заходите, вас ждут. 
 Большеголовых оказалось двое – один высокий, с военной выправкой и острыми голубыми глазами, и второй – сгорбленный, седой, с бородкой по моде девятнадцатого века. 
 – Это Лис, один из лучших проводников Пятизонья, – гордо объявил Сириус и отступил в сторону. 
 Реклама, как говорится, двигатель торговли. 
 Научники разглядывали меня с некоторым скепсисом, и я их вполне понимал. Сталкеров во внешнем мире частенько представляют как покрытых шрамами, мускулистых и уродливых дядек с торчащими отовсюду имплантами. Они же видели высокого и тощего, довольно молодого человека с огненно-рыжими волосами, большим носом и карими глазами. 
 Ничего особенного, за исключением шевелюры. 
 – Что же, очень приятно, – сказал научник с военной выправкой. – Я – полковник Петренко. 
 – Присаживайтесь, хм-хм, будем разговаривать, – подал голос обладатель бородки, и по властному тону я понял, что на самом деле главный тут – он. – Я – профессор Зарайский. 
 В комнате имелся круглый стол для переговоров, и вокруг него мы и устроились. 
 – Сириус, хм-хм, ввел вас в курс дела? – спросил профессор. 
 – В общих чертах, – дипломатично ответил я. – Хотелось бы узнать детали: точный маршрут, сроки выполнения задания и то, какое оборудование мне придется взять с собой. 
 Зарайский повел рукой, и полковник выложил на стол черный кейс, снабженный системой защиты класса «люкс». Вскрыть эту штучку, что весит не более килограмма, сложнее, чем тяжеленный, вмурованный в стену сейф. 
 Щелкнули замочки, и глазам моим предстали два матовых шарика размером с кулак. 
 – Это – сканеры, – пояснил профессор. – Принцип их действия, хм-хм, вам знать необязательно. Важно то, что они имеют автономные источники энергии, покрытие из активного пластика, излучение их безвредно для человеческого организма. Вес каждого – двести граммов, крепления позволяют установить их на стандартном защитном шлеме. 
 – А как насчет взаимодействия с моими имплантами? – спросил я. 
 – Исключено, – твердо заявил Зарайский. – Сканеры не могут повлиять на устройства, содержащиеся в вашем организме. И работа имплантов им тоже ничем не помешает и не повредит. Любое взаимодействие исключено. Теперь насчет того, куда вам предстоит отправиться... 
 Маршрут мне загрузили прямо в главный имплант, и я несколько минут потратил на то, чтобы его изучить. 
 Выглядела трасса, честно говоря, странно – от Сюрьевского болота мимо горы Большая Кивика через речку Коваши, вокруг Лубенского озера и обратно на север в сторону собственно Соснового Бора. Но самое главное – она была более-менее проходимой, по крайней мере на момент последнего обновления карт локаций, а прочее меня не интересовало. 
 – Хорошо, – сказал я. – Сроки? 
 – Двое суток начиная с сегодняшнего полудня, – объявил профессор. – Реально? 
 – Вполне, – я улыбнулся. – Я согласен, господа, вам осталось только вручить мне задаток. 
 Сидевший сбоку от меня Сириус облегченно вздохнул – боялся, подлец, что я в последний момент взбрыкну, сделка сорвется, и он не получит посреднические комиссионные. 
 Забрав деньги и сканеры, я поднялся на поверхность и двинулся в лавку Старьевщика. 
 Сегодня моя очередь делать покупки. 
 – Что-то быстро ты объявился, – вместо приветствия заметил торговец. – Приперло, что ли? 
 – Ага, – лаконично отозвался я. – Работа приперла. Так что открывай закрома. 
 Маршрут, по которому мне предстоит пройти, не сильно длинный, не особенно сложный, и одолеть его можно за сутки. Но Пятизонье способно преподнести любой сюрприз, да и не один, так что путешествие имеет шансы затянуться. 
 Да и вообще, к любой ходке нужно готовиться серьезно, если ты, конечно, не хочешь стать жратвой для скоргов. 
 – Стандартный набор? – спросил Старьевщик, давно знающий мои пристрастия. 
 Обоймы для «Шторма», армейские пайки, пара бутылей с водой, зарядка для аптечки, аккумуляторы для инструментов, дополнительный комплект маркеров, прочие запасы – всё, что может пригодиться там, где имеет смысл рассчитывать только на себя. 
 – Вроде всё, – сказал я, расплатившись. – Хотя меня терзают подозрения, что ты что-то забыл. 
 – Что? Таблетку Шульца? – оскалился торговец. 
 – А она у тебя есть? – в притворном ужасе я выпучил глаза. 
 Таблетка эта была легендарным снадобьем, якобы способным без вреда вывести из организма все импланты, сколько бы их там ни было. Этой штуковиной бредили сталкеры, мечтающие избавиться от чужеродных устройств в телах и вернуться к нормальной жизни за Барьером. Я же в ее существование верил примерно так же, как в Атомного Демона, Избранного и Энергетическую Чашу, то бишь в байки, порожденные фантазией обитателей Пятизонья. 
 – Не завезли сегодня, – буркнул Старьевщик. – Завтра зайди. 
 – Как скажешь. – Я кивнул ему, запихал барахло в выданную торговцем сумку и отправился в сторону «Пикника». 
 Топотун, узнав, что я съезжаю, изобразил на физиономии величайшую скорбь, недолго пробывший моим соседом Чингис пожелал мне удачи, но куда и зачем я двигаю, спрашивать не стал. 
 Подобные вопросы среди вольных ходоков считаются, во-первых, неприличными, а во-вторых, нефартовыми. Каждый из нас торит свой путь в одиночку, и чужое внимание к этому пути только притягивает неудачу. Болтуны и у сталкеров, конечно, встречаются, но много реже, чем среди простых людей. 
 Ну а у меня есть и свои, дополнительные мотивы всегда держать язык за зубами. 
 Снарядившись и повесив на себя рюкзак, я отправился к тому КПП, где оставил оружие. Васька Рупор на этот раз засел на вышке, а провожать меня спустился его напарник Леха. 
 – Порядок? – спросил он, когда я проверил состояние выданного мне оружия. 
 – Рыжим море по колено, – ответил я, вешая «Шторм» на шею. – Бывайте, парни, до скорого. 
 Калитка открылась передо мной, и я покинул пределы Обочины. 
 Впереди лежало то, что всякие умники называют «отчужденным пространством», а мы, сталкеры – домом. Квадратные километры населенной биомехами и скоргами пустоши, ядовитой и смертельно опасной. 
 Маску я застегивать не стал, а когда ограда поселка и торчащие над ней вышки скрылись из виду, остановился. Огляделся, задействовав следящие импланты и убедившись, что никто за мной не наблюдает, вытащил из рюкзака матовые кругляши сканеров. 
 Установи я их на шлем еще в гостинице – это вызвало бы любопытство (что за новое оборудование? откуда Лис его взял?), интерес к моей персоне, тот самый, который мне нужен меньше всего в жизни. А тут, где нет лишних глаз, я их аккуратненько поставлю, а на обратном пути, не дойдя до Обочины, точно так же сниму и спокойно сдам хозяевам. 
 На первый взгляд еще разумнее было бы закрепить сканеры прямо в начальной точке маршрута. Но Сосновый Бор – место непредсказуемое, даже по меркам Пятизонья, и там меня может встретить все, что угодно. 
 А тут, на самой окраине локации ЧАЭС, обычно тихо и спокойно... 
 Дружно ожившие импланты сообщили мне, что я могу засунуть слова «обычно» и «спокойно» себе в задницу и что с востока приближается группа довольно шумных и крупных объектов. 
 Носороги – мутировавшие грузовики, они держатся, как правило, стадом и любят наезжать на одиночных сталкеров, причем наезжать в прямом смысле – до летального исхода. 
 – Очень славно, – сказал я, оглядываясь в поисках убежища. – И кто их сюда звал? 
 Потратить боеприпасы на драку с оравой чугунков, с которых ничего не возьмешь, кроме «аккумуляторов» – самое глупое, что можно придумать в моем положении. Куда разумнее спрятаться и переждать, пока эти мощные, но не особо умные биомехи не уберутся прочь. 
 Подвиги – героям, а мне – маленький гешефт и отсутствие повреждений. 
 Схоронился я в неглубоком овражке, куда носороги вряд ли сунутся, и на всякий случай приготовился к бою. Вскоре показался головной биомех – кабина так покрыта наростами и бронелистами, что напоминает металлический кочан капусты, спереди торчат три рога длиной в метр, а позади нечто вроде уродливой клешни – бывший кран-манипулятор. 
 За вожаком проследовали еще три чугунка размерами поменьше. 
 Я помахал замыкающему ручонкой, выбрался из овражка и продолжил манипуляции со шлемом. 
 – Готово, – сказал я, когда мою башку украсили два округлых симметричных нароста. – Теперь, брат Лис, любой встречный сможет честно поинтересоваться у тебя – ты что, женился? 
 Наросты мало напоминали рога, но выглядели не функциональнее пятой ноги. 
 Я вздохнул, нацепил шлем, застегнул маску и двинулся в путь на юг, к Чернобыльской АЭС, рядом с четвертым энергоблоком которой находится «тамбур» – вход в гиперпространственный тоннель. 
 Логично предположить, что от Обочины к нему ведет натоптанная тропа, нечто вроде тракта, но на самом деле это не так. В Пятизонье все слишком быстро трансформируется, и маршрут, еще вчера казавшийся безопасным, сегодня может стать непроходимым. А уж любая пульсация так изменяет местность, что после нее карты ловушек и гнездилищ чугунков можно отправлять на свалку. 
 Я обычно уклоняюсь немного к востоку, чтобы избежать наиболее очевидного и оживленного пути. Шагаю себе потихоньку, никого не трогаю и поглядываю по сторонам – вдруг что интересное нарисуется? 
 До развалин поселка Кулажин я добрался без затруднений, зато на его окраине меня атаковала стая мозгоклюев. Пришлось чуток пострелять, сбить наземь самых крупных тварей и прибавить ходу, чтобы удрать от мелких. 
 Эти создания, способные выводить из строя импланты, обитают в пределах энергетического поля и далеко от него не уходят, поэтому лучшее средство против них – расстояние. 
 Кулажин остался позади, и я почти добрался до места, где на картах обозначено село Михалевка, а на самом деле нет даже руин, когда «подал голос» датчик биологических объектов. 
 – Вот так сюрприз, – сказал я, останавливаясь и пытаясь определить, где же прячутся эти самые объекты и сколько их. 
 В Пятизонье проживает один вид биологических существ – хомо сапиенс сапиенс. 
 Тепловизор ничего не показывал, сонар молчал, и это означало, что сородичи, оказавшиеся на моем пути, маскируются, причем делают это хорошо. А прятаться есть смысл только тому, кто задумал что-то нехорошее – например, прибить меня и завладеть экипировкой. 
 Я подумал, не войти ли в форс-режим, но потом решил, что ну его... 
 Развернулся и двинулся на запад: умный на засаду не пойдет, умный засаду обойдет. 
 Но уйти без боя мне не дали. 
 Едва стало ясно, что я намерен банально удрать, сидевшие в засаде засранцы занервничали. Я уловил негромкое постукивание перекатившихся камушков, сухой щелчок, и поспешно рванул в сторону. Загрохотало, по тому месту, где я только что стоял, хлестнула очередь. 
 Ба, да они вооружены «калашом»! 
 Через мгновение выяснилось, что не только им – несколько импульсных пуль взрыли землю у моих ног, и я понял, что у моих противников имеется еще и «Страйк» – десятизарядный пистолет с подствольным магазином, который используется сталкерами, и мной в том числе, в качестве второго ствола. 
 Судя по оружию, меня сочли подходящей добычей недавно появившиеся в локации новички. 
 – Ну, все, вы меня разозлили, уроды, – пыхтя, я шлепнулся на землю. 
 Начав стрелять, сидевшие в засаде типы демаскировали себя, а главный имплант собрал данные с остальных и выдал мне информацию – тот, что с «калашом», сидит вон там, в груде развалин на месте дома, вооруженный «Страйком» – прячется за пышным автоном цвета бронзы. 
 Есть вроде бы и третий, в яме на окраине виртуального селения, но он почему-то не стреляет. 
 – А раз вы меня разозлили, то я сделаю вам плохо, – продолжил я и пополз прочь. 
 Одолеть метров десять под прикрытием вот этого пригорка, затем в ложбину, пройти по ней до конца. Пара шагов, и я окажусь в тылу у посмевших устроить столь бездарную засаду доходяг. Серьезных имплантов, которые позволят заметить мой маневр, у этих типов быть не должно. 
 Стрельба прекратилась, когда я был уже в ложбине. 
 – Эй, где он!? Ты его видишь? – хриплым, напряженным голосом спросил тот, что прятался в развалинах. 
 – Нет, – гнусаво отозвался второй. – Может быть, готов? Надо проверить. 
 – Я тебе проверю! – воскликнул я, объявляясь у обладателя «Страйка» за спиной. – Бросай оружие! 
 И тут этот парень совершил большую глупость – вместо того чтобы просто выполнить приказ, он попытался резко повернуться. Я нажал спусковой сенсор совершенно автоматически, и башка гнусавого разлетелась на куски. Дергающееся тело упало наземь, хлынула кровь, а я прицелился в хриплого. 
 Этот оказался более умным, а может быть, произвела впечатление моя меткость. 
 – Бросаю... – прошептал он и положил «калаш». 
 – Очень хорошо, – одобрил я. – Сделай пять шагов в сторону, ляг лицом в землю, руки на затылок. Быстро! – Он выполнил приказ, и я повернулся к третьему. – Эй, ты, хватит прятаться! Вылезай, а не то гранату кину! Не пожалею, а от тебя даже пепла не останется! 
 – Он не ответит, – сказал хриплый. – Не может... 
 – А ты молчи! – прикрикнул я на него и осторожно зашагал туда, где прятался третий засранец. 
 Он лежал на дне глубокой ямы, похожей на воронку от снаряда, и был еще жив. Темные глаза смотрели в небо то ли с мольбой, то ли с угрозой, а на месте рта булькало серебристое месиво. 
 Колония скоргов, поразившая его, как-то усваивала кислород, и поэтому ее жертва не умирала, хотя дышать не могла. 
 – Действительно, не сможет. – Я поднял «Шторм» и выпустил одну-единственную пулю. 
 Мягкий шлепок, и все было закончено. 
 – А теперь немного поговорим. – Я развернулся и пошел к хриплому. – Хотя по всем законам Пятизонья я должен пристрелить тебя, как бешеную собаку. А ну встань, отвались мой хвост! 
 Он послушно поднялся, сутулый, совсем молодой: чумазое лицо под шлемом, глаза блестят страхом и злостью. Маски у него то ли вообще не было, то ли потерял в передрягах, а вот боевой костюм выглядел новым. 
 – И на кой черт вы сюда полезли, дураки? – спросил я. – Насмотрелись репортажей Мерлина? И зачем отправились в пустошь на промысел? Думали, здесь легко стать разбойником с большой дороги? Есть много более пристойных и менее рискованных способов устроить свою жизнь в этих местах. 
 – Мы хотели... мы думали, собрать артефакты... потом продать... было четверо, – забормотал он. 
 Я смотрел на него, заикающегося и жалкого, и вспоминал себя, каким я появился в московской локации в январе пятьдесят второго. Я тогда хорошо понимал, что в обычном мире места мне нет, что останься я там еще на месяц, и меня обязательно найдут. И действовал соответствующе, сжигая мосты и готовясь к тому, чтобы выжить в отчужденных пространствах. 
 А эти? Летят сюда, привлеченные ложной романтикой, как мотыльки на пламя свечи, и гибнут... 
 – Хотели они! – буркнул я, опуская ИПП. – Прежде чем хотеть, думать надо! Без скоргофагов и нормального снаряжения тут долго не протянешь. Ладно, я сегодня добрый, так что забирай свою пушку и вали к Обочине. Или уматывай отсюда ко всем чертям, или начинай строить жизнь заново – с нуля, которым ты в данный момент и являешься. Понял? 
 И, оставив чумазого парня ошалело хлопать глазами, я пошел прочь. 
 Я все ждал, что он поднимет «калаш» и попытается выстрелить мне в спину. 
 Но он не выстрелил. 
 К железнодорожному мосту через Припять я добрался без особых проблем. 
 Миновал похожие на термитники бугры, между которыми блестели лужи жидкого металла, увидел реку и три торчащие из нее огромные бетонные опоры. Около них еще пару лет назад соорудили то, что гордо именовалось «переправой», натаскали обломков, бросили мостки, сделали все, чтобы можно было перебраться с берега на берег. 
 Единственная проблема – переправа являлась однополосной, разойтись на ней смогли бы только призраки. 
 – Похоже, чисто, – пробормотал я, оглядев окрестности. – Рискнем, что ли? 
 Отсюда недалеко до тамбура, а в его окрестностях почти всегда оживленно – люди, чугунки, группы сталкеров, шайки биомехов появляются и исчезают, сходятся и расходятся. Поэтому терять тут бдительность нельзя, только зазеваешься, «палачи» из Ордена нафаршируют тебя пулями, или какой-нибудь дракон решит, что пора отведать твоего мясца. 
 Прежде чем вступить на восточный край «переправы», я перешел в форс-режим. 
 Что это такое на самом деле – мне объяснить сложно, так что я им просто пользуюсь безо всяких объяснений. Когда он включается, мои оплавленные импланты – сонар, радары, датчики, вроде бы призванные функционировать отдельно один от другого, объединяются в некую систему. И я начинаю воспринимать мир совершенно не по-человечески – как совокупность неподвижных и движущихся, живых и мертвых, излучающих и неизлучающих объектов. 
 Я будто становлюсь единым огромным глазом и ухом одновременно, неким чудным сложным органом, обращенным во все стороны сразу. Слышу, как растут автоны, выкачивая из земли металл, замечаю, как ползут скорги, вижу то, что в обычном состоянии никогда не разгляжу. 
 Единственный минус – форс-режим жутко утомляет, высасывает энергию, и пользоваться им долго я не могу. 
 В этот раз сил у меня было много, и вход прошел легко. Мир вокруг поплыл, потерял четкость, а затем вернулся, превратился в сферу из вывернутых плоскостей, ярких и темных, шершавых и гладких, холодных и теплых. По ней задвигались «метки» – мельтешащие под поверхностью воды гидроботы, клубящееся в воздухе облако «кислоты», кружащийся у самого горизонта дракон, двое ходоков в руинах поселка Кривая Гора... 
 Но поблизости – ничего и никого опасного. 
 Перебравшись через реку, я отключил форс-режим и минут пятнадцать отдыхал, приходил в себя. Затем огляделся еще разок – не изменилась ли ситуация, и направился в сторону самой знаменитой в мире АЭС. 
 Добрался до развалин бетонного забора, приподнял голову и осторожно выглянул. 
 Вихрь – центральная точка тамбура, да и всей локации, вращался на обычном месте, рядом с грандиозной грудой обломков неподалеку от четвертого реактора. Напоминал он оседлый, пустивший корни столб торнадо средней степени упитанности, и выглядел грандиозно и опасно, как небрежно возлежащий лев. 
 Что это на самом деле такое – большеголовые спорили до сих пор, хотя с момента Катастрофы прошло больше трех лет. Одно было известно точно – с помощью этого вот явления можно мгновенно переноситься на сотни километров. Перебираться из тамбура в тамбур, из Новосибирска в Старую Зону, из Казантипа в Сосновый Бор или в Москву. 
 Около вихря тусовалось несколько рапторов, мутировавших легковых автомобилей, принесенных сюда во время последней пульсации. Похоже, они ждали момента, когда их засосет в гипертоннель и уволочет обратно, на «родину», к широким хайвэям и асфальтированным площадям. 
 Ни того, ни другого в Старой Зоне не встретишь, поэтому рапторам тут неуютно. 
 Они катались туда-сюда, порыкивая моторами, иногда прыгали друг через друга, короче говоря, резвились вовсю. 
 – Вот лахудра, – пробормотал я, досадливо почесывая нос и раздумывая, что делать с этими чугунками. 
 Пройти мимо них незаметно – задача для сильного метаморфа, задурить электронные мозги парочке биомехов и натравить их на сородичей – выход для реального мнемотехника. 
 А что прикажете делать проводнику? 
 Использовать обычные, вполне человеческие хитрости, что по уму и по плечу даже тому, кто вообще лишен имплантов. 
 На такой случай я ношу с собой шумовые гранаты и «ложные цели» – сложные устройства, способные создавать фантомы, не визуальные, а электромагнитные, для чугунков. Плюс где-то в недрах моего рюкзака спрятана обыкновенная рогатка – безотказный и не требующий ресурсов инструмент доставки этих штуковин в выбранную точку пространства. 
 Зарядив рогатку примотанной к гранате «ложной целью», я установил ее таймер на десять секунд. Прицелился и запустил сдвоенный снаряд по высокой траектории прямо за груду обломков. А сам вытащил маркер Соснового Бора, зажал в кулаке и привстал на четвереньки. 
 Если все выгорит, времени у меня будет очень немного. 
 Грохнуло, рапторы дружно взревели моторами, и радары сообщили мне, что «ложная цель» заработала – из-за террикона пошло излучение, характерное для крупного чугунка типа носорога. 
 Выглянув из-за стены, я обнаружил, что биомехи удирают во всю прыть. 
 Активировал маркер и рванул через руины, точно заправский спринтер. Краем глаза заметил, что один из чугунков притормозил, вроде бы начал поворачивать. Но я не обратил на это внимания – мое спасение сейчас в скорости. 
 Приближается рев мотора, вижу несущуюся ко мне смутную тень, сам прыгаю прямо в воронку, и серое мельтешение поглощает меня... 
 Затем прошло несколько мгновений... или лет?.. или тысячелетий?.. меня кружило и мотало, разрывало на части, и каждую из них кипятило в чане с «царской водкой», а затем посыпало солью. 
 Все эти ощущения имели к реальности примерно такое же отношение, как глюки обдолбавшегося торчка. Где на самом деле пребывало мое тело во время путешествия по гипертоннелю, и что с ним происходило – не знал никто. Очевидно было одно – болезненные, неприятные чувства во время переноса одолевали каждого сталкера без исключения. 
 Но только у всех они выглядели по-разному. 
 Проморгавшись, я обнаружил, что жив и вроде бы здоров, и стою на узенькой, хоббитам впору, улочке. Взгляд мой уперся в типичную средневековую ратушу – с остроконечной крышей, флюгером и даже часами. 
 Все понятно, я на месте, в тамбуре Соснового Бора, расположенного на территории детского развлекательного корпуса. Все остальное тоже на месте – вон мрачный силуэт Ленинградской АЭС на юго-западе, глубокие траншеи, громадное кладбище ржавых машин, непонятно почему не оживленных скоргами. 
 И снег – настоящая завеса из колючей, хлещущей по лицу пурги. 
 – Удачно зашел, – пробормотал я, активируя импланты и пытаясь разобраться, нет ли кого рядом. 
 В первый момент после переноса сталкер особенно уязвим. 
 Пусть даже опасных чугунков здесь поменьше, чем в Старой Зоне, зато в Сосновом Бору тьма тьмущая всяких необъяснимых и при этом опасных явлений. Начать хотя бы с той же АЭС, что до сих пор продолжает исправно функционировать и производить энергию. 
 Вдобавок именно тут свили гнездышко последователи Дьякона, одного из самых гнусных маньяков Пятизонья. По слухам, месяц назад, на Рождество, он спалил очередного ученого, объявив его воплощением Антихриста. 
 И, похоже, тем самым переполнил чашу терпения военных, считающих Сосновый Бор своей территорией. 
 Теперь «чистильщики» вовсе озвереют и начнут крошить всех подряд, не разбирая, кто перед ними – вольные ходоки, безумцы из «Пламенного Креста», егеря или бойцы Командора Хантера. 
 Мои импланты засекли прячущегося в развалинах детского городка человека – одного, довольно легко вооруженного, судя по излучению оружия. Скорее всего, «кукушку», кого-то из коллег, что решил слегка подзаработать, наблюдая за тамбуром и окрестностями. 
 Мое появление он наверняка отметил, и вскоре информация о том, что в локации появился одиночный сталкер с круглыми хреновинами на шлеме, окажется у местного приора узловиков. 
 Ну и пусть, с меня не убудет, я с Орденом не враждую. 
 Я вообще ни с кем не враждую. 
 Помахав «кукушке» ручкой, я зашагал на восток, прочь от моря, к начальной точке моего маршрута. Выбравшись из детского городка, запеленговал военный патруль – БРДМ на основе внедорожника «Тигр». Сказав «спасибо» имплантам, я поспешно спрятался обратно в развалины. 
 Ну уж нет, лучше бешеный бронезавр, чем отряд злобных вояк. 
 Серый силуэт БРДМ показался из метели, повернул башенку с пулеметом в мою сторону, но этим все и ограничилось. Броневичок укатил вдаль и скрылся из виду. То ли «чистильщикам» показалось неинтересным связываться с одиноким ходоком, то ли они просто спешили. 
 Оставив окрестности тамбура позади, я решил, что самое время остановиться и перекусить. 
 – Отведаем, что бог послал, – сказал я, устроившись в развалинах садового домика, дававших хоть какую-то защиту от ветра. 
 Бог вполне предсказуемо послал мне армейскую таблетку «Сухпай», вкусом похожую на картон, но зато компактную, легкую и содержащую полный набор веществ, без которых человеческий организм начинает загибаться. Прожевав ее и глотнув немного воды, я некоторое время любовался на снежные клубы, носившиеся над болотами, поднялся и зашагал дальше. 
 Метель бушевала так, что глазами я мог заглянуть метров на двадцать, а отдельные порывы чуть не сбивали меня с ног. Под тяжелыми ботинками хлюпала замешанная на снегу грязь, а мир вокруг напоминал пустой стакан из-под кефира. 
 Почти час я потратил на то, чтобы обойти Лабиринт Коваши, еще одну местную аномалию, непонятным образом перемещавшуюся по берегам одноименной речки. 
 Это громадное скопление автонов имеет вход и выход, и от одного до другого вроде бы даже можно пройти. Сталкеры болтают, что внутри есть шанс отыскать редкие артефакты вроде «Плети», оплавить импланты так же, как в гипертоннеле, и даже избавиться от заражения скоргами. 
 Проверять эти сказки и заходить в Лабиринт я не собирался. 
 Перемахнув через Коваши, я по железнодорожной насыпи добрался до Сюрьевского болота. Тут стало ясно, что начальная точка прочерченного научниками маршрута угодила в заросли автонов, самых обычных, неподвижных. А к югу от нее я засек небольшой участочек земли, воздух над которым еле заметно дрожал. 
 – Вот тебе и привет, – сказал я, сканируя аномалию в разных диапазонах. – «Зов Бездны»? 
 Ловушка, окрещенная столь поэтично, встречается нечасто, но и заметить ее довольно трудно, поскольку она не проявляет себя какими-либо внешними эффектами. Попавший в зону ее влияния человек начинает галлюцинировать, слышит голоса, испытывает всякие безумные желания типа «всех убью, один останусь». 
 Спасти такого бедолагу можно, если сразу схватить его и покрепче связать. 
 Через несколько часов наваждение развеется, пострадавший придет в себя и сам будет удивлен, когда ему расскажут обо всем, что он вытворял. 
 – Зов Бездны, – повторил я, раздумывая, как бы обойти эту штуковину. – Придется вносить коррекцию. 
 Думаю, что большеголовые не обидятся, если я начну маршрут немножко в стороне. А если их приборы засекут аномалию и запишут ее параметры, то тем лучше – у меня будет оправдание. 
 Я пообщался с главным имплантом, последний раз уточняя параметры трассы, и пошел на юг. 
 
 
 
 Глава 3 
 Призрачный вихрь 
 
 7–8 февраля 
 Метель выла, точно хор безумцев, снежные вихри танцевали вокруг меня, как призраки. 
 – Не думай о секундах свысока, – напевал я, меряя шагами пространство локации. – Наступит время, сам поймешь, наверное. Свистят они, как пули у виска, мгновения, мгновения, мгновения... И чего этим научным засранцам здесь понадобилось? Тоска же смертная. 
 Шел я довольно долго, из интересного видел дохлого дракона, нашедшего гибель в схватке с военными или каким-то другим чугунком и пока еще не восстановившегося. Смутно различимый пейзаж вокруг меня навевал зевоту и желание немедленно погрузиться в спячку годков эдак на пять – заболоченные низины, редкие кучки автонов. 
 Никакого разнообразия, короче говоря. 
 Лубенское озеро показалось, когда начало темнеть – пологие, совершенно голые берега, серая, покрытая маслянистой пленкой вода, по поверхности которой всегда, даже в безветрие, катятся волны. 
 Эх, взять бы удочку, наживить магнит и посидеть тут часика три, вытаскивая на берег разных гидроботов. Жаль только, что сварить их можно только в доменной печи, а пожарить – на поверхности солнца. 
 Да уж, нашел о чем мечтать... Я хмыкнул и встряхнулся. 
 Я обошел озеро, в соответствии с маршрутом свернул на запад и почти тут же наткнулся на «Чертову топь». Тепловизоры показали, что участок земли площадью примерно метров в десять куда теплее, чем его окрестности. 
 Снег тут лежал, но выглядел слегка подтаявшим. 
 – Занятное дело, – пробормотал я, раздумывая, что аномалия, любящая асфальтовые покрытия, делает среди болот. 
 Обойдя ее и поднявшись на холм, я обнаружил за ним целую группу ловушек – три пятна «Магнита» в ряд, а за ними – «Электрогейзер». Почуяв меня, он начал выбрасывать пучки голубовато-белых молний, светящиеся разряды с шипением побежали во все стороны. 
 – А это еще занятнее, – сказал я. 
 В «Магните», колонии нанитов, с помощью сильнейшего магнитного поля притягивающей железо, нет ничего необычного, но дело в том, что собираться толпой им смысла нет. А вот «Электрогейзер» – штука более редкая и крайне опасная, напряжения в нем хватит, чтобы прикончить целый отряд сталкеров или расплавить чугунка вроде раптора. 
 Такое скопление ловушек намекает на то, что под землей тут прячется не отмеченное на картах энергетическое поле. Но если бы это было так, то здесь толпились бы биомехи, летали мозгоклюи, в общем, царило бы жуткое веселье. 
 Да и признаков энергетического поля мои импланты не ощущали. 
 – Все страньше и страньше, все чудесатее и чудесатее, – сказал я и первый раз серьезно отклонился от начертанного большеголовыми маршрута. – Провалиться мне на этом месте, если я чего понимаю. 
 Чтобы обойти «Магниты» и «Электрогейзер», пришлось спуститься в недлинный, но узкий овраг. Я прошел по нему с десяток метров, и тут сонар и датчик движения взвыли одновременно. 
 Нечто почти бесшумное, невидимое выдвигалось снизу, из-под снега. 
 Вместо того чтобы начать стрелять или обратиться в бегство, я отвернулся, закрыл глаза, да еще и положил на них ладони. В спину пахнуло мягким теплом, донеслось потрескивание, под веки проникли голубоватые отсветы. 
 Так и есть, «Голубой огонек» – крайне опасная дрянь, взглянув на которую, превращаешься в некое подобие автомата. Это не «Зов Бездны», что сводит тебя с ума, эта ловушка программирует жертву на определенные действия. Внешне ее поведение может выглядеть разумным, но на самом деле рассудка и собственной воли в таком человеке не остается. 
 Он может просто кинуться на соратников, если идет в команде, или добраться до ближайшей группы сородичей и атаковать их. Может перебраться в другую локацию, некоторое время провести в нормальном состоянии и только затем свихнуться. 
 Помню я, год назад сталкер по кличке Морж вернулся с ходки необычайно молчаливым. И на второй день пребывания на Обочине бросился на Кали, а когда его скрутили, взорвался. Тело его оказалось напичкано крохотными колониями скоргов, и их разбрызгало во все стороны. 
 Да, тогда заразились многие, у мнемотехников было полно работы, даже из Ордена подмогу вызывали... 
 Откуда появляются «Голубые огоньки» и кто пишет транслируемые ими программы, доподлинно известно не было. Болтали о психотронном излучении, о возникших в Пятизонье паразитических наноорганизмах, поражающих мозг. 
 Ну а я, как практик, знал одно – если отвернуться в первый момент и не поддаться его зову, все будет нормально. 
 Потрескивание за моей спиной звучало уютно, хотелось повернуться и посмотреть, что издает этот звук. Голубоватые отсветы помаргивали, словно норовили пробраться под веки, залезть в мозг. 
 Но я стоял, как скала. 
 И только когда потрескивание сменилось разочарованным шуршанием, а затем и вовсе затихло, я отнял руки от глаз. 
 – Поднимите мне веки, типа того, – сказал я, очень осторожно поворачиваясь. 
 Никаких следов «Голубой огонек» не оставил, но вынудил меня окончательно поверить в то, что я нахожусь в странном месте, где ловушки встречаются много чаще, чем им положено. Хотя, если разобраться, то весь Сосновый Бор – особенное пространство, именно на него приходится три четверти необычных, даже по меркам Пятизонья, происшествий. 
 Дальше я двигался, удвоив бдительность, внимательно сканируя пространство вокруг себя. 
 Начало темнеть, когда я вышел к останкам бронезавра – давно запеленгованный мной чугунок выглядел, словно банка консервов, вскрытая с помощью топора, а затем брошенная в костер; торчали зубцы и заусенцы закопченного металла, из развороченного чрева тянуло гарью и жженым пластиком. 
 Что могло так изуродовать могучего биомеха, я не представлял. 
 Судя по тому, что внутри железной туши не наблюдалось движения, его собственные скорги-симбионты погибли, а дикие, обитающие в Сосновом Бору, сюда еще не добрались. 
 – О поле, поле, кто ж тебя усеял мертвыми костями? – вопросил я, оглядывая окрестности. 
 Радар показал, что к югу торчат еще два холмика из металла – скорее всего, такие же раскромсанные бронезавры. А вот на северо-западе я заметил нечто расплывчатое, мерцающее, то появляющееся, то исчезающее. 
 И мой маршрут вел прямиком к этой штуковине. 
 Пройдя сотню метров, я остановился – в ложбине меж двух поросших автонами бугров виднелся свет, не оранжево-багровый, какой дает пламя костра, не холодный электрический и не агрессивное свечение «Голубого огонька», а какой-то призрачный, колышущийся, будто живой. 
 Мне пришла в голову мысль о громадном цветке с лепестками из огня, что покачивается на ветру. 
 – Неужели глюки? – спросил я, хмурясь, поправил «Шторм» и двинулся дальше. 
 Я не я буду, если не гляну, что там такое – ну, хотя бы одним глазком. 
 Когда ложбина открылась полностью, я вновь замер – поднимаясь над снегом метра на три, выбрасывая в стороны искры, медленно вращался полупрозрачный вихрь из серебристо-синего света, очень похожий на торнадо, которые отмечают входы в гиперпространственные тоннели. 
 Он и вправду колыхался, немножко плавал из стороны в сторону, и при взгляде на него перед глазами начинало двоиться. 
 – И что это за фигня такая? – вопросил я, отводя взгляд и анализируя поступающие с имплантов данные. 
 Увы, но на этот раз ничего определенного выяснить не удалось – слабые и нерегулярные всплески электромагнитного излучения, отмеченные еще издалека, и на этом – всё. 
 Никакого тепла, никакой жизни, только свет. 
 Главный принцип выживания в Пятизонье звучит так – увидел нечто непонятное, побыстрее делай ноги. Те рисковые парни, что ему не следуют, обычно не могут похвастаться длинной биографией. 
 Сколько их было? И сколько еще будет... 
 Но тут я сам почему-то задержался – то ли слишком красивым показалось необычное явление, то ли эта дрянь как-то повлияла на мозг, заставила меня расслабиться и забыть об опасности. Даже сделал несколько шагов к светящемуся вихрю, ощутил идущее от него теплое дуновение, подумал о том, что всё, пора драпать отсюда ко всем чертям. 
 А в следующий момент призрачный свет плясал и вокруг, и внутри меня. 
 Меня бросало и кидало на переливающихся струях, и это было одновременно приятно и мерзко, и еще напоминало те ощущения, что испытываешь, проходя через гипертоннель. Только здесь я никуда не перемещался, почему-то сохранял сознание и даже мог видеть, что происходило вокруг – снежинки, летящие сверху, с темного неба, отсветы на сугробах. 
 И пляшущую на них тень... мою тень? 
 Вихрь выплюнул меня небрежно, как ребенок косточку от вишни. Я не удержался на ногах и плюхнулся задницей в сугроб. Свет исчез, погас без следа, точно его не было. Зато на том месте, где он только что горел, появилась мужская фигура. Некто высокий, тощий сделал шаг, и под его ногами заскрипел снег. 
 – Эй, ты кто?! – воскликнул я, вскидывая «Шторм». 
 Как бы паршиво я себя ни чувствовал и что бы со мной ни творилось, я всегда помню, что человек, которого ты встречаешь в Пятизонье, с вероятностью примерно в девяносто процентов – враг. 
 – Ты кто?.. – отозвался незнакомец неуверенно, хрипло, словно давно не разговаривал. 
 Я моргнул, подстраивая глазные импланты, и в следующий момент решил, что схожу с ума. 
 Ко мне медленно шагал совершенно голый, жилистый мужик, на правом плече его серебрилась паутинка нанозаразы. На щеке выделялся небольшой шрам, нос походил на таран греческой триремы, вихрами торчали густые волосы. 
 И я готов был поклясться, хотя и не мог этого различить, что они ярко-рыжие. 
 Ведь это лицо я на протяжении многих лет видел каждый день. 
 В зеркале. 
 – Твою мать... – протянул я, понимая, что имею дело с галлюцинацией, и вскакивая на ноги. – Эта светящаяся хрень мне что, мозги свернула? Неужели какая-то новая ловушка? 
 Сосновый Бор всегда был богат на сюрпризы, тут впервые появилась «Снежная вата», здесь чаще всего отыскивают «Лженакопители». Поэтому нет ничего удивительного, что очередная аномалия, пока не имеющая даже названия, впервые показала себя здесь. Грустно только, что для стартовой «демонстрации» она избрала мою более чем скромную персону. 
 – ...новая ловушка, – повторил мои слова голый мужик, а в следующий момент оказался рядом. 
 Я узнал любимый атакующий подход слишком поздно, поскольку до сих пор ни разу не видел его в своем исполнении. А в следующий миг я смог оценить силу собственного удара – тяжелый кулак врезался мне в висок. Перед глазами все поплыло, а ноги ослабели и подогнулись. 
 «Ни хрена себе галлюцинация», – подумал я, пытаясь уклониться от повторной атаки. 
 Не вышло – этот гад хорошо знал, как именно я буду уворачиваться, и бил на опережение. Меня мотнуло, бросило в снег, я ощутил холодное прикосновение к щеке, и затем сознание отключилось. 
 Выплывать из темной мягкой бездны не хотелось, там было тепло и уютно. 
 Зато за ее пределами, куда меня неумолимо тянуло, царил свирепый, клюющий холод. И все же мне надо было туда – это я чувствовал всем существом, и сердцем, и мозгами, и пятками. 
 Совершив усилие, я разорвал черную пелену и обнаружил, что лежу на снегу. 
 Необычайная легкость во всем теле дала понять, что я остался без боевого костюма, шлема, оружия, груза и даже ботинок. Возникший из светящегося вихря двойник, или скорее дубль, заехал мне по морде, забрал имущество и оставил меня подыхать. 
 И все это случилось посреди холодной зимней ночи, под пологом метели, чуть ли не в центре локации! 
 – Рыжим море по колено, – просипел я, пытаясь встать и морщась от боли в висках. – Или в этот раз – нет? 
 Судя по всему, мне «повезло» развенчать одну из легенд Пятизонья. 
 На Обочине и в прочих сталкерских тусовках давно ходили слухи про «Мультипликатор» – некую ловушку, которая сотворяет угодившему в нее человеку идеальную копию. Слухи ходили, но я за три года, проведенных в странствиях по локациям, ни разу не встречал человека, видевшего «Мультипликатор» воочию, и тем более – того, кто от него пострадал. 
 И до сегодняшней ночи я полагал, что это всего лишь байка, вроде «двадцати суперсталкеров». 
 – И зря считал, – сказал я, утвердившись, наконец, на дрожащих конечностях. – Вот урод! 
 Так нехорошо я поименовал, конечно, не себя, а дубля, некстати оказавшегося у меня на пути. Хотя его тоже можно понять – если твоя главная задача состоит в том, чтобы выжить, ты и сам на себя нападешь. 
 Кстати... насчет выжить... 
 Если не предпринять экстренных мер, то меня прикончит самый обыкновенный холод. На мне остался только комбинезон, который порой называют «поддоспешником», и греет он не особенно. А уж носки – вообще не лучшая обувь для того, чтобы идти по неглубоким, но все же сугробам. 
 – А это означает... – Я огляделся. – Что надо топать туда, где можно раздобыть одежду и обувь. 
 Вариант первый – в церковь Неопалимая Купина, где свил гнездышко Дьякон и его парни из «Пламенного Креста». Они, конечно, очень любят чужаков-грешников и не пожалеют тепла, чтобы меня обогреть. Да только в процессе обогрева, скорее всего, сожгут мою грешную тушку на очистительном костре. 
 Нет, для этого я еще недостаточно замерз. 
 Вариант второй – к окраине локации, в надежде наткнуться на военный патруль. «Чистильщики», увидев сталкера без оружия и одежды, будут долго смеяться и даже, наверное, не сразу меня пристрелят. А вот захотят они помогать мне или нет – вопрос сложный. 
 Все зависит от того, какое настроение будет у их командира. 
 Вариант третий – к торговцу по прозвищу Упырь, обитающему в развалинах неподалеку от тамбура. Он, конечно, скорее удавится, чем сделает что-то бесплатно, но зато в надежде на будущую выгоду пойдет на всё. 
 Кроме того, он меня знает. 
 Так что нужно всего-то пройти десяток километров через напичканную ловушками, скоргами и биомехами территорию, имея из оружия только кулаки, зубы и мозги. 
 – Ну что, брат Лис? – сказал я уныло. – Двигай, что ли... 
 На первом же шагу на меня навалилось головокружение, показалось, что я не иду, а ползу по оврагу, а сверху, над склоном, что-то ревет и лязгает. Громыхнул взрыв, и я услышал его одновременно и рядом, в десятке метров, и далеко – где-то на западе, около морского побережья. 
 Глюк пропал, и я оказался там же, где и был, южнее Лубенского озера. 
 Встряхнувшись, я быстренько проверил функциональность имплантов, начиная с главного и заканчивая сонаром, после чего решительно затопал в сторону тамбура и обиталища Упыря. 
 Идти было не то чтобы некомфортно, а просто тяжело – под ногами хрустел снег, порывы ветра заставляли меня вздрагивать. Конечности леденели, в груди посвистывало, снег залеплял глаза, а метель, как мне казалось, издевательски гудела в уши. 
 Будь я обычным человеком, с более-менее стандартным набором имплантов, воспаление легких одолело бы меня через полчаса такой прогулки и быстренько свело бы в могилу. Но вживленная в мое тело «машинерия» позволяла не только видеть дальше и чувствовать больше, чем положено биологическим существам, а еще и переносить непредставимые для наших предков нагрузки. 
 Я, конечно, замерз, причем довольно быстро, но вместо того, чтобы поддаться желанию зарыться в сугроб и уснуть, только озлился на себя и добавил ходу. Нет, ребята, я сначала догоню явившегося из «Мультипликатора» дубля, как следует навешаю ему по шее и только затем сдохну. 
 Силы вытекали из тела быстрее, чем вода из дырявого чана, меня трясло и колотило. 
 – Степь да степь кругом, путь далек лежит, в той степи глухой замерзал ямщик, – в такт шагам напевал я строку из старой песни, все пытался вспомнить вторую и никак не мог. 
 Задубевший и полудохлый, я едва не влетел в «Кислоту» – ловушку в виде облака кислотной взвеси. Заметить такую сложно и днем, особенно если выпустившие ее наниты сделали это давно. Оказавшись же внутри без маски и одежды, ты обречен на медленную и мучительную смерть. 
 Затормозил я в последний момент, повернулся, чтобы обойти аномалию, оставил ее позади и выбрался на дорогу, ведущую из Соснового Бора на юго-восток. Не успел обрадоваться тому, что под ногами теперь твердая поверхность, как навалилось головокружение, и я упал. 
 Пролежал вроде бы недолго, но когда поднялся, обнаружил, что прямо на меня через метель катит стая бульдопитеков – чугунков, мутировавших из строительной техники. До них оставалось еще около километра, да и обычно эти биомехи на людей не нападают, но если сталкер окажется у них на пути, то его расплющат просто так, безо всякого злого умысла. 
 – Надо бы убраться с дороги... – прохрипел я. 
 Мне нужно было одолеть с десяток метров, сползти на обочину. 
 В нормальной ситуации – плевая задача, но сейчас я даже стоял с трудом. 
 Я зарычал, несколько раз сжал и разжал кулаки, а затем заставил себя подняться. Покачнулся, но устоял и сдвинул с места тяжелую и мертвую правую ногу. За ней – левую. На первом шаге едва не упал, затем чуть не задохнулся от резкой боли в груди, но все же пошел. 
 Импланты позволяли мне отслеживать продвижение чугунков без помощи глаз. Бульдопитеки катили неспешно, впереди два огромных бульдозера, за ними похожий на жирафа кран на гусеничной платформе, а в арьергарде – четыре небольших трактора с отвалом. 
 Осталось пятьсот метров, они спускаются в ложбину... 
 Двести пятьдесят – меня засекли, и пока я еще у них на пути... 
 Пятьдесят – я напрягаю последние силы, кашляю, как мне кажется, кровью, и падаю на обочину. Рывком поворачиваюсь на спину и вижу, как широкая гусеница давит снег метрах в трех от меня. Грохот и лязг обрушиваются подобно волне, я почти ощущаю взгляды биомехов, холодно-равнодушные, не враждебные. 
 – Эх, гранаты на вас нет... – просипел я, думая, что на этот раз все же выбрался из лап смерти. 
 Железные твари проследовали мимо, а я поднялся и побрел в ту сторону, откуда они явились. Повторно свалился метров через пятьсот, а затем шлепнулся и в третий раз – похоже, начал сбоить главный имплант. То ли ему повредило нахождение в «Мультипликаторе», то ли удар по виску оказался слишком сильным. 
 Я падал и вставал, но упорно шел, не обращая внимания на то, что перестал чувствовать руки и ноги. Автоматически реагировал на показания имплантов и боялся только одного – сбиться с дороги, убрести не туда. 
 Промахнись я мимо тамбура, то ушагаю хрен знает куда и там, скорее всего, сгину. 
 Во время очередного просветления обнаружил, что впереди торчит знакомая ратуша детского городка, а это означает, что я почти на месте. Что нужно добраться вон до того густо заросшего автонами оврага и по нему одолеть пятьсот с небольшим метров до бункера Упыря. 
 На этом отрезке шлепнулся еще раз. 
 Из тьмы возникла металлокерамическая дверь с нарисованным на ней Кандальным узлом – знаком того, что торговец находится под покровительством Ордена. Я привалился к ней и принялся нащупывать размещенную на стене крохотную панель коммуникатора с кнопкой вызова. 
 Понятно, что сейчас ночь, что Упырь скорее всего спит... 
 Но я же не могу ждать до утра? 
 Кнопку я нажал только со второй попытки, во время первой замерзшие пальцы не послушались. Прошло несколько секунд, показавшихся мне годом, и коммуникатор породил хриплый и мрачный голос. 
 – Чего надо? – спросил он. 
 – От-открывай, – выдавил я, пытаясь справиться с трясущейся челюстью. – Это Лис... 
 – Какой Лис? – спросил Упырь. – Он на Обочине должен быть. Ходят тут всякие, спать мешают. Сейчас как нажму сенсор, и огнемет заработает, останется от тебя только пепел... 
 – Не по рыбе кит, а по киту рыба, – выудил я из глубин памяти кодовую фразу. – Пу-пускай! 
 Фразу эту старый торговец устанавливал сам и менял раз в неделю, сбрасывая через М-сеть тем из сталкеров, кому доверял. А доверием его пользовались только испытанные, давно знакомые Упырю люди, или те, кого лично рекомендовали такие знакомые. 
 – Так бы сразу и сказал. – Голос барыги, что в прошлом отзывался на Федора Тимофеевича и был хирургом местной больницы, слегка подобрел. – Заходи, гостем будешь. 
 Дверь щелкнула, я ввалился в слабо освещенный коридор и, пройдя его, очутился в небольшой комнатке, которую хозяин именовал «карантином». Упырь оказался тут, сидел в обычной позе за столом, прятал одну руку под ним, а во второй держал блестящий термос. 
 Судя по запаху, пил он кофе. 
 Увидев меня, мокрого и по сталкерским меркам голого, Федор Тимофеевич выпучил глаза. 
 – Ты чего это?! Совсем рехнулся, придурок?! – воскликнул он. – Что тебе надо? 
 Внешне Упырь не очень привлекателен – старый, сгорбленный, да и носит всегда какие-то грязные фуфайки. Но зато форма целиком соответствует содержанию – внутри всего этого прячется душонка истинного, прожженного торгаша. Обитателя подвальчика поблизости от тамбура Соснового Бора заботит лишь одна вещь – его собственная чистая прибыль. 
 – Помощи... – ответил я, изо всех сил пытаясь не упасть. – Я заплачу тебе... потом... ты меня знаешь... я свое слово держал всегда... но ведь если умру, то не заплачу? 
 Я почти видел, как в глазах Федора Тимофеевича мелькают циферки. 
 Понятное дело, что сейчас с меня толку, как с козла молока, и что на то, дабы привести меня в форму, придется слегка потратиться. Но, с другой стороны, я славен тем, что честен, и если обещаю заплатить много, то заплачу, если сам не помру, конечно. 
 Так что Упырь оценивал то, что умники называют «инвестиционным риском». 
 – Ладно, – буркнул он наконец. – У меня здесь не богадельня и не больница... и не благотворительный фонд... 
 Но тут уж силы мои закончились, и я благополучно шлепнулся в обморок. 
 
 Очнулся я от боли, терзавшей мое многострадальное тело, и особенно сильной была в руках и ногах. Открыв глаза, понял, что лежу, что надо мной нависает харя Упыря, а еще выше находится грязный потолок. 
 – Ага, очухался, – с чувством глубокого удовлетворения заметил Федор Тимофеевич. – И попробовал бы ты этого не сделать! Я на тебя целую аптечку потратил, свел ее до нуля. 
 Ну, это старый торгаш слегка привирает – чтобы потратить ресурсы портативной аптечки, надо очень сильно постараться, скажем, вытащить с того света бедолагу, у которого обожжено восемьдесят процентов кожи. И делает Упырь это не просто так, а с умыслом, набивает себе цену и заодно растит счет, который мне в конечном итоге выставит. 
 – Ходить-то буду? Ничего не отвалилось? – спросил я. 
 – Вроде ничего, – Упырь захихикал. – Хотя я не все органы смотрел, некоторые мне без интереса. 
 – Надеюсь, – я попытался сесть, и это у меня получилось. 
 Очертания комнаты поплыли перед глазами, исказился силуэт стола, старинного, вроде бы даже деревянного шкафа в углу. Но это безобразие закончилось мгновенно, стоило мне слегка встряхнуть башкой, и все вокруг стало нормальным. 
 Время, если верить часикам встроенного в мой непутевый череп нанокомпа, подходило к пяти утра, и это значит, что без сознания я провалялся больше семи часов – очень, очень долго. 
 – К мнемотехнику тебе надо, – сообщил Федор Тимофеевич тоном изрекающего откровение пророка. – Даже я вижу, что с имплантом твоим главным не все в порядке. И скажи-ка, друг любезный, что с тобой случилось-то? 
 Да уж, ситуация нерядовая – посреди снежной ночи к торговцу является сталкер без оружия и снаряжения. Так что любопытство барыги выглядит естественным. Да только для Упыря любая информация – тот же товар, который к тому же можно продать не одному покупателю. 
 Поэтому и отвечать ему следует осторожно. 
 – Новая ловушка, – сказал я, ничуть не погрешив против истины. – Там, на востоке, к югу от Лубенского озера, а вокруг нее куча известных, и так много, как я, отвались мой хвост, никогда не видел. 
 – Так ты оттуда приперся? 
 – Эх, батя, – я поглядел на торговца с осуждением. – Ты что, русских сказок не помнишь? Сначала накорми-напои добра молодца, а потом вопросы задавай. А то у меня в брюхе урчит. 
 – Вот нахал! – заволновался Федор Тимофеевич. – Добрый молодец выискался! Хрен с бугра ты, а не молодец, и голодранец вдобавок! Тебе тут что, ресторан, лисье отродье? 
 Но язык, как говорится, метет, а карман денег жаждет, и поэтому через пять минут я получил банку древней армейской тушенки, бутылку воды и даже стограммовку водки в пластиковой упаковке. 
 Это, чтобы повысить мою разговорчивость. 
 Употребив съедобную биомассу внутрь и вмазав прозрачного, я обследовал собственный организм – руки и ноги все еще болят, но двигаются, следов обморожения нет, глаза видят, уши слышат, импланты вроде работают, и серьезных сбоев будто бы не имеется. 
 – Ну чего, так и будешь молчать? – напомнил о себе присевший к столу Упырь. – Продолжай! 
 – А чего продолжать? – Я пожал плечами. – В ловушку попал, без всего остался, но видишь, до тебя добрел. Теперь мне снаряжение нужно и оружие, чтобы обратно в дело вернуться и тебе долг отдать. Оденусь, обуюсь и поползу от тебя, солнцем палимый, в смысле, метелью треплимый... 
 На самом деле мне надо добраться до Старой Зоны, где в хорошо замаскированном схроне неподалеку от Обочины лежит моя собранная за многие годы заначка – деньги, чистые н-капсулы, кое-какие артефакты, вот только Федору Тимофеевичу лучше об этом не знать. 
 – Поползет он, – Упырь заволновался сильнее. – Кое-что я для тебя найду, но скажи-ка, друг любезный, чего ты на ночь глядя в ту степь поперся? С чугунками в салки играть? 
 – Работа была, – сказал я честно. – Да только, как видишь, я ее провалил... 
 Сканеры, выданные мне научниками, мой дубль то ли прибрал себе, то ли просто выкинул за ненадобностью. При воспоминании о явившемся из «Мультипликатора» двойнике у меня прямо-таки зачесались ручонки. 
 Ух, я ему устрою кровавую баню, вот только догоню. 
 – Чтоб ты работу провалил, это да. – Федор Тимофеевич покрутил башкой. Поскреб макушку. – Ладно, сиди пока тут и не рыпайся, а не то еще сопрешь что-нибудь, знаю я вашу шкурную породу. А я пойду, проверю свои арсеналы. Глядишь, чего-нибудь и подыщу для тебя. 
 – И маркеры не забудь! – напомнил я, заставив торговца свирепо закряхтеть. 
 Хлопнула дверь, и я остался в комнате один. 
 Правда, проскучать без компании мне пришлось недолго – Упырь вернулся, приволок здоровенный мешок, в котором оказались старые ботинки. Где он собрал это барахло, не знаю, но не сильно удивлюсь, если на развалинах и свалках родного Соснового Бора. 
 – Выбирай, – велел Федор Тимофеевич. – Высший класс, лучше не найдешь, а я за снарягой... 
 Тут уж пришлось мне испепелить торговца гневным взглядом. 
 Из кучи гнилья я выволок неплохо сохранившиеся армейские боты, способные уберечь мои ноги и от холода, и от сюрпризов Пятизонья. Затем натянул тоже военный комбинезон образца сорок пятого года, снятый, судя по заделанным дырам, с трупа, и примерил шлем без маски. 
 – Красавец, – одобрил Упырь, вручая мне автомат Калашникова. – Другого ничего нет. 
 Вот тут он опять, скорее всего, врал и просто зажался. 
 – А патроны? – спросил я, быстренько осмотрев «калаш» и передернув затвор. – Или я должен им вместо дубинки махать? И наностимуляторы помощнее, чтобы мой слабый организм подбодрить! А про маркеры я тебе говорил, и желательно полный комплект! 
 – И маркер Узла в придачу? – осведомился Федор Тимофеевич. 
 – Ну, без него как-нибудь обойдусь. 
 Торговец упомянул легендарный артефакт, открывающий вход в Узел, таинственное место, напичканное чудесами, где пересекаются гипертоннели и обитает Атомный Демон. 
 Узел вроде бы существует на самом деле, это подтверждали и большеголовые, но с моей, практической точки зрения, его наличие или отсутствие не имело вообще никакого значения. Пусть «палачи» в него верят, молитвы возносят и фимиам воскуряют, а мы уж как-нибудь потихонечку, от артефакта к артефакту мимо ловушечек и особо опасных биомехов. 
 Хотя нет, теперь так не выйдет, надо разобраться, куда поперся этот чертов дубль, настичь его и прикончить. 
 Для Пятизонья вполне достаточно одного Лиса. 
 Ругая мою алчность и проклиная свою щедрость, Упырь выдал мне патронов, упаковку стимуляторов, уровня «снос башки», полный набор из пяти маркеров и даже старую пластиковую сумку для хабара, вроде тех, какие используют начинающие сталкеры. 
 «Эх, где мой рюкзак?» – подумал я и ощутил новый прилив злости. 
 Так погано я не был экипирован с того дня, как в январе пятьдесят второго пересек границу московской локации. Правда, тогда во мне находилось куда меньше имплантов, зато в багаже имелась значительная сумма денег. 
 – Теперь расписка, – объявил Федор Тимофеевич, потирая ручонки. – Готов ли ты ее сочинять, друг любезный? 
 – Готов, – мужественно ответил я, а в следующий момент пожалел об этом. 
 Упырь назвал сумму, за которую можно было купить всю его паршивую берлогу с обстановкой, дверью и подвалами. 
 – Ты что, вообще с ума сошел, старый хрен? – вопросил я. – Это откуда такие цены? 
 – Не нравятся? – он оскалил гнилые зубы. – Тогда верни все и ищи другого торговца! 
 – Вот лахудра... – пробормотал я, понимая, что вот тут-то барыга меня уел. 
 Без оружия, обувки и прочего я далеко не уйду, а больше торговых точек в окрестностях не имеется. Кроме того, за ресурсы аптечки и кормежку так или иначе придется платить по проклятым законам капитализма. 
 Уж лучше угодить в пасть к дракону, чем ославить себя в качестве необязательного плательщика. 
 – Давай, подпишу, – сказал я. 
 – Всегда верил в то, что ты разумный человек, – выдав эту фразу, Упырь заулыбался, как его болотный тезка. 
 Финансовые операции мы закончили за пять минут, и после этого я оказался не то что по уши, а по макушку в долгах. Ничего, моей заначки как раз хватит, чтобы их покрыть, а потом я заработаю еще. Только сначала разберусь с негодяем, присвоившим мое снаряжение. 
 – Ладно, бывай, отец, – сказал я, поднимаясь. – Пойду, пожалуй, дела ждать не будут. 
 – Иди, только про долг не забудь. – И Федор Тимофеевич помахал мне ладошкой на прощание. 
 Выбравшись из его бункера, я обнаружил, что метель немножко ослабела, и подогреваемые снизу сугробы начали потихоньку оседать. Огляделся, вздохнул полной грудью, и тут меня вновь посетило то же странное ощущение раздвоенности, что и во время пути к логову Упыря. 
 Один я стоял в заросшем сугробами овраге и собирался двинуться к тамбуру, чтобы потолковать с сидящей там «кукушкой». А второй яростно палил из «Шторма», отбиваясь от наседающих биомехов, и тьма вокруг была полна свиста пуль и грохота разрывов. 
 – Вот лахудра. Что за бред? – пробормотал я, просканировал окрестности с помощью имплантов и зашагал туда, где вертится серый вихрь гипертоннеля. 
 Детский городок встретил меня благостной тишиной и пустотой. Наблюдавший за тамбуром сталкер исчез – похоже, просто решил, что с него достаточно, и отправился по своим делам. И произойти это могло как час назад, так и сразу после моего появления в Сосновом Бору. 
 Стоп... неожиданно пришедшая мысль заставила меня вздрогнуть. 
 С чего я вообще взял, что дубль покинул локацию? Может быть, он бродит по ее просторам, пытаясь понять, кто он такой и где оказался? И насколько он похож на меня внутренне, что у него в душе? Те же мысли и чувства, что и у охотника за артефактами по прозвищу Лис, или иные? И вообще, что он такое, можно ли считать его человеком, или это некая копия? Отражение, возникшее в чудном светящемся зеркале, появившемся в ложбине меж двух бугров? 
 Да, и еще... случайно ли те большеголовые парни из переговорника Славки Тихого отправили меня именно в это место? Или они знали, что я столкнусь с чем-то необычным, рассчитывали на это, но умолчали? 
 – Слишком много вопросов... – сказал я, чувствуя, что мозгу становится тесно в черепе. 
 Так, может быть, в таком разе для начала и обратиться к профессору Зарайскому? Не метаться между локациями, пытаясь найти следы двойника. Честно рассказать, как все было, выслушать ответы. Потом раздраконить заначку, нормально экипироваться и отправиться в погоню за дублем. 
 Забившие тревогу следящие импланты заставили меня отвлечься от размышлений. 
 – Здравствуйте, пожалуйста, – проговорил я, обнаруживая, что из тамбура только что появились четверо людей и что выбросило их кучкой в какой-то полусотне метров от меня. – Вот радость-то... 
 Несмотря на тьму, я разглядел черную экипировку и ярко-оранжевые кресты на рукавах – униформу секты «Пламенный Крест», что имеет резиденцию в церкви Неопалимая Купина. Разглядел и пожалел, что застыл на открытом месте, будто соляной столб – с парнями Дьякона я не в контрах, но они довольно агрессивные подонки и могут напасть просто так. 
 Меня заметили, и четыре ствола повернулись в мою сторону. 
 – Э, привет, – сказал я, понимая, что с «калашом» против трех «карташей» и одной «мегеры» не выстою. – Никого не трогаю, починяю примусы, то есть иду своим путем и вам не мешаю. 
 Праведники замерли на месте, точно пораженные громом, один даже опустил оружие. 
 – Это он? Невозможно! – воскликнул тот, что был выше остальных, с «мегерой» в лапах. 
 – Конечно, – согласился я, и, не дожидаясь, пока мои собеседники придут в себя, рванул в сторону. 
 Мой маневр они проворонили, и заряд «мегеры», способный разорвать в клочья крупного чугунка, лишь сокрушил кусок каменной стены. Пошли в ход «карташи», более мощные, чем мой любимый «Шторм», но зато и куда более тяжелые. Но я, как тот колобок из сказки, и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, да и от зайца, в общем, тоже попытался. 
 Со всех ног мчался в сторону бассейна, в котором находится вход в тамбур, одновременно пытаясь выудить из кармана маркер. 
 – За ним! – проревел один из праведников, и выкормыши Дьякона затопали за мной. 
 Поворот, еще поворот... проклятый камень попал под ногу... с трудом восстанавливаю равновесие... очередь проходит на самой головой... ой-ой, одна пуля, и я без башки... 
 Вот он, пересохший бассейн с фигурками дельфинов на краях, и в нем – серое торнадо. 
 – Есть! – торжествующе завопил я, не удержался, развернулся, показал преследователям средний палец и только после этого одновременно с прыжком в тоннель активировал маркер. 
 
 
 
 Глава 4 
 Горячие встречи 
 
 8 февраля 
 Шлепнувшись на предсказуемо твердые обломки какой-то стены, я несколько мгновений потратил на то, чтобы прийти в себя. А когда пришел, то понял, что сталкер по прозвищу Лис мало того, что рыжий, так еще и непроходимо убогий идиот. 
 Во время бегства от праведников я вытащил из кармана не тот маркер и сейчас находился никак не в Старой Зоне! 
 Я валялся на довольно пологом склоне большущего кратера, среди разнообразных руин, неподалеку лежала поваленная набок пятиэтажка, а на дне преспокойно высились несколько совершенно целых зданий. Судя по всем признакам, это был институт Курчатова, и очутился я, соответственно, в самом центре московской локации, где в данный момент шел бой. 
 Кто и в кого палит, я пока разобраться не смог, но лупили изрядно и боеприпасов не жалели. 
 – Вот уж точно колобок, – сказал я, вспоминая, что после зайца в сказке имелись еще всякие зубастые гурманы. 
 Наконец мои импланты разобрались в происходящем, и главный выдал мне более-менее связную картинку схватки: одна группа бойцов пыталась прорваться к тамбуру, другая ей изо всех сил мешала, а сверху, в вышине кружились несколько драконов, что время от времени принимали участие в драке, выпуская ракету или стреляя из импульсной пушки. 
 Какой у чугунков интерес в столкновении между людьми – непонятно, но бывшие «вертушки» – твари хитрые, наделенные изощренным разумом, и для них это вполне может быть просто развлечением. 
 Опознать, кто с кем сражается, не удалось – униформа у всех была одинаковой, без опознавательных знаков. Уяснив диспозицию, я принялся осматриваться в поисках тихого уголка, где можно отсидеться и переждать. 
 Ага, вот и он... та самая пятиэтажка. Если забраться в нее... 
 Очередная ракета, выпущенная драконом, вошла в склон метрах в ста от меня, и земля дрогнула. Огненный шар разрыва оказался на удивление маленьким, и я понял, что винтокрылые биомехи и вправду дурачатся. 
 При желании они уничтожили бы всех, находящихся в кратере, в считанные минуты. 
 – Нет, это не для меня, – пропыхтел я и пополз в сторону пятиэтажки. 
 Микропульсация тоннеля, сопровождавшая мой приход, в горячке боя оказалась никем не замеченной, да и выбросило меня чуть в стороне от поля сражения, так что если мне немного повезет... 
 Траекторию марш-ползка до укрытия я наметил самую короткую, с парой рискованных участков. Первый одолел спокойно, зато когда добрался до второго, по камням защелкали пули. Кто-то из сражающихся заметил новое действующее лицо и решил вывести его из игры. 
 Я пережил пару неприятных мгновений, особенно когда неподалеку взорвалась граната и пришлось вжиматься моськой в землю. Но ничего, руины уберегли мою задницу от неприятностей, а через пару минут я уже влез в выбитое окно и очутился внутри здания. 
 И вот тут-то удача от меня отвернулась. 
 – Не двигайся! – велели мне низким, искаженным голосом, и я осознал, что груда хлама у стены – лежащий человек. 
 Импланты помогли определить, что он в боевом костюме, вооружен «карташом» и целится в меня. Очень жаль, что я не задействовал их немного ранее, когда выбирал точку проникновения. 
 – Не двигаюсь, – сказал я. – И могу уйти. 
 – Не держи меня... за идиота... – говорил он медленно, с усилием. – Я тебя не знаю... и значит, ты из их отряда... 
 И вот тут вся злость, скопившаяся в моем организме за эту мерзкую ночь, выплеснулась наружу. 
 – Из отряда!? – заорал я так, что наверняка даже драконы услышали мой вопль. – Да плевать мне на ваши чертовы разборки! Хоть вы тут все друг друга перестреляйте! Можешь убить меня, козел, да только мне плевать! Чтоб тебя скорги в задницу отымели, чтоб... 
 Я осекся, поскольку незнакомец совершенно неожиданно засмеялся. 
 Смех, правда, быстро оборвался, а так и не выпущенный из руки «карташ» брякнулся об пол. Голова в шлеме откинулась назад, отстегнутая маска свесилась до земли – похоже, этот парень потерял сознание. 
 Что могу сказать? Крайне вовремя, чтобы я мог спокойно смыться. 
 Но тут я неожиданно для себя самого шагнул вперед, причем совершенно не для того, чтобы добить чувака с «карташом», забрать его оружие, боеприпасы и все ценное. О том, что можно поступить так, я в этот момент даже не подумал, и вовсе не потому что могу похвастать высокой моралью. 
 Если и были в Пятизонье типы с высокой моралью, то давно сдохли. 
 Нет, просто я умею быть благодарным, а этот парень не выстрелил в меня сразу же, в первый момент, хотя имел такую возможность. Но он начал разговаривать, хотя в неписаных правилах выживания четко сказано – жми спусковой сенсор, и будет тебе счастье! 
 – Ну и идиот же я? – сказал я, снимая с незнакомца шлем. – Сначала не удрал от аномалии, теперь с ним связываюсь. И ради чего? Что я, добрый дядя Механик или сам Шаман? 
 Парень с «карташом» был примерно моих лет, круглолиц и выбрит наголо, а над каждой бровью у него обнаружилось по глубокой ямке – след плохо проведенной кустарной имплантации. Рана, благодаря которой на полу имелась лужа крови, находилась в животе, чуть в стороне от печени, и метаболические импланты боролись за жизнь хозяина, но им явно не хватало сил. 
 Аптечки у меня не было, зато имелись наностимуляторы, уровня «снос башки». 
 Эта штука имела хождение в локациях, но за пределами Барьеров была запрещена из-за того, что ее применение частенько приводило к непредсказуемым последствиям типа заражения дикими скоргами. Чем набивают эти пластиковые трубочки в лабораториях Академзоны и Обочины, тамошние искусники-мнемотехники не очень распространялись, но одно было ясно – они способны убить живого и поднять на ноги полумертвого. 
 Тут уж как повезет – либо то, либо это. 
 – Добрый доктор Айболит, он под деревом сидит, – забормотал я, вытаскивая из сумки упаковку стимуляторов, – приходи к нему лечиться и корова, и волчица, и дракон, и бронезавр... 
 С хрустом отломил колпачок, поднес трубочку к шее раненого. 
 И тут понял, что ствол «карташа» упирается мне в бок, а его хозяин смотрит на меня. 
 – Ты... что... делаешь? – спросил он. 
 – Добить тебя хочу, – огрызнулся я. – А потом разделать и съесть, чтобы спокойно тут переждать, пока там снаружи ваши с невашими разбираются! Больно уж у них дело хорошо пошло! 
 Он скосил глаза и удивленно нахмурился. 
 – Почему? 
 – Сам не знаю, – честно ответил я. – Чувствую себя идиотом, а делаю... и не мешай вообще, лежи без сознания! 
 – Синдбад, – сказал он, и «карташ» был отведен в сторону. 
 – Лис, – представился я. – А теперь терпи, дружище, «снос башки» – это вам не укол витаминов... 
 Наниты из трубочки стимулятора пошли в кровь, и мой новый знакомый вздрогнул, забился в судороге. Лицо его исказилось, глаза выпучились, и он вновь потерял сознание. 
 – Ну, так-то лучше, – заключил я. – Синдбад, Синдбад... нет, не помню такого. 
 Это меж вольных ходоков я знаю многих, а вот среди боевиков многочисленных банд и группировок, которых полно в московской локации, знакомств почти не имею. Зачем? Деловых интересов с ними у меня нет, причин враждовать тоже – Пятизонье велико и обильно, артефактов хватит на всех, как-нибудь разойдемся, не особенно толкаясь локтями. 
 – Ты лежи пока, – сказал я. – А я гляну, что там снаружи творится. 
 Взрывы ракет прекратились, и драконы, если судить по этому, перестали участвовать в забаве. Но людей, продолжавших убийство себе подобных, это не остановило – стрельба и разрывы гранат продолжались. 
 Я подобрался к окну и осторожно выглянул наружу. 
 Несколько секунд активной работы всех имплантов, и главный выдал резюме: группа, что пыталась пробиться к тамбуру, почти полностью уничтожена, от нее остались три человека, из них двое – ранены, и срок их жизни оценивался приблизительно в минуту-минуту двадцать секунд. 
 «Интересно, к какому лагерю принадлежит этот лысый тип?» – подумал я, оглянувшись на Синдбада. 
 Если к победителям, то минут через пять, когда адреналин уйдет из крови сражавшихся, самое время мне выбраться наружу и привлечь к себе внимание. За то, что помог одному из их раненых, мне наверняка позволят уйти живым, а то еще и поделятся трофеями – патронами, оружием. 
 Если же к побежденным, то лучше мне не высовываться... 
 – Уж лучше я тихо посижу, – пробормотал я, когда плазменная граната обратила в пепел двух последних бойцов из проигравшей команды. – Как там предки говорили – береженого бог бережет? 
 Как следует порадоваться победителям не удалось. 
 Едва они стали выбираться из укрытий, как началась пальба с запада, со стороны улицы Максимова. Импланты подсказали мне, что оттуда приближается компания из полутора десятков колесных и паукообразных ботов. Засверкали красным попадавшие в тучи пыли лучи армганов, захрустели под колесами обломки. 
 Пара команд, перегруппировка, и отряд победивших сталкеров в полном порядке начал отступать на восток. Боты потянулись за ними, и один пробежал неподалеку от нашего убежища – плоский механический краб на шести лапах. 
 Несколько двигавшихся в арьергарде чугунков деловито обследовали склоны кратера. Самым натуральным образом обшмонали трупы погибших и утащили все найденное при них оружие. Стрельба постепенно отдалилась, и в кратере вокруг Курчатника стало тихо. 
 – Неужели небольшой антракт? – спросил я себя. – Можно отправиться к тамбуру? 
 И оставить того, кого ты только что пытался спасти, одного и без сознания? 
 Нет, как-то это нехорошо. 
 Лучше дождаться, пока Синдбад очнется, убедиться, что он может ходить и стрелять, и только затем с чистой совестью продолжить путь к Обочине, где меня ждут двое научников. 
 Очухался он только часа через два, когда над Москвой начало светать. 
 Я за это время успел покопаться у нового знакомого в грузе, сожрать найденную там упаковку «Сухпая» и даже подремать – немножко, вполглаза, не отключая импланты и не выпуская из рук оружия. 
 – Доброе утро, – сказал я, когда он открыл глаза. – Ну что, как больной себя чувствует? 
 – Неплохо. – Синдбад сделал паузу, наверняка вслушиваясь в собственные ощущения, а потом сел. Выпустил из руки «карташ», и тут я увидел, что кончики его пальцев – боевые импланты-генераторы. 
 А это значит, что передо мной – боец-энергик, способный метать «шаровухи». 
 – Приятно слышать, не зря старался, – буркнул я. – Кстати, игра, во время которой я тут оказался, закончилась победой защищавшейся стороны. Что, будешь радоваться или горевать? 
 Синдбад сжал кулаки, лицо его потемнело, а глаза блеснули гневом. 
 – Проклятые ублюдки, – прошептал он. – Они привели себе на помощь драконов! Если бы не это, мы прорвались бы и ушли! Никто не смог бы нас остановить, не то что эти жалкие... 
 – Привели драконов? – я хмыкнул. – У тебя не бред? 
 – Нет, язви меня джинн! – это Синдбад почти прокричал. – У них в команде нет сильных мнемотехников, но они как-то договорились с тварями техноса, обитающими в Серебряном Бору! Представляешь? 
 – Нет, – честно сказал я. 
 Да, мнемотехники могут подчинять биомехов и даже скоргов, и в то, что опытный умелец способен на какое-то время сковать волю одного дракона, я готов поверить. Но в то, что эти монстры идут на переговоры, что с ними можно просто общаться, заключать соглашения – никогда. 
 Они – другие, совсем чужие для нас, хотя изначально были созданы нашими руками. 
 – Но это все не важно, – продолжил я. – Ты в состоянии постоять за себя? 
 – В общем, да... – Он смешно сложил губы трубочкой. – Идти, стрелять, даже бежать – смогу... 
 – Ну, тогда я смело оставляю тебя одного, а сам топаю по своим делам. – Я улыбнулся, встал и закинул сумку на плечо. – Рад был познакомиться, если будете у нас на Колыме – заходите. 
 Я почти вылез в окно, когда меня догнал тихий возглас: 
 – Погоди, я с тобой. 
 – Куда? – Я повернулся, смерил Синдбада удивленным взглядом. – Ты даже не знаешь, куда я иду? 
 – Все наши погибли, я проверил – их контакты в М-сети исчезли, – он говорил достаточно твердо, и все же чувствовалась в его словах горечь, – и мне все равно, куда идти. 
 Этого мне еще не хватало! 
 Тащить с собой только что оправившегося от раны, почти совершенно незнакомого сталкера? Делить внимание между крайне опасной внешней средой и непредсказуемым «напарником»? 
 Нет, спасибо, даже с доплатой не надо мне такого счастья. 
 – Я обязан тебе жизнью, – продолжал Синдбад, решительно глядя на меня. – И хочу вернуть тебе долг! Не спорь! Я все равно потащусь за тобой, даже если ты откажешься, даже если попытаешься скрыться! 
 Помнится, еще в детском доме, когда нас обследовал умный дяденька-психолог, в моем личном деле он оставил заметку «Высокий уровень эмпатии, способность быстро интуитивно оценивать эмоционально-психологическое состояние собеседника». Это свойство не раз сослужило мне добрую службу, и до попадания в Пятизонье, и после, и сейчас оно шепнуло на ухо, что спасенный мной тип говорит совершенно искренне и что проще будет его убить, чем стряхнуть с хвоста. 
 – Ну ты и фрукт, – сказал я. – Значит, так – ты помогаешь мне дойти до Обочины, поскольку с одним «калашом» это будет сделать трудновато, а дальше мы расстаемся. Других вариантов взаимозачета я не приму, этого вполне достаточно. 
 – Годится. 
 Ладно, хоть спорить не стал. 
 Мы выбрались на открытое место, и тут мне пришлось подождать, пока Синдбад убедится, что это действительно его соратники лежат там, среди обагренных кровью камней. Вернулся он ко мне с темным от ярости лицом, гневом в глазах и затвердевшими желваками на скулах. 
 – Пошли? – спросил я. – Учти, шагать будем быстро, как бы тебе не отстать. 
 – Я тебе не джинн, но не отстану, – сказал он, и мы направились к неспешно вращавшемуся вихрю. 
 Переход через гипертоннель прошел без неожиданностей и особых неприятностей. Выкинуло меня неподалеку от ворот атомной станции, и только я оклемался, как на меня прыгнул раптор. 
 Эти твари скачут, словно блохи, только агрессивные, железные и в тонну весом. 
 Я не успел заорать или поднять оружие, как меня отшвырнуло в сторону, и металлические шлепки возвестили, что в дело пошел «карташ». Покатившись по земле, я подумал, что Синдбад, выручив меня, вот так сразу и отработал свое спасение, причем с лихвой. 
 Пройдя через гипертоннель первым, он и очухался быстрее, и резво оценил обстановку. Разобрался, что чугунок сейчас превратит меня в груду переломанных костей, и вмешался. 
 Что же, молодец. 
 Пару раз ударившись, я перекатился на живот и выставил «калаш», но стрелять оказалось не в кого. Атаковавший меня чугунок превратился в груду искореженного металла, а его собратьев видно не было. Похоже, разбрелись по окрестностям, засранцы железные, или пали в неравной борьбе с местными биомехами. 
 Синдбад стоял чуть в стороне, тяжело дышал и кривился, и по всему было понятно, что парню хреново. Но ствол он не опускал, да еще и поглядывал по сторонам – не шевельнется ли еще какая механическая гнида? 
 – Спасибо, – сказал я. – Теперь, как ты понимаешь, мы квиты. Можешь возвращаться... 
 И тут мой датчик биологических объектов выдал фокус, которого за ним ранее не водилось – сообщил, что вокруг меня кишмя кишат живые существа, причем по всем признакам – люди. Я сбился, заозирался, попытался отключить засбоивший имплант, но это не помогло – фантомные «метки» никуда не исчезли, разве что чуть побледнели, словно вызвавшие их объекты отдалились. 
 А затем все пропало, и я вновь оказался в компании одного Синдбада. 
 – Куда? – спросил он и усмехнулся безо всякого веселья. – Ты еще думаешь, что один ты доберешься до Обочины? 
 – А кто же его знает? – Я поднялся на ноги и запустил диагностику датчика биологических объектов – вдруг после очередного прохождения через тамбур с ним что-то случилось? 
 Подобные казусы были известны – надежный имплант неожиданно превращался из верного помощника в мертвый груз, а то и в источник смертельной опасности для хозяина, и приходилось его срочно глушить или даже удалять. 
 – Двигаем, – сказал я. – Тут чугунков всегда тьма, надо за переправу уйти, там будет легче. 
 В Старой Зоне, как и в тот момент, когда я отсюда уходил, шел снег – не та безумная круговерть, что прошлой ночью держала в белых лапах Сосновый Бор, а обычный снежок. Зато в сплошном полотне из серых туч имелись прорехи, и в них даже проглядывало рассветно-голубое небо, а на востоке угадывалось светлое пятно – место восхода. 
 Переправа оказалась свободной, но я потратил две минуты, чтобы войти в форс-режим и изучить окрестности. И едва мир исказился, вывернулся зеркальным шаром из множества чешуек, я подумал, что схожу с ума. 
 – Назад!! – заорал я, и сам понесся прочь от берега. 
 За спиной плеснуло, дрогнула земля. 
 Я не оглядывался, я был слишком занят тем, чтобы спастись, но я знал, что там происходит – поверхность Припяти ниже по течению от разрушенного моста вспучилась, и вверх рванули толстые, покрытые наростами и стальными крючьями металлические щупальца. 
 Громадную подводную «метку», обнаруженную моими имплантами, могло породить только одно существо – «изделие номер семьсот сорок четыре», если выражаться языком военных, ну а если говорить поэтичнее – то Император гидроботов, он же – технокракен. 
 Была эта тварь одна или несколько – никто не знал, но видели нечто подобное во всех локациях и подозревали, что произошла она от мутировавшей, переделанной скоргами подводной лодки. 
 – Твою мать!! – взвыл бегущий позади меня Синдбад, но я не обернулся. 
 Если ты угодил в щупальца технокракена, то помочь тебе может разве что господь бог, и «карташ» против этого чудища, как и «калаш» – все одно, что швейная иголка против тираннозавра. 
 Грохнуло еще раз, залязгало так, словно с рельсов сошли одновременно два состава, груженных листовым железом. Земля вздрогнула сильнее, и радары показали, что позади, в стороне реки, чисто – император ушел. А вот Синдбад остался, и мы одновременно остановились и принялись ловить удравшее в испуге дыхание. 
 – Ну... ни фига себе... – только и выдавил я, став пыхтеть чуть поменьше. – Ну и денек... сегодня? Куда ни придешь... везде горячо встречают... то аномалии, то чугунки, то обычные сталкеры, вздумавшие пострелять друг друга. 
 – То ли еще будет, ой-ой-ой, – сказал Синдбад. – Что, попробуем еще разочек? 
 – Попробуем, – ответил я, и мы двинулись обратно к реке. 
 Переправиться через Припять можно и южнее, в районе Чернобыля, да только туда надо еще топать и топать, а такого желания у меня не было. Хотелось верить, что технокракен убрался куда-нибудь поглубже, подальше, а лучше всего – в другую локацию, в Казантип, например. 
 На суше здоровущая тварюка оставила следы – борозды глубиной в метр и длиной в полсотни. Не рвани мы, точно два гепарда с наскипидаренными задницами, сейчас бы уже кормили скоргов. 
 Сил у меня оставалось немного, но я потратил часть на форс-режим, и с облегчением вздохнул. 
 – Чисто, – сказал я. – Перейдем на тот берег, передохнуть надо будет, а то что-то вымотался я. 
 Синдбаду, судя по вытянувшейся бледной роже, отдых тоже был необходим. 
 Переправа не пострадала, так что на другой берег мы добрались благополучно. Миновали опасный участок черных холмов, похожих на крохотные вулканы, извергавшие голубой огонь, а затем отыскали спокойную ложбинку среди автонов и устроили привал. 
 До Обочины мы добрались в моем любимом стиле – без приключений, боевых столкновений и прочих подвигов. 
 – Давненько я тут не был, – сказал Синдбад, когда из-за горизонта показалась ограда и торчащие над ней вышки. – Если повспоминать, то с лета прошлого года, с июня, что ли... 
 – А я недавно, – отозвался я. – И планирую побывать еще не один раз. Сейчас ты будешь стоять вот тут и ждать меня. А я прогуляюсь чуток в сторону, поищу, скажем... грибы. 
 Синдбад посмотрел на меня подозрительно – не сошел ли рыжий Лис с ума? Грибы, если они и вырастут в Старой Зоне, станет есть только особенно хитроумудреный самоубийца. 
 – Я в порядке, – сказал я. – Нужно в тайничок заглянуть, и если ты попрешься за мной, я тебя пристрелю. 
 – Ладно, как скажешь, – он демонстративно отвернулся. 
 Я просканировал окрестности, задействовав импланты на максимальную мощность, но не входя в форс-режим. Сейчас у меня на него сил не хватит, и даже если войду, потом откину копыта прямо на месте, вон в том симпатичном сугробе под автоном. 
 Все оказалось чисто, и я зашагал сначала прямо на восток, а когда Синдбад пропал из виду, свернул на юг. Проверил, на месте ли навязанный судьбой спутник, и только убедившись, что он стоит там же, продолжил путь. 
 Схрон я оборудовал тут давно, вскоре после того, как появилась Обочина. Купил у одного барыги в московской локации небольшой сейф, на себе припер его сюда, закопал и замаскировал. Обнаружить его не сможет даже проводник, прошедший в дюжине шагов, а повредить хранилище некому и нечему. 
 Тут, в самом преддверии Барьера, биомехов мало, а пейзаж во время пульсаций почти не меняется. 
 – Так, и где же ты? – спросил я, спускаясь в поросший елками овражек. – Веди-веди, лепесток, через запад на восток, через север, через юг, возвращайся, сделав круг. На все стороны земли быть по-моему вели... 
 В нужном месте я раскопал снег, аккуратно снял подрезанный слой земли и принялся колдовать с дверцей сейфа. Пара щелчков, и она открылась, обнажив на две трети заполненные внутренности: две карточки, н-капсулы и в особом отделении – три М-фона. 
 Артефакты я трогать не стал, а вот карточки забрал: сегодня они пойдут в дело. 
 Запихав их в карман, я закрыл сейф, вернул маскировку на место и даже присыпал снежком. Глянув на него и убедившись, что все в порядке, развернулся и по дуге вернулся к Синдбаду. 
 – Ну, как грибочки? – спросил он. 
 – Увы, только галлюциногенные, – вздохнул я. 
 Калитка КПП открылась перед нами не сразу, точно смотрящие раздумывали – пускать нас или нет. В «предбаннике» нас встретил Васька Рупор, помятый и мрачный, откровенно не выспавшийся. 
 – Явился, лисья рожа? – спросил он меня. – Быстро ты что-то, а снаряги успел лишиться... 
 – Что значит «быстро»? – поинтересовался я. – Со вчерашнего дня у вас не был! 
 – Очень смешно, – Рупор посмотрел на меня укоризненно. – Час назад я тебя из этой самой калитки выпустил. Правда, ты тогда со своим рюкзаком был, при «Шторме» и всем прочем. 
 – Чего ты нес... – я осекся, догадка шарахнула в мой мозг с силой молнии и заставила сердце заледенеть. 
 Тут побывал дубль! Еще ночью он покинул Сосновый Бор и поперся на Обочину! 
 Но зачем? Просто так, случайно, или у него в мозгах имеются все мои воспоминания, включая разговор с двумя большеголовыми? И он считает себя мной, Лисом? 
 От этой мысли мне стало вообще дурно – впору в обморок падать. 
 – Да еще и мужика где-то отыскал незнакомого, – продолжал Васька, не подозревавший о моих душевных терзаниях. – Эй, земляк, ты о наших порядках в курсе? Знаешь, что оружие сдать придется и что на территории рынка никаких разборок, даже с кулаками? 
 – Знаю, – просто ответил Синдбад и протянул Рупору «карташ». 
 – Эй, Василий, – позвал я слабым голосом. – А когда ты меня выпускал, я себя нормально вел, как обычно? И не помнишь, во сколько он... в смысле я тут появился? Ночью? 
 – Ты чо, Лисяра, в «Зов Бездны» угодил? Или «Голубого огонька» насмотрелся? – Рупор заржал в голос, но, взглянув на мою физиономию, осекся. – Пришел вроде не в нашу смену, значит – до восьми утра. А когда уходил – вялый какой-то был... – Он помялся, подбирая слова. – Заторможенный, будто бы сонный. Ведь правду я говорю, Леха? 
 – А то, – отозвался с вышки его напарник. 
 – Он грибы собирал, тут, неподалеку, – сообщил Синдбад. – И после этого мы с ним встретились. 
 И что самое интересное – все так и было, без обмана. 
 – Грибы? – Глаза у Васи стали, как донышки граненых стаканов, а ухмылка едва не разорвала губищи. – Тогда ясно, тут и боевой костюм скинешь, и себя забудешь, и маму родную. Давай «калаш» свой... где только такое старье нашел? – Он поводил сканером. – Ага, чисто. А ты, земляк, генераторы не забудь заглушить, иначе неприятности будут. 
 И он выдал Синдбаду десяток колпачков-глушилок, что используются для того, чтобы лишать энергиков возможности пускать огонь или кидать молнии. Появись один из таких бойцов в пределах Обочины без них – его мигом выпрут взашей и больше сюда ни за что не пустят. 
 Синдбад напялил глушилки, а когда мы вошли на территорию Обочины, спросил негромко: 
 – Что это еще за история с двойником? Я же знаю, что час назад мы были далеко. 
 – Долго рассказывать, – я вздохнул. – Можно сказать, что из-за него я вляпался во все эти неприятности. 
 Башка все еще гудела, а вопросы роились в ней тучей потревоженных мух – как долго пробыл здесь дубль? Чем он занимался? Успел ли повидаться с Зарайским и Петренко? 
 – Надо выпить, – сказал я и содрогнулся при мысли, что дубль мог побывать и в «Пикнике», а то еще и к Старьевщику заглянуть, или вообще завалиться к матушке Жужу и заказать там оргию. 
 Нет, сейчас нам нужно отправиться туда, куда бы я никогда не пошел! 
 В пределах Обочины, помимо вотчины Кали, есть несколько заведений масштабом помельче, одно – совершенно фешенебельное, для сорящих деньгами туристов, желающих посмотреть «настоящий сталкерский бар», и штуки три – грязные и вонючие забегаловки. 
 Через десять минут мы сидели в одной из них, перед нами стоял пузырь водки типа «горлодер», два стакана и вскрытая банка рыбных консервов. Бармен по кличке Штука пялился на нас подозрительно, а прочие посетители, из которых я знал двоих-троих, прямо-таки излучали агрессию. 
 Сюда ходят только неудачники да новички, то есть те, у кого денег кот наплакал. 
 – Давай, – сказал Синдбад, разливая водку по стаканам. – Тебе надо, я вижу. 
 – А тебе нельзя, ты раненый, – напомнил я. 
 – Почти заросло, – он сложил губы трубочкой. – Я же сталкер, ты забыл? 
 Это верно – такая напичканная имплантами тварь, как мы, либо подыхает быстро, либо столь же быстро приходит в норму. 
 – Тогда давай, эх, рыжим море по колено! – согласился я, и мы выпили. 
 Через пару минут я смог дышать, и к этому моменту беспокойные мысли в башке если и не улеглись, то хотя бы стали жужжать потише. Я закусил, скривился от мерзкого вкуса прессованных рыбьих хвостов и голов – иных «деликатесов» в такой забегаловке не найти. 
 – Теперь рассказывай, – заявил Синдбад. 
 – И чего это я должен тебе рассказывать? – Я покосился на него с недоумением. – Вообще, ты помнишь наш договор? Ты меня проводил до Обочины и теперь свободен, как ветер. Можешь в торговлю включиться, пойти к девочкам или вообще обратно к тамбуру отправиться. 
 – Могу, но сначала тебя выслушаю. 
 Это парень был упорен, словно бультерьер, да еще и претендовал на роль доморощенного психотерапевта! 
 – Ладно, – сказал я. – Только если ты начнешь потом молоть языком, пеняй на себя. 
 Синдбад не стал ничего говорить, только усмехнулся и налил по второй – чуть поменьше, чем в первый раз. На этот раз прозрачное пошло намного легче, а после него я ощутил, что готов рассказать обо всем. 
 – Прошлой ночью я был в Сосновом Бору... – начал я. 
 При упоминании призрачного вихря Синдбад выразительно хмыкнул, а когда я поведал о дубле, выпучил глаза. К моему удивлению, он не стал восклицать «Невероятно!», «Да ладно!» или «Ты сошел с ума!». 
 – Вот такие дела, – сказал я в завершение. – Похоже, это... существо побывало тут, и все принимали его за меня! 
 – Если он выглядит, как ты, думает, как ты, то наверняка и ведет себя, как ты, – предположил Синдбад. – Идеальное отражение, до последней черточки повторяющее оригинал, то есть тебя. Вряд ли он будет совершать поступки, которых не совершил бы ты. 
 – Хочется в это верить. Но в любом случае я намерен настичь стервеца и вышибить ему мозги! Одного Лиса для Пятизонья вполне достаточно, а двух, – тут я соорудил кровожадную улыбку, – многовато! 
 – Делай как знаешь, но пока я от тебя не отстану, – ухмылка у него вышла не злобной, но на редкость пакостной. – Мне интересно узнать, чем это закончится. И ведь ты не сможешь запретить мне ходить с тобой? 
 Запретить, конечно, не смогу, а вот обмануть и сбросить с хвоста, пользуясь лучшим знанием Обочины, – запросто. Но неожиданно я осознал, что не так уж сильно хочу, чтобы этот бритоголовый тип свалил куда-нибудь подальше. 
 Имея его рядом, я мог не беспокоиться за свою спину – это Синдбад доказал еще у Припяти. 
 – Пока таскайся, а там посмотрим, – сказал я, мы допили водку и отправились к Старьевщику. 
 Давно пора сдать купленное у Упыря барахло и взять нормальное снаряжение. 
 – Приперся? – спросил мой главный деловой партнер, едва мы вошли в лавку. – Неужели еще артефактов натаскал? Ба, да когда же ты успел так преобразиться? И рюкзак твой где? 
 Вот глазастый старый хрен, хотя при его профессии положено быть глазастым. 
 – Легко пришло – легко ушло, – выдал я. – Хотел бы еще один такой, плюс боевой костюм и все прочее, и две лицензии: на новенький «Шторм» стандартного варианта и на такой же «Страйк». 
 Купить оружие непосредственно на Обочине нельзя, но можно заплатить деньги и получить так называемую «лицензию». По ней тебе выдадут оплаченные тобой стволы и патроны на особом торговом КПП, уже за территорией рынка. 
 – И оружие про... терял? – с ужасом вопросил Старьевщик. – Что творится в этом мире? 
 – Не сотрясай воздух! – осадил его я. – Давай, работай! 
 Одна из универсальных карточек, прихваченных мной из тайника, стала несколько «легче», но зато я вновь ощутил на плечах надежную тяжесть боевого костюма. С наслаждением натянул новенькие удобные ботинки, шлем без царапинки и даже получил «нулевую» маску. Рюкзак, выставленный торговцем на прилавок, оказался немного больше, чем мой прежний, но в принципе мало чем от него отличался. 
 – Он удобнее, – заверил меня Старьевщик. 
 – Ты-то откуда знаешь? – Я втиснул руки в лямки. – Или подрабатываешь носильщиком? 
 Синдбад хмыкнул – представил, должно быть, тощего лавочника, бредущего через локацию с громадным рюкзаком на спине. Да, такое и вправду увидишь, только поев или покурив грибов, выросших в окрестностях Чернобыльской АЭС. 
 Старьевщик улыбнулся, показывая, что у него тоже есть чувство юмора, а затем выписал мне две лицензии, а на самом деле послал через М-сеть сообщение на торговый КПП, чтобы там из его запасов сталкеру по прозвищу Лис выдали импульсный пистолет-пулемет «Шторм», импульсный пистолет «Страйк» и некоторое количество патронов к ним. 
 – Да, еще гранаты! – вспомнил я и глянул на Синдбада. – А ты ничего купить не хочешь? 
 – Думаю, что нет, – ответил он. – Куда мы дальше? 
 – По намеченному мной маршруту, – я помахал Старьевщику, а когда мы вышли на улицу, добавил. – В переговорник Тихого. Это на северной окраине, рядом с одним веселым домом. 
 На вывеску «Встанет даже у чугунка!» Синдбад уставился с восхищением – похоже, во время прошлых визитов на Обочину он тут не бывал. Зато при виде развалюхи, маскирующей переговорник, скривился и буркнул что-то вроде «Ох, не люблю я лицемеров». 
 На этот раз я заявился без Сириуса, и поэтому ведущая в лифт дверь открылась не сразу. 
 – Лис, ты? – спросил обнаружившийся за ней Тихий. – Что тебе нужно? 
 – Хочу поговорить с этими... с Петренко и Зарайским, ну с теми умными парнями из внешнего мира, что у тебя квартируют. О делах наших скорбных, так сказать, покалякать. 
 Хозяин переговорника славится на всю Обочину как мужчина на редкость спокойный, но тут он не удержался, хмыкнул, а в бледно-серых глазах его мелькнуло удивление. 
 – Они отбыли час назад, – сказал Славка Тихий. – Сейчас уже, наверное, Барьер проходят. 
 Разочарование ударило меня, как размахнувшийся манипулятором биомех. Захотелось рявкнуть что-нибудь вроде «А ну вернуть!» или «Стой, сволочи!». Я сдержался, честно скажу, с немалым трудом, только сердито крякнул. 
 – И ты же с ними разговаривал сегодня утром, – продолжил Тихий. – Беседа, насколько я могу судить, прошла мирно и результативно. Лица у всех, по крайней мере, были довольные, и никто никого пристрелить не обещал. 
 Ясное дело – этот отпрыск «Мультипликатора» вернул научникам их сканеры и получил оговоренные денежки. Мои денежки, между прочим! Так что, Синдбад прав, и дубль считает себя мной, думает, как я, и поступает в соответствии с моими привычками? 
 Но почему в таком случае он покинул Обочину? 
 Я, забрав навар, отправился бы в «Пикник» и засел бы там дня на три-четыре, а то и на неделю. 
 – Ты все еще хочешь войти внутрь? – спросил Тихий, про которого я как-то забыл. 
 – Э, нет... – сказал я. – Мы, пожалуй, пойдем. 
 Все время, пока мы оставались в поле его зрения, хозяин переговорника смотрел нам в спины, и прищур у него был очень нехороший. 
 – Вот сволочь, а!? Идеальное отражение называется! – рыкнул я, когда мы завернули за угол, и изо всех сил шарахнул кулаком по ближайшей стене. Кулак заболел, но зато на душе стало немножечко легче. 
 – Почему? – спросил Синдбад. – Он же не сделал тебе ничего плохого? 
 «Ага, только врезал по башке, разул, раздел, ограбил и бросил на погибель. А сегодня еще прикарманил честно заработанные мной денежки», – подумал я, но высказываться по этому поводу не стал, только гневно посмотрел на собеседника и заявил: 
 – Ладно, пошли в «Пикник». Поедим, как следует, послушаем сплетни и двинем в погоню. 
 
 
 
 Глава 5 
 День врагов 
 
 8 февраля 
 Охранник, куривший у входа в «Пикник», при виде меня вытаращил глаза и открыл рот так, что сигарета упала наземь. 
 – Привет, – сказал я невозмутимо. 
 – Пр... ик... вет, – ответил он, подбирая челюсть. 
 Чего бы ни натворил дубль, прикрываясь моим именем и моей репутацией, ничего серьезного он совершить не мог. Иначе бы меня завернули еще на КПП, заявив, что сталкер Лис на территорию Обочины больше не допускается. 
 Мы спустились по лестнице, я толкнул дверь и оказался в перекрестье множества взглядов. На меня с изумлением уставились все, кто находился в зале, а это без малого десятка два человек. 
 Сегодня тут были одни вольные ходоки, никаких узловиков, нацистов из «Ковчега» или военных. 
 – Всем... э, доброго дня, – сказал я, довольно неуютно чувствуя себя в центре внимания. 
 Ответом стали несколько кивков да нервный смех Чингисхана, вчера побывавшего моим соседом. Я нахмурился и пошел к стойке, за которой памятником индийскому божеству застыла Кали. Последовавшему за мной Синдбаду тоже досталось несколько взглядов, но просто любопытных. 
 Я невозмутимо взгромоздился на табурет и улыбнулся хозяйке заведения. 
 – Эй, в чем дело? 
 – Я всегда знала, что ты наглец, – сказала Кали, выпадая из ступора, и в голосе ее прозвучало что-то похожее на восхищение. – Но сегодня поняла, что даже не подозревала, какой продвинутый! 
 – Тогда повторю вопрос. – Я снова начал злиться. – В чем дело? 
 – И ты еще спрашиваешь? – Чингис занял место слева от меня, справа уселся Синдбад. – Но чтобы плюнуть в рожу Антипе и после этого заявиться сюда, как ни в чем не бывало!? Невероятно! 
 Я почувствовал, что табурет подо мной начинает раскачиваться. 
 – Ты... это... в метафорическом смысле? Насчет плюнуть... в рожу? – Слова цеплялись за горло усиками и шипами, вылезали с трудом, и приходилось их из себя выпихивать. 
 – В каком еще метафорическом? – Чингисхан нахмурился. – Или ты не помнишь? 
 – Вроде и не пьяный? – Кали подозрительно прищурилась, бросила окурок в пепельницу и подожгла свежую сигарету, второй парой рук при этом смешивая коктейль «ерш». – Прямо тут, на моих глазах ты подошел к Антипе, при всех назвал его жирной свиньей и плюнул ему в физиономию. Поскольку это было на самой грани правил, я посоветовала тебе уходить и больше не появляться. 
 Вот ты, как говорится, и влип, брат Лис. 
 Антипа – это не просто сталкер и не головорез-наемник, это мужчина серьезный, под рукой у которого почти дюжина стволов и бизнес в Ладыжичах, где существует черная «биржа труда» для всяких отморозков, способных убить ближнего своего за пару-другую серебреников. 
 И дубль назвал его «жирной свиньей»? Плюнул ему в физиономию? 
 Нет, тогда он думает совсем не так, как я – находясь в здравом уме, ничего подобного я никогда бы не сделал. 
 – Поэтому, когда до нас дошли слухи, что ты умотал через КПП, – продолжила Кали, – мы облегченно вздохнули. Антипа силен и влиятелен в Старой Зоне, но ведь можно отсидеться в других локациях, переждать, пока его гнев не утихнет. А ты взял и вернулся. Зачем? 
 Если бы я мог ответить на этот вопрос, я бы это немедленно сделал! 
 Но ежели я начну рассказывать про «Мультипликатор», то мне никто, скорее всего, не поверит, все решат, что я и в самом деле тронулся умом, и даже Антипа, глядишь, не станет трогать скорбного главой. 
 Хотя нет, этот станет, и еще как станет. 
 – В общем, я не знаю, то ли вышвырнуть тебя прямо сейчас, – Кали наклонилась ближе и выпустила сигаретный дым прямо мне в физиономию, – то ли послушать, что ты скажешь. 
 – Я... – я сглотнул. – Лучше выкидывай сразу, поскольку я не знаю, что сказать. 
 – А ты хотя бы помнишь, как перебежал дорогу Циклопу? – спросил Чингисхан, довольно щуря и так узкие глаза. – Эту занимательную историю я услышал в лавке Толстяка. 
 – Расскажи, будь добр, – попросил Синдбад, поскольку я потерял дар речи. 
 Выяснилось, что дубль за каким-то чертом поперся по торговым рядам и в одной из лавчонок нахально перебил сделку Циклопу. Тот взъярился и пообещал поймать наглого Лиса, выпотрошить, а кишки аккуратно развесить на автонах для просушки. 
 – О нет... – простонал я, испытывая сильное желание провалиться сквозь землю. 
 То, как говорится, пусто, то густо, то у меня вообще нет врагов, то в ненавистниках ходят главарь банды головорезов и чуть ли не самый нелюдимый джинн Старой Зоны. Одноглазый Циклоп славился как первоклассный мнемотехник, но и в других специализациях был более чем неплох. Отличался он мерзким, невыдержанным характером, и поэтому никто без особой нужды старался с ним дела не иметь. 
 А я... точнее, не я, но все равно я это дело поимел. 
 И теперь, похоже, поимеют меня, и весь вопрос в том, кто успеет первым – Антипа или Циклоп. Нет, на территории Обочины меня никто не тронет, но вот стоит мне за нее выбраться... 
 – А поесть у вас можно? – спросил Синдбад, пока я пытался собрать мысли хоть в какое-то подобие порядка. 
 – Кто ты такой, урод лысый, чтобы я тебя кормила? – в обычном стиле ответила Кали. – Рожа мне твоя поганая незнакома, есть ли у тебя деньги – неизвестно. Что скажешь? 
 – Скажу, что хочу есть, – Синдбад улыбнулся. – А дальше думай сама. 
 – Да... пожрать можно, – сказал я. – Потом уйти, забрать на КПП оружие и самому застрелиться. Ну, а чтобы было проще это сделать, налей-ка мне, красавица, стакан водки. 
 И я захихикал, поскольку мысль о том, что меня прикончат и Упырь останется без денег, показалась мне жутко смешной. Надо же, этот прижимистый гад хотя бы раз в жизни погорит на сделке, и все благодаря тому, что мне прострелят черепушку! Нет, это знаменательное событие надо отметить! 
 – Да, лучше вас обоих накормить. – Кали затянулась. – А затем пинком выкинуть на улицу. 
 Взгляд ее обратился мне за спину, и в нем появилась опаска. 
 Людей, которых могла бояться хозяйка «Пикника», насчитывалось не так много, и вряд ли в бар заглянул Командор Хантер, мифический Карачун или вождь «Ковчега» Хистер. 
 – Оп-па, – сказал Чингис, и через мгновение его не было рядом со мной. 
 Я медленно, стараясь, чтобы это движение не выглядело агрессивным, повернулся. 
 От входа ко мне шагал низкорослый и узкоплечий мужчина в боевом костюме, но без шлема. На иссеченном шрамами лице горел один-единственный глаз, на месте второго красовалось уродливое бурое вздутие. Кулаки нового посетителя были крепко сжаты, а на голове топорщился ежик стального цвета волос. 
 Вот такой он, Циклоп, «жженый» джинн, переживший Катастрофу пятьдесят первого года где-то в этих местах. 
 – Только не драться здесь! – воскликнула Кали, и прозвучало это необычно нервно. 
 Еще недавно куривший наверху охранник мялся у двери и судорожно лапал кобуру, откровенно не понимая, то ли вытаскивать оружие, то ли подождать и не обострять обстановку. 
 – Зачем драться? – прошелестел Циклоп, останавливаясь от меня шагах в пяти. – Я чту законы. 
 – Ты... – Слова замерзли у меня в глотке: что я могу сказать ему? Что в лавке был не я? Упомянуть «Мультипликатор»? Да только поверит ли этот тертый засранец моим рассказам? 
 Скорее всего – нет, решит, что я просто пытаюсь отмазаться. 
 – Я чту законы, – повторил Циклоп и улыбнулся, блеснув металлическими зубами. – Но знай, Лис, что жить тебе осталось недолго, что смерть уже отправилась за тобой... – Тут на жуткой физиономии джинна появилась неуверенность. – Слушай, а ты точно Лис? 
 – Кто же еще? – пробормотал я. 
 – Да? – Мгновение он вглядывался в меня так пристально, словно хотел заглянуть куда-то в мозжечок. – Ладно. Так что когда ты услышишь за спиной шаги костлявой – обернись. Ты увидишь меня. 
 Вот так, высокопарно и пафосно вместо простого «Я убью тебя, козел». 
 Сочтя свой долг выполненным, Циклоп развернулся и зашагал к двери, а сидевшие за столами сталкеры оживленно зашушукались. Кали невнятно выругалась, помянув неких идиотов с проржавевшими мозгами, из-за которых никому нет покоя. 
 – Ладно, я вас накормлю, – сказала она. – А затем проваливайте, чтобы духу вашего тут не было... 
 – В туннель не пустишь? – быстро спросил я. 
 Из подвалов «Пикника» начинался подземный ход, ведущий в сторону Брагина, городка, что находится уже за пределами Барьера. Возможно, туннель был не один, ходили слухи о целой сети коридоров, но я сильно сомневался, что они правдивы хотя бы на треть. 
 – Чтобы меня потом шлепнули? – ответила Кали. – Ешьте и убирайтесь! 
 Две тарелки с супом из тушенки нам притащили быстро, а вдобавок принесли водки – не стакан, конечно, а пальца на два. Как раз, чтобы слегка взбодриться, но остаться при этом в более-менее здравом рассудке. Мы поели, я расплатился и встал с табурета. 
 – Ну что же, люди добрые, – сказал я, обводя взглядом вновь затихший зал. – Прощайте, если чего! Полагаю, что со многими из вас я больше никогда не увижусь! Удачи вам! 
 Кое-кто помахал, двое-трое улыбнулись и кивнули, но большинство отвели глаза и сделали вид, что ничего не услышали. Их можно понять, я им не брат и не друг, а быть приятелем наглого и неосторожного Лиса сейчас небезопасно. 
 – Что делать будем? – спросил Синдбад, когда мы оказались на лестнице. 
 – Тебе я посоветовал бы отвалить от меня, и спокойно заниматься своими делами, – отозвался я. – Только ты все равно не послушаешься, поэтому просто стой сзади и не открывай рта. 
 Как я и думал, они ждали меня у выхода из «Пикника». 
 Сам Антипа – косая сажень в плечах, задумчивое выражение на небритой физиономии, и двое громил из его своры, напичканных имплантами, точно шоколадка кофеином – вид злой и настороженный, будто у цепных псов, пытающихся доказать, что они полезны хозяину. 
 Антипа улыбнулся, мягко, совершенно беззлобно, и шагнул навстречу. 
 – А ты рисковый парень, Лис, – сказал он. – Я думал, что ты удрал, намочив штаны, а ты тут... 
 – Это не я, – проронил я устало, думая, что один раз можно попробовать сказать правду. 
 – Что не ты? – удивился он. 
 – Э, наехал на тебя... Понимаешь, вчера я угодил в «Мультипликатор», и то, что ночью пришло на Обочину, было не мной. Это мой дубль, копия, дубликат, двойник, назови как хочешь. 
 – Подтверждаю, – сказал Синдбад, – сегодня утром Лис находился в окрестностях московского тамбура. 
 Антипа не удостоил его даже взгляда, а вот на меня посмотрел с легким осуждением. Покачал головой и скорбно вздохнул, давая понять, что он очень, очень расстроен моим поведением. 
 – Детей учат, что врать нехорошо, а ты дядя взрослый, – заявил он. – Я готов простить твой проступок, если ты согласишься работать на меня. Пары месяцев хватит, чтобы загладить твою вину. 
 Да, хороший проводник его банде пригодится, и Антипа – в первую очередь бизнесмен, сначала считает деньги, а затем поддается эмоциям. В другой раз, будь я и правда в чем-то виноват перед этим типом, я бы, может быть, и согласился – что такое два месяца? 
 Но в этот момент кровь бросилась мне в голову. 
 – Нет! – рявкнул я. – Поймай того, кто плюнул тебе в рожу, и разбирайся с ним, а я тут ни при чем! 
 – Как хочешь, – он небрежно кивнул и зашагал прочь. 
 Громилы потрусили следом. 
 – Теперь мне только и остается, что повторить мой вопрос, – сказал Синдбад. – Что будем делать? 
 – Всех удивлять, – мрачно ответил я. 
 Как поступит человек, которого за пределами Обочины ждет смерть? 
 Правильно, спрячется на ее безопасной территории и попытается просидеть тут как можно дольше. Не важно, что путь в «Бульбу-Хилтон» ему заказан, имея деньги, можно отыскать и другое убежище. Еще он может попытаться удрать за Барьер, где авторитеты Пятизонья – ничто, пшик на постном масле. 
 Но второй вариант – не для нафаршированного имплантами сталкера. 
 А первый – не для того, кто хочет настичь разгуливающего по локациям двойника. 
 Поэтому нам оставалось одно – удрать с Обочины прямо сегодня, причем желательно – незаметно для тех, кто попытается нас убить, то есть от Циклопа и Антипы с компанией. Первый вряд ли будет таскаться за нами по улицам или дежурить у всех КПП одновременно, а вот второй вполне способен нанять для слежки за мной хоть десяток сталкеров победнее. 
 Поэтому нам предстояло действовать быстро, решительно, но не опрометчиво. 
 «Хвост» обнаружился мгновенно, едва мы отошли от «Пикника» – за нами потащился скрюченный тип – из тех бедолаг, что обитают на Обочине, перебиваясь мелкими заработками: сутулый, в рваном и грязном комбинезоне и с культей вместо левой руки. 
 – Для начала заглянем сюда, – сказал я, когда мы очутились у лавки с вывеской «Реваз. Транспортные услуги». – Убедим всех, в том числе и себя, что мы подумываем о бегстве за Барьер. 
 Хозяин лавки Реваз по прозвищу Галдеж оказывал разного рода услуги – доставлял грузы и людей во все пять локаций, а также в их окрестности, обеспечивал безопасность доставок и неплохо на этом зарабатывал. 
 – Вай, какие люди!? – воскликнул Галдеж, увидев меня, и привычно зачастил: – Э, Лис, если ты хочешь сделать мне предложение, то я тебе скажу, что папой-мамой клянусь, оно выйдет тебе дорого. Ведь ты разозлил очень-очень суровых людей, и окажи я тебе помощь, они обидятся на меня. Вай, мне тяжело живется, обиды вредят моему бизнесу, делают меня бедным и несчастным... 
 – Знаю я, какой ты несчастный, – сказал я. – Щеки на плечах висят, отвались мой хвост. 
 Галдеж заулыбался, и мы перешли к деловым вопросам. 
 Выяснилось, что переправка двух находящихся под угрозой нападения человек за Барьер обойдется мне... скажем так, в сумму, на которую в «Пикнике» можно вольготно жить целый год. 
 – А что ты хочешь? Затраты большие, мамой-папой клянусь, риск немалый, – заметил Реваз. 
 – Деньги у меня есть, но я должен подумать... – сказал я, и в этот момент стены лавки Галдежа поплыли, растворились в сером тумане. Тот сгинул, и я оказался между двумя черными сопками, из срезанных вершин которых извергалось голубоватое пламя, а ветер рвал его в клочья. 
 Впереди лежала река, торчали полуразрушенные бетонные опоры. А на другом берегу, над зарослями автонов, поднимался силуэт знакомого всем сталкерам здания. 
 В этом месте я бывал сотни раз, я знал тут каждый квадратный метр. 
 Но что чудно – вверх по течению от переправы из реки выглядывали серебристые штуковины, похожие одновременно на автоны, на кораллы и на рыбацкую сеть. Время от времени они конвульсивно подрагивали, топырившиеся над водой отростки неприятно пошевеливались, и от них поднимались струи желтоватого тумана. 
 Но не успел я удивиться, каким образом перенесся из Обочины в окрестности тамбура, и что за хрень выросла в Припяти, как серый туман вернулся. Запеленал меня, точно младенца, покрутил, помотал, словно торнадо гипертоннеля, и выплюнул обратно в лавке Галдежа. 
 – Вай, что с тобой? – спросил Реваз, и круглое лоснящееся лицо его отразило беспокойство. 
 – Ничего, порядок, – я встряхнул головой. – Если что, мы с тобой свяжемся. 
 Когда мы вышли на улицу, соглядатай обнаружился неподалеку – делающий вид, что он тут совершенно случайно. Мы направились в центр поселка, и он потащился за нами, припадая на левую ногу и время от времени подергивая головой. 
 – Теперь этап номер два, – сказал я тихо. – Ты покупаешь в ближайшей лавке продуктов и воды. Затем идешь к южному КПП, через который мы входили, забираешь свое оружие и выходишь наружу. И преспокойно ждешь меня в той точке, где уже торчал сегодня, когда я «грибы собирал». Надеюсь, ты запомнил, где это? 
 – Запомнил. Но я не хочу тебя бросать, язви меня джинн. – Синдбад поглядел на меня с неудовольствием. 
 Я призвал на помощь все данные мне от рождения запасы терпения: 
 – А ты и не бросаешь. Ты совершаешь тактический маневр отвлечения. Они вынуждены будут уделить внимание тебе, и удавка на моей шее слегка ослабнет. А тут уж я оторвусь от слежки и тоже выйду за территорию. А там, сам понимаешь, все решат шустрые ноги и меткие выстрелы. 
 – Ну ладно. – Мгновение Синдбад буравил меня подозрительным взглядом, затем хлопнул меня по плечу и рванул в ближайший переулок с такой скоростью, будто там горел его дом. 
 Соглядатай задергался, нервно затряс башкой, а я злорадно улыбнулся и направился к бару «Ашот», держал который то ли земляк, то ли родственник Реваза. Если я засяду в этом расположенном у самой ограды заведении, то Антипа уверится, что я сговорился с Галдежом по поводу экстренной эвакуации, и начнет действовать соответственно. 
 Войдя в «Ашот», я улыбнулся хозяину, такому же круглолицему, смуглому и чернявому, но гораздо более молчаливому. 
 – Пиво есть? 
 – Ва-ах, – ответил мне Ашот, что, в общем и целом, означало «Да, сейчас налью». 
 Я получил кружку и уселся в углу, чтобы через крохотное окошко видеть соглядатая. Тот внутрь не вошел, должно быть, потому, что не имел денег на выпивку, а Антипа пожадничал, не выделил фондов на «рабочие расходы». 
 Ну что же, ему предстояло за это поплатиться. 
 Кружку пива, оказавшегося не столь паскудным, как можно было ожидать, я растянул примерно на полчаса – достаточный срок для того, чтобы Синдбаду занять диспозицию. И только когда над Обочиной начало темнеть, я встал, прошел к стойке и вновь улыбнулся, но на этот раз куда более хищно. 
 – Черный ход открыт? – спросил я. – Только для меня. 
 Ашот подумал пару минут, насупился, но все же протянул «ва-ах», что могло означать «Я не вижу, куда ты пошел, Лис, и вообще не знаю тебя, но дверь черного хода не заперта». 
 – Спасибо, – шепнул я. 
 Десяток шагов, скрип петель, и очутился я в узеньком, невероятно вонючем переулке, где даже днем царит полумрак. Оглядевшись и убедившись, что тут никого, я торопливо зашагал на восток, к ограде поселка. Если выйти к ней, а затем двинуть на север, то вскоре я окажусь около торгового КПП. Там заберу оружие и выскочу наружу, и пусть даже меня заметят, это ничего не изменит. 
 От одного-двух бойцов я отобьюсь, а собрать свою банду Антипа не успеет. 
 Зря он понадеялся выследить Лиса в норе, которой тот пользуется уже два с половиной года. Эти закоулки и переходы я изучил еще в те времена, когда Обочина только вылезла из пеленок. 
 Засекли меня около торгового КПП – я вышел на освещенную площадку перед внутренней калиткой, и тут подпиравший стенку худосочный мужичок вздрогнул и выпучил глаза. 
 – Открывай! – Не обращая на него внимания, я помахал рукой камере, и калитка поползла в сторону. 
 Смотрящий по кличке Гроб, высокий, но очень сутулый парень, реализовал мою лицензию – выдал мне новенький «Шторм», такой же «Страйк», запас обойм и дюжину плазменных гранат. Проверка и зарядка оружия не заняла много времени, а протестировав следящие импланты, я понял, что вполне бодр, готов как к бою, так и к бегству через пустошь. 
 – Ну, заходи, если чего, – сказал Гроб, с интересом наблюдавший за моими действиями. 
 – А вы, если с вышки какое шоу увидите, не забудьте монетку кинуть – циркачам на пропитание, – буркнул я и ринулся в открывшуюся щель, не дожидаясь, пока калитка распахнется полностью. 
 Прыгнул вперед и рванул в сторону, прочь от проема, на фоне которого я представлял собой хорошую мишень. Очередь прошла там, где я только что стоял, несколько пуль громыхнули по калитке, завопил что-то сердитое Гроб. Импланты сработали мгновенно, и я оценил силы противника – двое бойцов, залегли метрах в сорока от КПП. 
 Я пальнул из «Шторма» – больше для острастки, чем реально надеясь попасть, и помчался на восток вдоль ограды, то и дело меняя скорость и направление движения, падая и вставая. 
 Только таким макаром возможно обмануть боевые импланты, способные вычислить любое упреждение. 
 – Вот лахудра! – рявкнул я, когда небольшая «шаровуха» едва не пощекотала мне нос. 
 Один из двоих бойцов Антипы оказался энергиком! 
 Судя по крикам и топоту, они бросились за мной в погоню. Ну что же, проверим, кто лучше бегает и знает эти места. Чуток оторвавшись, я свернул прочь от ограды и повел преследователей в глубь локации. Расстояние к этому времени увеличилось метров до двухсот, и мне вслед все еще палили. 
 У них два «карташа», а у него дальность эффективной стрельбы – почти полкилометра. 
 Перебежав дорогу, ведущую в сторону Савичей, я оказался на изрезанном оврагами, покрытом автонами участке. Самое подходящее место для того, чтобы поиграть с преследователями в отягощенные стрельбой прятки. 
 Спустившись в первый же овраг и став невидимым для бойцов Антипы, я припустил во весь дух. Дальше развилка, и нужно свернуть направо до того, как эти парни меня вновь увидят. Мне это удалось, я резко затормозил и пошел очень осторожно, прижавшись к стенке оврага. 
 А пройдя «Мухобойку», остановился и залег, готовясь стрелять. 
 Но преследователи, идущие по моим следам, не знали, что тут прячется аномалия, и слишком торопились, чтобы глядеть по сторонам, поэтому первый из них влетел прямо в ловушку. Она стала видна, сиреневые, выросшие из-под земли молнии опутали торопливого бойца, тело его изломало, искорежило, и в стороны полетели куски окровавленной плоти. 
 Рядом со мной шлепнулся фрагмент брони, выдранный из боевого костюма. 
 Второй успел притормозить, но на несколько мгновений ослеп, растерялся, утратил боеготовность. 
 – Спокойной ночи, – сказал я, нажимая сенсор. 
 Выпущенная в упор очередь ИПП размолотила человека в фарш не хуже, чем «мухобойка». Кровавые капли разбросало метров на двадцать, подергивающееся тело упало на снег, выпал из руки «карташ». 
 Я несколько минут полежал, не шевелясь и напрягая следящие импланты, – вдруг еще какая сволочь мчится по моим следам, в кровожадных мечтаниях пуская слюну из пасти? Затем поднялся, очень тщательно осмотрел поле боя, запихал к себе в рюкзак все ценное – оружие, боеприпасы, гранаты, маркеры, даже аптечку, найденную в багаже одного из преследователей. 
 А потом зашагал дальше – путать следы и выходить к точке рандеву с Синдбадом. 
 На месте я был ровно в восемь вечера по местному времени – пришлось дать крюка и несколько петель, чтобы убедить всех, что я потопал к Савичам и дальше, к границе локации. 
 Синдбад прятался в ямине на обочине дороги, и если бы не мои импланты, я бы его не засек. 
 – Молодец, – похвалил я его. – Можешь вылезать. 
 – Ты один? – спросил он в ответ. – Хвоста не привел? 
 – Обижаешь, – я изобразил оскорбленную невинность. – Хвост возник, но я его закопал и похоронил. 
 – Ты уверен в этом, Лис? – Новый голос был шелестящим, тихим и злобным, и прозвучал он настолько отчетливо, словно его хозяин стоял на расстоянии вытянутой руки. 
 Если бы не склонность Циклопа к пафосным высказываниям, я бы в этот день и погиб. Проклятый джинн подобрался вплотную, пользуясь способностями метаморфа, и шел он, скорее всего, за Синдбадом. Встретил того за южным КПП, где бритоголовый оставил оружие, и двинулся следом. 
 Очень простой и разумный ход, который мы не просчитали. 
 Если бы я опоздал с падением на считанные доли секунды, то тоже погиб бы. А так я шлепнулся на землю, и луч армгана прошел надо мной. Синдбад, не теряя времени, дал очередь из «карташа», и, судя по крику боли, попал. 
 – Бегом! – завопил я, стартуя прямо с четверенек и на ходу вытаскивая из кармашка гранату. 
 Это было очень рискованно – взрывать ГП-1 прямо за своей спиной, но иного варианта отвлечь Циклопа и не дать ему пристрелить нас я не видел. Армган – оружие дорогое, энергоемкое, и пользуются им только очень продвинутые и крутые перцы, вроде нашего джинна. 
 Но зато и снять из него бегущего – легче легкого! 
 Граната грохнула, волна плазмы едва не подтолкнула нас в задницы, и мы понеслись еще быстрее. Охладитель костюма справился с возросшей температурой, разве что на мгновение мне стало очень жарко. 
 – Стой!... Хватит!.. – провопил Синдбад через пару километров, когда мы почти достигли Нежиховского урочища. 
 – Да? – Я остановился. 
 Грудь ходила ходуном, а мышцы ног недвусмысленно намекали на то, что такие нагрузки не одобряют. Очень хотелось надеяться, что раненый Циклоп сгорел в огне взрыва, но верилось в это слабовато. 
 – Здорово, что ты его подранил, – сказал я, более-менее отдышавшись. – Жалко, что не убил. 
 – Джинн я тебе, что ли? – огрызнулся Синдбад. – Наверняка он рядом со мной все это время ждал. Мне пару раз казалось, что неподалеку кто-то мелькает, но увидеть я ничего не мог. 
 – Он-то как раз джинн. – Я оглянулся в ту сторону, где остался Циклоп: наверняка оклемается, сволочь одноглазая, и двинется за нами в погоню. – Наш единственный шанс выжить – убраться в другую локацию, так что берем руки в ноги и двигаем. Тамбур ждет нас. 
 – Куда убраться? 
 – А это мы обдумаем, пока до него дойдем. – Я еще раз просканировал окрестности, и мы пошли: на этот раз по самой прямой дороге, что ведет от Обочины на Синцы, Машево и дальше к переправе. 
 «Куда?» – очень хороший вопрос. 
 Вариантов на самом деле четыре, не считая мифического Узла, куда стремиться можно с тем же успехом, как и в Шамбалу. Казантип отпадает сразу, туда соваться можно только в том случае, если ты дружишь с Орденом. Сосновый Бор – в общем, тоже, там все под контролем военных, да и укрыться особенно негде. 
 Плюс не забудем за что-то невзлюбивших меня праведников. 
 Остаются Академзона и Москва, и там, и там места много, но если в Новосибирске имеется «центральная власть», то есть группировка, сумевшая стать много сильнее остальных, и не просто группировка, а «Ковчег» во главе с Хистером, то на территории бывшей столицы царит полный хаос. Там орудуют десятки банд, шляются сотни мелких групп – ходоки, наемники, отряды «чистильщиков», всякие чудные придурки, вроде неодруидов, и вообще непонятно кто с неизвестным происхождением и темным настоящим. 
 Скрыться в этом бурлящем супе из довольно неаппетитных ингредиентов проще всего. Переждать какое-то время, пока враги чуток остынут, а затем отправиться на поиски мерзкого дубля. 
 Никто не знает, как это порождение Пятизонья поведет себя, но обратно в Старую Зону, где бряцают оружием Циклоп и Антипа со товарищи, он вряд ли сунется. Да еще и наверняка «наследит» так, что в М-сети появится информация, и сделать с этим пока, к сожалению, ничего нельзя. 
 – Хм, – сказал я, придя к этому выводу. – У тебя как, много врагов в московской локации? 
 – Имеются, – ответил Синдбад. – А ты что, думаешь намылиться туда? 
 – Еще как думаю. Можно, конечно, в узловики вступить или в егеря податься, но и то, и другое нравится мне куда меньше. Защита, конечно, защитой, но придется затем всю жизнь на дядю горбатиться. 
 – Если бы на дядю, – он усмехнулся. – На великого Командора или ужасного фюрера. 
 – Очень рад, что мы пришли к консенсусу, – сказал я. – Осталось прийти к тамбуру, не попасться по дороге чугункам в лапы, не угодить в ловушку, и все будет просто замечательно. 
 Пока мы шли довольно легко, а из биомехов видели лишь парочку адских косильщиков, неспешно кативших куда-то по своим железным делам. Агрессии они не проявили, на всякий случай угрожающе пощелкали острыми лезвиями на торчащих впереди подвесках. 
 Что-то вроде предупреждения – не суйся, хуже будет. 
 Вечер потихоньку превращался в ночь, снег продолжал падать, но благодаря имплантам я видел все не хуже, чем в ясный полдень. Циклоп если и шагал за нами, то был далеко, а Антипа и его головорезы наверняка еще выбирались из Обочины, матеря гнусного Лиса. 
 И тут, едва я почти расслабился, Пятизонье напомнило, что оно плохо подходит для прогулок. 
 – Стоп, – сказал я, когда у меня внезапно заложило уши. – Ты ничего не чувствуешь? 
 – Нет, – Синдбад сглотнул. 
 – Назад, твою мать! – рявкнул я, не тратя времени на объяснение. 
 Но было поздно. 
 Мир вдруг прыгнул вниз, и мы очутились в воздухе на высоте метров в десять. Мгновение повисели на месте, а затем полетели вниз. У меня засосало под ложечкой, и я воткнулся ногами в неглубокий сугроб. Что-то лязгнуло, хрустнуло, и я понадеялся, что это не мои колени. 
 Рядом шлепнулся Синдбад. 
 Несколько минут мы оба судорожно соображали, чем закончилось падение и целы ли наши конечности. Но, похоже, сугроб, честь ему и хвала, уберег нас от серьезных повреждений, да и среагировал я вовремя. Еще секунд пятнадцать, метров тридцать вверх, и от нас остались бы две симпатичные лепешки. 
 – О... – глубокомысленно проронил я. – И кто я после этого? 
 – Кто? – спросил Синдбад. 
 – Лох, последний лох, – заявил я, демонстрируя гиперкритический подход к собственной личности. 
 Ловушку, которую поэтично называют «Лестницей в небо», заметить на самом деле крайне сложно. Если только увидеть попавшего в нее биомеха или собрата-сталкера, или постоянно снимать данные с альтиметра. 
 Эта дрянь имела одновременно гравитационную, оптическую, психическую и еще неизвестно какую природу. Она поднимала тебя вверх, словно на эскалаторе, одновременно внушая и показывая, что все в порядке, ты идешь по земле. А затем иллюзия развеивалась, ты обнаруживал себя перед обрывом метров в пятьдесят и летел с него. 
 Бум, шлеп, и обед колонии скоргов, устроившей это безобразие, готов. 
 – Идти можешь? – спросил Синдбад, поднявшись на ноги. – Или тебя нести придется? 
 – Пожалуй, смогу. 
 – Тогда ты лох не последний, а предпоследний или даже третий с конца. 
 – Это тоже возможно. – Я с кряхтением поднялся. – Последнего давно скорги сожрали. Эх, пойдем... Зима раскрыла белые объятья, но я морозов не боюсь... Это в городе мне грустно было, это в городе мне грустно было, ну а в зоне я смеюсь, смеюсь, смеюсь... Три белых коня, три белых коня, декабрь, январь и февраль... 
 Выслушав завывание в моем довольно хриплом исполнении, Синдбад осторожно поинтересовался. 
 – Слушай, а что это за песня? 
 – Старая, – ответил я, надеясь, что он отстанет. 
 – А откуда ты ее знаешь? Еще фразочки всякие, что-то вроде пословиц… – Да, не зря я сравнил этого типа с бультерьером. В том, что касается упорства, он даст этой «милой» собачке хорошую фору. 
 Обычно вопросы, касающиеся моего прошлого, по крайней мере, того, что было до января пятьдесят второго, я игнорирую, но тут почему-то ответил. Наверное, я решил, что таиться от человека, спасшего тебе жизнь, как-то нехорошо, да и тема показалась невинной. 
 – У нас в детском доме, – произнести эти два слова оказалось неожиданно тяжело, – была куча всяких дисков – музыка, фильмы... старые, еще не интерактивы, начала века и конца прошлого... всё, что людям не нужно, привозили, отдавали нам... И мы их смотрели по многу раз, и слушали песни тоже... так что это оттуда, запомнилось, запало в память... 
 Я словно наяву увидел наш холл, настоящий камин, который топили один раз в год, на Рождество, и плазменный видеоцентр, и черную коробочку проигрывателя, и стойку для дисков... 
 Но вспоминать это оказалось так больно, что я едва не застонал. 
 – А, вот как. – Синдбад помолчал, а затем решил, что стоит ответить откровенностью на откровенность. – А я на самом деле дезертир, в армии служил до лета пятьдесят четвертого, а затем ушел. Когда мой друг подхватил заразу и примерно за сутки порос автонами. Думал податься в «Ковчег», ведь они вроде как с техносом борются, механическую нечисть уничтожают. Но далеко не ушел, меня ранили, так и застрял в Москве... 
 Что же, знакомая история – порой кто-то из «чистильщиков» решает, что жизнь вольного сталкера лучше, чем муштра и казарма. Таких дезертиров даже не особенно ловят, считается, что со своей ограниченной имплантацией они неспособны выжить внутри Барьера. 
 Но ведь внутри Барьера есть искусники, способные добавить к стандартному набору что угодно. 
 – И что, больше не хочешь в «Ковчег»? – ехидно спросил я. – Высшая раса, экология, все такое... 
 – Не хочу, – произнесено это было так твердо, что дальше я спрашивать не стал. 
 А вскоре стало не до вопросов – мы забрели в густо заселенное колониями скоргов пространство, где автоны достигали размера деревьев, а каждый участок земной поверхности мог содержать либо «Магнит», либо «Дурман», либо «Алмазную пыль», а то еще что-нибудь похуже. 
 Учитывая, что мы не горели желанием погибнуть, пришлось идти помедленнее, тщательно выбирая дорогу. 
 На маршрут, на который обычно уходит час, мы потратили почти два, но зато миновали опасный участок, где теснились Уласовская паутина, котлован на месте Грубчанского озера и кишащее скарабеями и скоргами Никольское болото, ставшее после Катастрофы на редкость глубоким и опасным. 
 А затем совершили последний, как известно, самый трудный рывок, и перед нами открылась панорама Припяти. 
 – Дошли, – произнес Синдбад с некоторым облегчением. – И никто нас не догнал. 
 А я во все глаза уставился на реку чуть вверх по течению от мостовых быков – там из воды торчали металлические отростки, образующие нечто вроде сетчатого коралла, и от них поднимался желтый дым. 
 Совсем, как в галлюцинации, посетившей меня в лавке Галдежа. 
 Но ведь сегодня днем, когда мы тут проходили, ничего подобного не было. Способностями к ясновидению я не обладаю. Выходит, это была не просто галлюцинация. Но что тогда, что? 
 Я вспомнил тот момент в Сосновом Бору, когда услышал взрыв как бы из двух точек одновременно, миг, когда мои импланты показали множество живых «меток», хотя вокруг не было никого... 
 «Неужели?..» Нет, это слишком бредовая мысль, и лучше ее откинуть! 
 
 
 
 Глава 6 
 Пульсация 
 
 9 февраля 
 Мы спустились к воде, и тут мои датчики дружно «взвыли», сигнализируя, что на другом берегу наблюдается движение. 
 – Кто-то шлепает нам навстречу, – сообщил я. – Приготовимся на всякий случай. 
 Синдбад хмыкнул, и мы улеглись на бережку, под прикрытием нескольких здоровенных валунов. Прошло минуты три, и к переправе вышли трое сталкеров – судя по отсутствию знаков различия, из вольных ходоков. Все в шлемах, с застегнутыми масками, поэтому узнать их сразу я не смог. 
 Так что на всякий случай прицелился и палец положил на спусковой сенсор. 
 Трое остановились, принялись вертеть головами, а затем неожиданно разбежались в стороны и залегли. Неужели заметили опасность, которую не вижу я, хотя бы того же технокракена в глубинах Припяти? 
 При воспоминании об императоре гидроботов мне стало жарко. 
 – Эй! Вы, там! – донеслось с другого берега, и стало ясно, какую именно опасность засекли коллеги. 
 Нас с Синдбадом. 
 – Да, мы тут! – ответил я. – А вы кто?! 
 Этикет отношений двух групп сталкеров, что сошлись в узком месте – это вам не китайские церемонии, это куда более практично. Главное – выжить, а на втором месте стоит задача не уронить собственный авторитет крутого и бесстрашного парня. По крайней мере, так размышляет большинство, я же насчет авторитета стараюсь не заморачиваться. 
 – Я – Вихрь! – ответили мне с другого берега. 
 Понятно, как эти парни нас засекли – Вихрь проводник, как и я, и уступает мне не очень сильно. 
 – А я – Лис. – Я поднялся в полный рост и махнул рукой. 
 – Лис? – Мой маневр повторил один из сталкеров на том берегу. – Я же видел тебя сегодня в Тушинском лагере? 
 Ага, значит, дубль отправился в столицу – похоже, коррозия не до конца сожрала его мозги. Непонятно только, зачем он засветился на одной из самых посещаемых баз московской локации. 
 – Как видишь, я тут, – я пожал плечами. – Ну что, кто первый идет? 
 – Ваша очередь, – и Вихрь сделал широкий жест. 
 Мы с ним несколько раз пересекались, единожды даже работали вместе, водили по Старой Зоне партию ученых, и я знал, что этот порывистый, под стать прозвищу парень не склонен к подлым поступкам. 
 – Пойдем, – сказал я Синдбаду. – Вежливые люди встретились, нас пропускают. 
 Когда мы шагали по переправе, я подозрительно глянул в сторону торчавших из реки «кораллов», надеясь, что они окажутся мороком и исчезнут. Но нет, они даже потянулись к нам, а струи желтоватого дыма стали гуще, поползли над водой, подобно толстым червякам. 
 Вот пакость, она еще и на людей реагирует. 
 – Привет, Лис, – сказал Вихрь, когда мы очутились на твердой земле. – А я был уверен, что ты в Москве. 
 – Скоро буду, – пообещал я. – Что у тамбура? Рапторы не топчутся? 
 – Одного видели, но он какой-то подраненный и квелый, похоже, не до конца еще восстановился. Ну, бывай здоров, – Вихрь кивнул, и трое сталкеров затопали через Припять к левому берегу. 
 Судя по тяжелым рюкзакам, парни прогулялись по Пятизонью не зря. 
 Я только отвернулся от реки, когда ночной мрак разорвала зеленоватая вспышка, прочертившая небосклон. Вслед за ней появилась вторая, и по облакам поплыли струи изумрудного свечения, похожего на северное сияние. 
 – Пульсация? – озадаченно спросил Синдбад. – Очень не вовремя... 
 – Ничего, успеем, – сказал я, давая максимальную нагрузку на зрительные импланты. 
 Поднимающийся над руинами АЭС, подпирающий небеса столб тамбура вращался куда быстрее, чем обычно, и именно от него расползались по небесам мертвенно-зеленые сполохи. А это означало, что близится пульсация – явление непредсказуемое, опасное, а по последствиям сравнимое с извержением полудюжины вулканов, которое вдобавок сопровождается землетрясением и цунами. 
 Во время пульсации в тамбур сунется только самоубийца, но у нас еще оставалось время, чтобы пройти через гипертоннель, выскочить с другой стороны и убраться из зоны поражения. 
 Но, чтобы воплотить этот план в жизнь, следовало поспешить. 
 Мы шустрее зашевелили конечностями, не забывая поглядывать по сторонам – тут, около атомной станции, всегда есть шанс наткнуться на агрессивно настроенных чугунков, а то и на свеженькую ловушку. 
 – Твою мать! – воскликнул Синдбад, когда столб торнадо окутала паутина грандиозной молнии, и в первый момент я не понял, что именно вызвало столь бурные эмоции у моего спутника. 
 А затем увидел, как метрах в ста от нас, прямо на дороге к тамбуру, одна за другой возникли пять фигур: в черных боевых костюмах, с «мегерами» в руках, с пламенеющими даже в ночной тьме оранжевыми крестами на рукавах и на налобниках шлемов. 
 Бойцы Дьякона! Их еще тут не хватало! 
 – Быстрее, в сторону! – крикнул я, надеясь, что праведники не очухались и нас еще не засекли. 
 Но оказалось, что это не так. 
 Нас не просто заметили, а еще опознали как врагов, и одна из «мегер» выплюнула заряд картечи. На наше счастье, у ее хозяина после переноса слегка мутилось в голове, и поэтому он не смог взять прицел. Бетонная плита, валявшаяся на обочине, покрылась трещинами, а мы остались невредимы. 
 Я шлепнулся наземь, перекатился в сторону и принялся стрелять, надеясь, что Синдбад безо всяких подсказок сообразит, что ему делать. Он не подвел, сиганул в другую сторону, и «карташ» в его руках заплевался огнем, посылая пулю за пулей в сторону сектантов. 
 Один из них даже пошатнулся, и я было обрадовался, что число наших противников уменьшится. Но выяснилось, что все не так – из-за груды обломков медленно выехал покореженный раптор и покатил в нашу сторону. 
 – Твою мать, у них мнемотехник с собой... – протянул я, вытаскивая гранату и активируя ее. 
 Бросок мой оказался точен, и облако раскаленной плазмы поглотило двигавшего к нам чугунка. Когда она исчезло, открылся черный остов биомеха и полное отсутствие людских трупов. 
 Праведники, чтоб их всех вспучило, успели укрыться! 
 Положение, откровенно говоря, складывалось аховое – дорогу к тамбуру бойцы Дьякона перекрывали намертво. Но самое поганое – нам некуда было отступать, сунься мы на переправу, нас постреляют, как мишени в тире, рвани налево, к насосной станции, или направо, к пристаням, это ничего не изменит, все равно мы на полуострове, выход с которого в руках врага. 
 Если только броситься в Припять, надеясь на милость гидроботов и их императора. 
 Но это только в крайнем случае. 
 Я сменил позицию, и вовремя – то место, где я только что лежал, обстреляли из нескольких «мегер» одновременно. Пристрелялись паскудники крестопламенные или просто решили бить по площадям, надеясь, что рано или поздно попадут. 
 «Что делать будем?» – спросил меня Синдбад через М-фон. 
 «Пока не знаю, – ответил я. – Ждать, пока нас пульсацией не затянет в торнадо». 
 Пульсация меняла ландшафт локаций, передвигая тонны камней, почвы, бетона и железа из одной в другую, и ей было все равно, что именно и как перемещать. При этом она порой учиняла всякие фокусы, смешивая живое с неживым, и угодивший в катастрофу сталкер оказывался сращен с каменной плитой или автоном. 
 Шансы выжить в этой передряге имелись, но не особенно большие. 
 Зеленые сполохи тем временем метались по небу все стремительнее, пылевой столб распухал и вращался быстрее. 
 – Смерть Антихристу! – завопил один из праведников, подбадривая остальных, и «святая братия» ринулась в атаку. 
 Они только успели вскочить на ноги, как отмечающее центр локации торнадо содрогнулось, и из него выплыл шарообразный сгусток зеленоватого сияния. Миг повисел на месте, а затем направился в нашу сторону, и мои следящие импланты точно сошли с ума. 
 Еще бы! Нашим глазам предстала химера, один из чудных энергоботов, которые появлялись около тамбуров непосредственно перед пульсацией. Кто их создал и контролировал, за эти годы понять не удалось, как и подобрать против них подходящее оружие. 
 Химеры безжалостно уничтожали все органическое в окрестностях входов в гипертоннели – птиц, животных, людей. Целеустремленно загоняли внутрь оказавшихся рядом чугунков, всех подряд, от мелких скоргов до огромных биомехов, вроде бронезавров или драконов. А затем пропадали, исчезали без следа – до момента очередной пульсации. 
 Бойцы Дьякона заметили химеру в тот же момент, что и мы, и это вызвало в их рядах краткий миг растерянности. 
 – Синдбад, пошли! – рявкнул я, бросаясь в сторону. 
 Пока праведники занимаются химерой, а точнее, она – ими, мы можем успеть обойти тамбур и уйти на юг в обход станции, чтобы в момент пульсации оказаться как можно дальше от нее. Проскочить внутрь и убраться достаточно далеко в другой локации мы все равно уже не успеем. 
 Любители аутодафе наш маневр не прозевали, и трое кинулись следом, а один из оставшихся – я не поверил своим глазам – взмахнул коротким металлическим стержнем, и тот выбросил шнур голубоватого пламени. 
 «Плеть»! У этих засранцев есть «Плеть», артефакт, способный не убить, но остановить химеру! 
 Искрящийся шнур хлестнул по облаку зеленоватого пламени, и оно застыло, повисло на месте. Пройдет какое-то время, и химера поплывет обратно, к тамбуру, словно позабыв, зачем явилась сюда. 
 Но из столба торнадо появлялись новые энергоботы – неторопливые, зеленые, светящиеся, разных очертаний – один походил на огромную гантелю, другой – на кита без хвоста, третий – на клубящееся облако. 
 – Нажмем! – прорычал я, хотя мы и так неслись изо всех сил, точно парочка взбесившихся зубров. 
 Праведники топали следом, но сократить расстояние пока не могли – «мегера», конечно, всем хороша, и мощна, и компактна, но вот бегать с ней не особенно удобно. Двое поначалу оставшихся на месте тоже присоединились к погоне, и они решили срезать путь, пробежать мимо самого тамбура. 
 Понадеялись, что «Плеть» поможет им справиться с энергоботами. 
 Видеть то, что там происходило, я не мог, но импланты исправно снабжали меня информацией, и я имел возможность представить картину во всех деталях: удар «Плетью», и еще одна химера зависла, но другая оказалась совсем рядом с бегущими, и выстрел в упор не смог остановить ее. 
 Короткий вопль, и облако зеленого огня поглотило человека. 
 «Так тебе и надо, – злорадно подумал я. – Сидел бы ты на месте, в своей церкви, жив бы остался». 
 Второй из двух праведников погиб мгновением позже, успев «заморозить» еще одного энергобота. Но еще три устремились за нами, точно огромные головки одуванчиков, несомые сильным ветром. 
 Проклятие, от них не убежать, будь ты хоть чемпионом мира по бегу с препятствиями! 
 – Давай за мной! – выкрикнул я, одновременно передав то же через М-фон, и повернул прямо на запад. 
 От городка Припять после Катастрофы осталось хаотичное нагромождение руин и хитро вывернутых наизнанку подземных коммуникаций. Немногим позже те места из-за сильного энергетического фона облюбовали чугунки, их там всегда было, словно кошек на помойке. 
 На этом и строился мой план. 
 Синдбад побежал за мной, не задавая лишних вопросов, да и праведники устремились следом, не особенно, похоже, надеясь нас догнать, а просто удирая от химер. Один попытался выстрелить нам в спины, но споткнулся, кубарем полетел на землю, и мы услышали еще один крик и тот мерзкий хруст, что звучит, когда человеческая плоть оказывается «в лапах» энергобота. 
 Нет, парни, сейчас мы либо все вместе выживем, либо дружно откинем копыта... 
 Позади остались гаражи, и начался собственно город. Под ногами захрустели скарабеи, шарахнулся в сторону мелкий биомех, чем-то похожий на помесь газонокосилки и велосипеда. 
 Двое ботов-андроидов повернули в нашу сторону армганы, но башка одного взорвалась, разнесенная в пыль пулей «карташа», а второй предпочел ретироваться. Счел, должно быть, что мы и преследователи – одна боевая единица, и что ему с такой не совладать. 
 Под ботинками загрохотал бок раскатанной в лист канализационной трубы, о прошлом которой напоминал только запах. С нее мы выскочили в узкий переулок между двумя валами из обломков и едва не угодили под колеса небольшому носорогу, в прошлом – грузовичку. 
 Сердито взревев, он затормозил и попытался развернуться, затем сдал задом. 
 Но мы уже взбежали на один из валов, и только в этот момент я отважился обернуться. Вовремя, чтобы увидеть, как химера настигает еще одного из праведников, а последний буквально падает под колеса носорогу. 
 В рычании бывшего грузовичка появились кровожадные нотки, мгновенно сменившиеся тоскливым завыванием. 
 – Давай, давай, родная! – прохрипел я, чувствуя, что сил на бегство больше нет. 
 Увлекшаяся погоней за органическими существами химера обнаружила перед собой чугунка. И тут напомнила о себе ее вторая и наверняка главная программа – сгонять к тамбуру всяческих биомехов. 
 На это я и рассчитывал, свернув в сторону развалин Припяти, прямо-таки кишащих всякой механической живностью, и расчет мой оправдывался. Нас преследовал всего один энергобот, прочие, вроде бы сначала устремившиеся в погоню, сейчас собирали в стадо ЭРЗов, перекати-зон и прочих железных тварей. 
 Взвизгнув, последний уцелевший боец Дьякона на четвереньках отполз в сторону, и химера проплыла в каких-то метрах от него, но и не подумала напасть. Повисла рядом с носорогом, и тот послушно покатил вслед за ней туда, где продолжал изрыгать зеленые молнии пылевой вихрь торнадо. 
 – Получилось! – выдохнул Синдбад. – Мы спасены! 
 – Еще нет, – поправил его я. – Надо уйти как можно дальше, чтобы пульсацией не зацепило... 
 – А с этим что? 
 Совершенно одуревший праведник мотал головой и пытался подняться, но ноги у него подламывались. Видно было, что этому типу сейчас не до того, чтобы стрелять и гнаться за кем-либо. 
 – Возьмем в плен и допросим, – решил я. – Надо узнать, чем я насолил Дьякону и его братии. 
 Сказано – сделано. 
 Мы спрыгнули в переулок, обладатель щегольских крестов на доспехах лишился оружия и узрел приставленное к носу дуло «Шторма». 
 – Знаешь, что это такое? – вкрадчиво поинтересовался я. – Это не «мегера», но если я выстрелю, то от твоей башки останутся обломки шлема и куски имплантов. Ты понимаешь меня? 
 Он кивнул. 
 – Странно встретить в вашей компании умного человека, – продолжил я. – А теперь... побежали! 
 Праведник подпрыгнул, точно его стегнули кнутом, и помчался вслед за Синдбадом. Похоже, он не сообразил, что с ним произошло, или химера что-то сделала с его мозгом. 
 Мы успели одолеть еще метров триста и выскочить на окраину Припяти, когда пульсация все же началась. Вновь содрогнулась земля, на этот раз тяжело, будто в родовых корчах, и, оглянувшись, я увидел, что столб торнадо затрясся, принялся толстеть, а затем мгновенно усох. В стороны ударили похожие на изломанные стрелы зеленые молнии. 
 – Всё, ложимся! – прокричал я. – И держимся изо всех сил, если хотим уцелеть! Вон туда! 
 Мы успели юркнуть в какую-то щель, прикрытую фрагментом кирпичной стены. Засвистел ветер, и накатила волна гравитационного искажения – показалось, что я стал легким, как пушинка, а в следующий момент меня придавила к земле утроенная или учетверенная тяжесть. 
 Тяжкий вой набил уши и внутренности черепа колючей ватой, и я оглох. 
 А заодно и ослеп, поскольку закрыл глаза и вырубил следящие импланты – все равно в той свистопляске, что творится сейчас в радиусе нескольких километров от центра локации, ничего не разглядеть. 
 Я только ощущал, как нас подбрасывает вместе с убежищем, как что-то тяжелое стукает меня по шлему. Слышал удары собственного сердца и думал, что впервые за все эти годы угодил в эпицентр пульсации. До сего дня я был осторожен и при первых признаках катаклизма всегда уходил на безопасное расстояние. 
 А потом стало тихо, и я открыл глаза, но ничего не увидел. 
 – Эй? – сказал я и автоматически повторил тот же возглас через М-фон, адресовав его Синдбаду. 
 «Нас, похоже, слегка засыпало, – прозвучал в моей голове голос бритоголового. – Я вижу рядом просвет и попробую сначала выбраться сам. А затем вытащу и вас. Ты не дергайся пока». 
 Я попробовал двинуться, но со всех сторон сдавило, захрустело, и я понял, что лучше вправду не шевелиться. Осторожненько активировал импланты и ничего не смог уловить – повсюду глухая, непроницаемая стена. 
 Для проводника – самое жуткое ощущение. 
 Затем захрустело еще, стукнуло по шлему, и я смог повернуть голову. Обнаружил небольшую дыру и понял, что она расширяется. 
 – Сейчас, еще немного, – на этот раз голос Синдбада я уловил ушами. – Ты там как? 
 – Как кольцо на пальце, – отозвался я, – сижу крепко, чувствую себя неплохо, только вот пошевелиться почему-то не могу. Но ты сам знаешь, что нам, рыжим, море по колено! 
 Откатился в сторону очередной обломок, и я смог пошевелить правой рукой, затем двинуть левой, ну а дальше я приступил к воплощению в жизнь принципа «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». После некоторых усилий, сдобренных смачными проклятиями, я расковырял завал из разнокалиберных обломков стены и вылез из щели, прикрывшей нас, но едва не ставшей нашей могилой. 
 Пейзаж вокруг в общем и целом остался тем же самым, но вместе с тем разительно изменился. 
 Развалины, фрагменты зданий, развороченные трубы, куски автонов, но все в новых сочетаниях, расположенное не на тех местах, где было получасом ранее. Новые огнедышащие сопки на горизонте, овраг там, где недавно был холм, и в воздухе взвесь из пыли и пепла. 
 И это помимо продолжающего идти снега. 
 – А где наш религиозный друг? – спросил я, чуточку оклемавшись. 
 – Тут он, или ты забыл? – вопросом ответил Синдбад, нагнувшийся над неким продолговатым предметом. 
 И только теперь я определил, что это и есть праведник, так удачно избежавший общения с химерами. Просто без шлема, без сознания и в лежачем положении он оказался не таким грозным, как с «мегерой» наперевес. 
 – Э, да он совсем мальчишка! – воскликнул я, разглядев, что бойцу Дьякона лет семнадцать-восемнадцать. 
 – Истину глаголешь, – отозвался Синдбад в духе дешевого проповедника. – И еще должен я возвестить, что отрок сей изрядно получил по кумполу. И посему предлагаю я трапезу скромную разделить и подождать, пока для беседы он будет хоть сколь-нибудь подходящ. 
 – Это можно, – согласился я. 
 Ждать пришлось часа полтора. 
 Выброшенная пульсацией пыль за это время осела, атмосфера очистилась, и нам предстало редкое для Пятизонья зрелище – звездное небо. Смотри, наслаждайся, пока не натянет новых облаков и не заморосит вечный дождь, ну, или с учетом зимних условий, не пойдет снег. 
 К горизонту клонилась отожравшаяся, но еще не полная луна, мерцал Млечный Путь. 
 – Красота, – сказал я, когда мы утолили голод и жажду. 
 – Красота, – отозвался Синдбад. – А, наш новый друг, кажется, шевелится... 
 Праведнику на самом деле было лет восемнадцать, не больше, мелкие черты лица придавали ему сходство с грызуном, и ничего приметного во внешности этого парня не имелось. 
 Открыв глаза и обнаружив наши свирепые рожи, он вздрогнул. 
 – Привет, дружище, – сказал я. – Вынужден разочаровать тебя, но устроить тут аутодафе или проповедь мы не дадим. 
 – Но... помолиться хотя бы... разрешите? – спросил он срывающимся голосом. 
 – Зачем? – удивился Синдбад. 
 – А перед смертью. 
 Ну, определенная смелость у этого парня была, хотя порой и загнанная в угол мышь обретает бешеную храбрость. А еще, несмотря на страх, он трезво оценивал обстановку и не делал глупостей – вроде попыток вырваться. 
 – Это всегда успеется, – сказал я после того, как мы с Синдбадом обменялись взглядами. – Поведай мне лучше, отрок, полный религиозного рвения, ты знаешь, кто мы такие? 
 Он помедлил немного, морща лоб и посверкивая глазами, а затем ответил: 
 – Ты – Антихрист. 
 – Какая потрясающая новость, – тут Синдбад не сдержался, захихикал. – А я кто, чудище из серного озера? Или блудница, что восседает на звере, вышедшем из моря и собравшемся сожрать тысячу царей? 
 Я в религиозной галиматье мало чего понимал, а вот бритоголовый, похоже, разбирался. 
 – Не знаю, о тебе пророк ничего не говорил, – ответил мальчишка. 
 «Пророк» – это Дьякон, пузатый и бородатый тип, возомнивший себя новым мессией, что призван с помощью костров бороться с ересью. В роли еретиков у него выступали ученые, а также все, чем-то помешавшие Дьякону или просто не вовремя оказавшиеся на дороге. Из всех безумцев Пятизонья он был одним из самых знаменитых, а уж в кровожадности мог поспорить с самим Хистером. 
 – Значит, Антихрист, – сказал я, думая, что роль одного из главных христианских злыдней мне не очень нравится. – Это с какого перепугу? Рогов у меня вроде бы нет, серой я не пахну? 
 – Ты умеешь быть сразу в двух местах. 
 Синдбад крякнул, а у меня мелькнула мысль, что дубль устроил мне куда больше неприятностей, чем я полагал до сего часа. Эх, отмотать бы время суток на двое назад и обойти тот «Мультипликатор» по широкой дуге. 
 – Почему тогда я сам об этом ничего не знаю? – спросил я, стараясь, чтобы голос мой звучал уверенно. 
 Пришлось мальчишке напрячься и рассказать, с чего вдруг праведники решили, что я Антихрист. Выяснилось, что дубль, сто скоргов ему в глотку, попался группе бойцов Дьякона в Старой Зоне, неподалеку от тамбура. Самое чудное, что он ринулся на них в атаку, один на четверых, вопя какие-то глупости! 
 – Авессалом, командовавший группой, был сильно удивлен, – говорил наш пленник. – Но ты от них удрал, ушел в сторону Обочины, и они решили тебя не преследовать, поскольку имели задание от пророка. А когда вышли из тамбура в Сосновом Бору, вновь увидели тебя. 
 Он нервно завозился и буркнул: 
 – Развязали бы вы мне руки, а то я скоро того... не сдержусь. 
 – Уж сдержись пока, – попросил я. – И что, теперь твои единоверцы ловят меня по всем локациям? 
 – Да, пророк отдал такой приказ. 
 – Ну что же, – с наигранной бодростью начал Синдбад, – врагом больше, врагом меньше – какая разница? 
 Это он зря – разве можно сравнить Циклопа, пусть джинна, но одиночку, или Антипу и его десяток головорезов с Дьяконом, чей «Пламенный Крест» насчитывает до сотни стволов? Эти фанатики не успокоятся, пока не спалят меня, или не увидят мой труп, или не отвлекутся на что-нибудь более интересное, вроде охоты на изучающих Пятизонье ученых. 
 Или их самих «отвлекут» военные. 
 – Ладно, позволим мальчишке отлить, а затем подумаем, что делать дальше, – сказал Синдбад. – А ты, праведник, помни, что трое отроков, конечно, выжили в печи огненной, но вот о том, что кто-нибудь уцелел после попадания из «карташа», в Библии ничего не говорится! 
 Поднятый нами на ноги и отведенный в сторону пленник не стал суетиться, даже когда ему распутали руки. То ли слишком хотел в туалет, то ли решил, что удрать от пули – задача невыполнимая даже для искренне верующего. Он сделал свои дела, мы связали ему конечности и вернули на «нагретое» место. 
 – Да только смотрю, ты меня совсем не боишься, – сказал я. – Как тебя звать, кстати? 
 – Иеровоам, – ответил мальчишка. – Так я и не верю, что ты – Антихрист. 
 – Даже несмотря на то что так утверждает пророк? – Синдбад сложил губы трубочкой. 
 Дисциплина в «Пламенном Кресте» жесткая – это всем известно, стоит кому только усомниться или отклониться от «генеральной линии партии», как добрые единоверцы отправляют его на костер. 
 – Я не верю, что он – пророк. – Иеровоам отвел глаза. – Пророк не может быть таким... убивать... 
 – А ну-ка рассказывай, – потребовал я. – Как ты с подобными мыслями докатился до жизни такой! 
 Делать все равно пока нечего, нужно выждать еще как минимум часок, прежде чем можно будет сунуться в гипертоннель. Почему бы не послушать пока историю праведника, который не глядит в рот своему Дьякону? 
 Выяснилось, что наш новый знакомый недавно откликался на кличку Колючий и принадлежал к «питерцам» – группировке молодых ребят, промышлявших на границе локации Соснового Бора. Они водили желающих через Барьер, пользуясь ветками метро и тектоническими разломами, понемногу таскали артефакты, доставляли грузы и мечтали о том, чтобы стать настоящими сталкерами. 
 – Меня бабушка с детства в церковь водила, – говорил Иеровоам, глядя сквозь меня куда-то в звездное небо, которое постепенно затягивали тучи, – я к десяти годам все молитвы выучил, а потом, когда она погибла, в пятьдесят первом, я сам продолжал ходить, и свечки ставил, и все прочее... 
 Сам я к «опиуму для народа» отношусь прохладно, но искреннюю веру уважаю. 
 Наш новый приятель после Катастрофы сумел выжить, прибился к питерцам и даже заработал денег на имплантацию – вставил себе метаболический имплант, чтобы не так опасно было ходить в локацию. Подумывал о том, чтобы дополнить его еще парой полезных приспособлений, но тут Крамор, старший группировки, отправил Колючего в очередной рейд. 
 – Ну и встретили они нас у Красной Горки, – сказал Иеровоам, или в этот момент скорее Колючий, и злость прозвучала в его голосе: – Троих парней на месте положили, а меня только ранило. Я лежу, молитву читаю, а с ними тогда Дьякон был, он услышал. Решил, что это знак Божий, спросил – верую ли я в Господа, а затем предложил у них остаться. 
 Понятное дело, что пацан согласился. Не на смерть же ему идти? 
 Лучше живой праведник Иеровоам, чем мертвый питерец Колючий. 
 Дальше рассказ мальчишки стал более интересным – полгода он проходил в послушниках, доказывал верность Дьякону и его своре. Использовали его в это время для всякой грязной работы, подручных дел, и оружия в руки не давали. Зато потом организовали нечто вроде посвящения, в той самой церкви Неопалимая Купина, что неподалеку от тамбура в Сосновом Бору, нарекли Иеровоамом и устроили ему имплантацию. 
 – Ба, а у праведников свои мастерские есть? – удивился Синдбад. – А я и не знал. 
 – Чего бы им и не быть, и мастерским, и финансам, и всему прочему? – Я пожал плечами. – Будь эти типы с крестами на рукавах просто бандой агрессивных сумасшедших, от них давно ничего бы не осталось. 
 Если бы дела обстояли так, Дьякон и его секта исчезли бы после первой военной операции против них, году эдак в пятьдесят третьем. Но они пережили и ее, и несколько последующих, и сумели довольно неплохо устроиться, стать одной из реальных сил Пятизонья. 
 – Ну, так чего дальше? – спросил я, глянув на пленника. 
 – А ничего. В прошлом сентябре я взял в руки «мегеру», и вот, с ними... – Тут Иеровоам улыбнулся совершенно взрослой улыбкой. – Но противно. Верят они вроде, но при этом заповеди нарушают... Думал пару раз сбежать, так куда мне теперь, с имплантами? За Барьер не выйти, а внутри него всегда найдут и устроят... искупление грехов... 
 Огненное такое, жаркое, чтобы с грехами еще и тело заблудшего в пепел сжечь. 
 Не сказать, что я проникся к мальчишке симпатией – понятно, что крови на нем за эти полгода накопилось достаточно, но после допроса желание пристрелить его ослабло. Судя по озадаченной физиономии, схожие чувства одолели и Синдбада, так что мы переглянулись и перешли на разговор через М-фоны. 
 «Что с ним делать будем?» – спросил я. 
 «Не знаю, – отозвался Синдбад. – Зла на него у меня нет». 
 «И у меня. Может быть, просто отпустим?» 
 «Без оружия, маркеров и остального? Это, считай, та же смерть». 
 «Ну не волочь же его с собой до ближайшего детского сада?» – Я понял, что начинаю злиться, и это мне не понравилось – не тот вопрос, чтобы из-за него поддаваться эмоциям. 
 Хотя стоило признать, что Колючий напомнил мне меня в его возрасте, когда я после детского дома пытался устроиться в обычной человеческой жизни и только пришел в университет, озлобленный, никого не боящийся, сердитый на весь мир и ничего хорошего от него не ждущий. 
 «А давай спросим у него», – предложил Синдбад, и я после мгновенной заминки кивнул. 
 – Слушай, земляк, – сказал я, пытливо глядя на Иеровоама. – Мы тут думаем, что с тобой делать. Если хочешь, можем отпустить на все четыре стороны, только оружия, сам понимаешь, не дадим. Шансов уцелеть немного, но они есть. Если желаешь быстрой смерти, можем тебя пристрелить, хотя честно скажу, нам этого не хочется. Но ты сам-то чего бы желал? 
 – А возьмите меня с собой! – выпалил мальчишка, и во взгляде его вспыхнула надежда. – Можно ведь доспехи эти снять... как-то сменить, замаскироваться, чтобы они меня не нашли! 
 – Нет! – резко возразил я и уже спокойнее добавил: – В принципе это возможно, руки у Дьякона длинные, но не особенно. Просто сейчас нам некогда этим заниматься – тебя куда-то вести, пристраивать. Я сам гоняюсь за тем, кого ваши приняли за меня. – Незачем Иеровоаму знать подробности о дубле. – Помимо твоих единоверцев, по моим следам тащатся еще всякие «друзья»... 
 – Так вам что, помешает лишний ствол? Я ангельски хорошо стреляю! 
 – Кто ж тебе его даст? – Тут я разозлился по-настоящему. – Ты думаешь, я вручу оружие тому, кто час назад был готов убить меня? Вот честно скажи, ведь готов был? 
 Иеровоам отвел глаза и, помедлив немного, кивнул. 
 Наверняка ведь еще и спусковой сенсор нажимал, гад, в наши спины целясь, а теперь вместе с нами просится! И то, что он выполнял приказ Дьякона, ничуть сопляка не оправдывает – умел хулиганить, умей и ответ держать! 
 «Может быть, все же возьмем? – Синдбад вновь перешел на беседу через имплант. – Доведем до Тушинского лагеря, да там и оставим – пусть сам выкручивается. Все равно в ту сторону идем». 
 – Нет! – повторил я. 
 Очень неразумно тащить с собой по Пятизонью того, в ком ты не уверен и кому ты не можешь дать в руки пушку. Он будет обузой, отвлекающим фактором, минус-баллом в любой ситуации, и может стать причиной больших проблем. И мало меняет ситуацию факт, что юный праведник – вовсе не новичок, что он понюхал пороху и знает, чего здесь с чем едят. 
 Вон, в экспедициях на одного большеголового приходится пять вооруженных проводников! 
 – Нет, не возьмем, – повторил я в третий раз. 
 – Тогда отпускайте, – сказал Иеровоам мрачно и решительно. – Отдам себя в руки Господа. Если будет на то его воля, то выживу, а если нет – то лучше сгинуть от лап безгрешных тварей, чем так жить. 
 – Ты что делаешь? – прошипел Синдбад. – Давай хоть вооружим его! «Мегеру» отдадим! 
 Тоже мне, гуманист выискался. И как он с таким гуманизмом в Пятизонье выжил, интересно мне? Или каждого чугунка добрым словом встречал, а злобным бандюкам подставлял вторую щеку? 
 Расскажите кому-нибудь другому! 
 – Пусть уходит, – сказал я твердо. – Ты можешь идти вместе с ним. Я тебя с собой не звал и не раз предлагал тебе уйти. Вот очередной удобный случай. Вы делайте, что хотите, а я дальше отправлюсь. 
 Мальчишка глаза выпучил – он-то не знает, что мы с Синдбадом едва знакомы. 
 Ну а бритоголовый закряхтел, засопел, глаза кровью налились – того гляди, в драку полезет. А что, брат Лис, может, это не худший вариант – расплеваться и разбежаться, чтобы дальше идти в одиночку? 
 Как раньше, в прежние спокойные времена. 
 И тут Синдбад вместо того, чтобы кинуться в драку или послать меня по матушке, неожиданно успокоился. 
 – Зачем ты так делаешь? – спросил он, пристально глядя на меня. 
 – Что именно? 
 – Пытаешься доказать всем и себе самому, что ты мерзкий бессердечный ублюдок. Ведь ты не такой! Ведь ты понимаешь, что мальчишка – не кровопийца, не прожженный праведник! 
 – Давай без проповедей! – Я выставил перед собой ладони. – Какой я есть, такой я и есть, и если хочешь с ним возиться, то возись, а мне скоро надо будет идти. Дубль на месте сидеть не станет. 
 Синдбад усмехнулся, и мне почему-то захотелось его ударить – столько превосходства оказалось в этой усмешке. Я заскрипел зубами, удерживаясь от глупого, совершенно мальчишеского желания – что мне за дело до чужих улыбок? 
 И в этот момент что-то случилось с моим главным имплантом – он выдал информацию, что тестируемая колония наноботов типа 36К5643 несовместима с остальными компонентами внутренней информационной системы, а кроме того, обладает признаками внутренней нестабильности, а затем вовсе завис, выключился, точно ему выдали несколько слишком сложных задач одновременно. 
 Ощущение мерзостное – словно внутри головы возникло выгнившее дупло, как в больном зубе. Плюс нехватка привычного внутреннего собеседника, с которым поддерживаешь полуосознанный диалог. 
 Я сбился, замер, пытаясь осознать, что со мной происходит. 
 Нет, само сообщение выглядело обычно, такие я получал пару раз в процессе имплантации новых устройств. Да вот только никаких колоний наноботов типа 36К5643 рядом не наблюдалось, как и мнемотехника с набором оборудования. 
 Главный имплант включился, пустота в голове заполнилась, и на мгновение мне показалось, что через мои глаза смотрит кто-то еще. 
 – В чем дело? – спросил Синдбад. 
 – Так, ерунда, – просипел я, заставляя себя вспомнить, чем мы тут вообще занимаемся. – Не обращайте внимания. В общем – я уже сказал, я ухожу, один или с тобой, но не с ним. 
 И я указал на лежавшего Иеровоама. 
 – Бог все видит, – многозначительно изрек бывший Колючий, и на этот раз мне захотелось ударить мальчишку. 
 Они, значит, умники добродетельные, а я злобный грешник? 
 Возможно, так оно и есть, но только я со своими делами сам разберусь! 
 – Ну что же, ты решил, язви тебя джинн, – протянул Синдбад. – Иди своим путем, а мы отправимся своим. 
 И что самое странное – мне в этот момент стало неприятно, как-то мерзко на душе, словно предстояло расставание не со случайным знакомым, а с настоящим другом, с которым много пережито и пройдено. Хотя все мои друзья остались там, в январе пятьдесят второго, и если кто из них выжил, то сейчас, скорее всего, мотает срок где-нибудь в тюряге для особо опасных. 
 – Только не вооружай его, пока я не уйду, – попросил я. 
 – Боишься? – Синдбад вновь усмехнулся, но на этот раз – безо всякого веселья, скорее грустно. 
 – Аж по ногам течет, – отозвался я и поднялся, чтобы глянуть в сторону тамбура и оценить обстановку. 
 С момента пульсации прошло достаточно времени, так что вихрь вращался как обычно – неспешно, без дерганий из стороны в сторону, молний и вспышек. Выброшенные в новую для себя локацию чугунки вроде бы расползлись, по крайней мере, мои импланты ничего крупного и опасного не показали. 
 – Ладно, вы как хотите, а я пошел. – Я вскинул на плечи рюкзак. – Может, свидимся. Удачи. 
 Синдбад кивнул, праведник Иеровоам пробормотал что-то, одинаково похожее как на проклятие, так и на благословение, и я зашагал на юго-восток, в сторону АЭС и входа в гипертоннель. 
 Развалины Припяти, обычно кишащие всякой механической дрянью, сейчас выглядели мертвыми. Для всех порождений Пятизонья пульсация – мощный шок, и они от него несколько часов оправляются. Особенно достается тем тварям, что были затянуты в тамбур и, возможно, побывали в том самом мифическом Узле. 
 Я на всякий случай обошел одиноко стоявшего бронезавра, неподвижного, словно мертвого. От группы колесных ботов предпочел укрыться – эти твари любят собираться большой толпой. 
 Миновал одну за другой три свеженькие ловушки, «Магнит», «Дурман» и «Мухобойку», но о том, чтобы выдать их координаты в М-сеть, и не подумал. По сталкерской традиции о найденных после пульсации новых аномалиях следовало известить всех, но сейчас мне было не до того, чтобы раскрывать собственное местонахождение. 
 Пусть Циклоп и Антипа думают, что я прошел тамбур давно или вовсе сгинул в катаклизме. 
 В окрестностях входа в гипертоннель оказалось вообще на редкость чисто – ни чугунков, ни «кукушки» где-нибудь в развалинах, ни признаков засады на неразумного Лиса. Я еще раз «огляделся», используя все до единого следящие импланты, активировал маркер и шагнул в серое марево. 
 
 
 
 Глава 7 
 Бывшая столица 
 
 9 февраля 
 Кратер вокруг Курчатника за те сутки, что я тут не был, почти не изменился. 
 Да и вряд ли ему сможет повредить даже самая сильная пульсация – разве что добавит или прибавит ловушек, перетасует развалины, передвинет горы обломков или воздвигнет новые. 
 Самое главное, что в этот раз тут оказалось спокойно. 
 – Очень неплохо, – сказал я, оклемавшись и определив, что в той точке пространства, куда меня выкинуло, царит тишина, и никто не спешит ко мне с воплем «Вот он, сволочь!». 
 Подобное развитие событий меня более чем устраивало. 
 Теперь надо выбраться с этого оживленного, по меркам Пятизонья, места и двинуть на северо-запад, в сторону Тушинского лагеря сталкеров, где видели «меня», то есть дубля. Не исключено, что и там уже пускают слюну люди, обиженные моим нехорошим двойником, но другого пути, чтобы настигнуть его и ликвидировать, просто не существует. 
 Разве что засесть около тамбура и ждать, пока дубль не придет сам. 
 Для начала можно забраться на крышу уцелевшего во всех передрягах института имени Курчатова, чтобы окинуть взглядом окрестности. Корпуса научного центра не только сохранились, а еще и обрели неимоверную прочность, так что внутрь не удалось проникнуть никому. Ни с чем ушли даже военные, присылавшие с этой целью настоящую экспедицию. 
 Зато крыша использовалась сталкерами как наблюдательный пункт, и сейчас там, похоже, никого не было. 
 – Как-то утром, на рассвете, заглянул в соседний сад, – загундосил я, шагая вниз по склону кратера. – Там смуглянка-молдаванка собирает виноград. Я краснею, я бледнею, захотелось вдруг... 
 Чего мне захотелось, так и осталось невыясненным, поскольку вдруг обнаружилось, что я больше не один. Стремительная тень возникла на крыше Курчатника и сиганула по пожарной лестнице вниз – я только глаза выпучил! 
 – Вот лахудра! – гаркнул я, вскидывая «Шторм» и пытаясь поймать в прицел летящего к земле человека. 
 Это оказалось довольно сложно, и не в последнюю очередь потому, что импланты, помогающие обычно навести оружие на цель, в этот раз повели себя странно. Для них спускающийся с крыши человек представился не обычной «меткой», а каким-то странным смазанным пятном, и что самое чудное – датчик биологических объектов не смог определить, живое передо мной существо или нет. 
 Как говорят в народе – «опять глюки»! 
 Нажать спусковой сенсор я так и не успел, а человек приземлился, мягко, точно огромный кот, и развернулся в мою сторону. Вздрогнул от неожиданности, и в руке у него оказался громадный револьвер, такой древний, словно его уперли из оружейного музея. 
 Так мы и замерли друг напротив друга, как герой и злодей в древнем и плоском, времен до интерактивов, фильме. 
 – Ну, и что? – спросил человек. 
 – А ничего! – ответил я, пытаясь определить, с кем меня свела судьба. – Ты кто такой? 
 Одет этот тип был странно – никакого боевого костюма, серый летный комбинезон со вшитыми наколенниками и налокотниками, на голове не шлем, а бандана, на руках – перчатки, каких я до сих пор не видел, а на ногах вместо ботинок – легкие кроссовки скалолазного типа. 
 И еще что-то было не так с одним из его глаз, как-то он странно поблескивал во мраке. 
 – Ну и утречко! – патетически возгласил человек, и не подумав опустить револьвер. – Судя по твоему вопросу, ты не один из тех придурков, что гоняются за моей скромной персоной? 
 – Нужен ты мне, – хмыкнул я. – Мне и без тебя есть за кем погоняться. 
 – Да? Тогда отведи ствол, а то я нервничаю, когда в меня целятся. Могу непроизвольно нажать на спуск, – сообщил щеголь в бандане. – И я тоже спрячу пушку. На раз-два-три... 
 Я не стал реагировать на эту дурацкую считалочку, просто повернул «Шторм» так, чтобы он глядел в стену Курчатника. Человек заухмылялся и спрятал раритетную громадину в кобуру, причем настолько быстро, что я едва разглядел движение. 
 Импланты по-прежнему продолжали сбоить, а датчик биологических объектов лежал в глубоком нокауте. 
 – Раз ты и вправду не жаждешь моего комиссарского тела, – сказал щеголь, – то позволь представиться. Хомяков Геннадий Валерьевич, куда чаще называемый Алмазным Мангустом. 
 Только в этот момент я сообразил, что именно не так с его обветренным, покрытым шрамами лицом – в одной из глазниц сидел настоящий алмаз размером примерно с глазное яблоко! Ничего себе, судьба и вправду свела меня с одной из легенд Пятизонья, причем легендой живой, действующей, мотающейся по локациям и порой даже появляющейся на Обочине. 
 Мерлина, Механика или профессора Сливко там застать куда сложнее. 
 – Ого, – сказал я. – У нее глаза – два брильянта в три карата... 
 – Какие три карата? – Алмазный Мангуст посмотрел на меня презрительно. – Пятьсот, и ни каратом меньше. 
 – Это слова из старой глупой песни, – объяснил я. – И чего ж ты, брат Мангуст, под ноги не смотришь? Свалился на меня с крыши, напугал до мокрых штанов, так что я едва не начал палить. 
 – Не думал, что так скоро после пульсации возле тамбура кто-то окажется. – Он развел руками. – Мне самому нужно срочно покинуть эту локацию, поскольку некие придурки решили, что пора бы отделить мою собственно человеческую часть от инородной... 
 Об Алмазном Мангусте, бывшем лейтенанте-вертолетчике, ходили дикие слухи – что он якобы провел в Узле полгода, что его на самом деле изготовили военные, и он от них сбежал, что он Избранный и только ждет нужного времени, дабы уничтожить Пятизонье... 
 Достоверные факты укладывались в несколько строк: Геннадий Хомяков был не по-человечески быстр и ловок, мог жить только внутри одного из Барьеров, его прикосновение выводило из строя любую современную технику, на ярком солнце он становился невидимым, а еще он таскал в собственном теле нанопаразита в виде семи огромных алмазов. 
 Именно ради них на Мангуста периодически устраивали охоту. 
 Заканчивалась она для охотников в лучшем случае ничем, в худшем – плачевно, а Геннадий Хомяков продолжал жить и здравствовать. Сталкиваться мне с ним до сих пор не приходилось, поскольку в дурацких экспедициях «за стекляшками» я участия не принимал. 
 С самого детства знал, что жадность – это плохо. 
 – Тогда не смею тебе препятствовать, – сказал я. – Только скажи, чего сверху видно? 
 Если Мангуст расскажет, что углядел с крыши, мне туда тащиться не придется, и я сэкономлю немного времени. 
 – На юге, за Берзарина, какое-то шевеление, вроде как отряд ботов шурует, – сообщил он. – С остальных сторон все тихо, хотя около «Щукинской», когда я там проходил, носороги резвились. Гоняли раптора трехколесного, даже на меня внимания не обратили. 
 Да, для этих чугунков нет лучшего развлечения, чем охота на бывшую легковушку. 
 – Спасибо за информацию, – кивнул я. – Удачи тебе, яхонтовый ты наш, гляди под ноги. 
 – И тебе того же. – Алмазный Мангуст ухмыльнулся и помчался по руинам в сторону центрального вихря локации. 
 Я поглядел ему вслед и принялся карабкаться по склону кратера. 
 Легенды – легендами, а у меня свои дела есть. 
 Из громадной воронки, на дно которой институт Курчатова опустился после Катастрофы, я выбрался как раз вовремя. Едва перевалил через край, как импланты сообщили, что с противоположной стороны, с улицы Расплетина, в кратер вступили шесть человек. 
 Похоже, те самые «придурки», что затеяли охоту на Мангуста. 
 Меня они не заметили, прямиком направились к точке перехода, или решили не связываться, определив, что я – не тот, кто им нужен. Я по этому поводу вовсе не расстроился – мне со всякими доходягами сражаться некогда, у меня есть цель, и я к ней, как говорится, иду... 
 До Тушинского лагеря от тамбура можно добраться несколькими путями. 
 Первый – по Волоколамскому шоссе, которое более-менее сохранилось во всех передрягах. Так и осталось полосой ровного асфальта в окружении сплошных развалин. По ней идти легче всего, но и риск максимален – тут любят «пастись» крупные биомехи, вроде бронезавров и носорогов. 
 Второй – огородами, то бишь улицами добраться до моста через канал имени Москвы, перейти его и там дать небольшого крюка – это сложнее и дольше, но зато и возможностей для маневра больше. 
 Третий – через туннель подземки, и это только на тот случай, если два первых пути окажутся перекрытыми. 
 Московское метро после Катастрофы стало местом более опасным, чем могли представить некоторые не очень умные писатели начала двадцать первого века. Там появились разные твари, вроде Сцепщика, способные проглотить целый отряд сталкеров, завелись хитрые подземные скорги и прочая муть. 
 Но все же бывают ситуации, когда лучше оказаться внизу, во тьме, среди всяческих опасностей и блуждающих ловушек, чем наверху, в кишащих сталкерами и чугунками развалинах. 
 Но сегодня никаких особенных обстоятельств не было, разве что я спешил, и поэтому выбрал кратчайший путь – по Волоколамскому шоссе. Без каких-либо проблем добрался до бывшего парка Покровско-Стрешнево, территория которого ныне поросла автонами. 
 И вот тут я наткнулся на первое препятствие – полосу «Чертовой топи» поперек улицы. 
 – Ага, как же, сейчас и шагну, – сказал я, разглядывая ловушку, обнаруженную только благодаря тепловизорам. 
 Если вступить на этот ничем вроде бы не примечательный кусочек асфальта, провалишься сразу сантиметров на двадцать. А провалившись, можешь смело прощаться с собственными конечностями и выбирать модель протезов попрактичнее. Существует один способ выбраться из «Чертовой топи» – ампутация. 
 Но едва я двинулся к зарослям автонов, думая попросту прорубиться сквозь них, как металлорастения угрожающе зашумели. Ветви задрожали, и между стволами заструился голубоватый туман. Пряди его, извиваясь и подергиваясь, двинулись в мою сторону. 
 Я не горел желанием на собственной шкуре проверять, что это еще за хрень такая. 
 Есть еще другая обочина, где громоздятся обломки, покрытые сантиметровым слоем сажи. 
 – Умный в гору не пойдет, – пробурчал я, карабкаясь по ним. – Умный гору обойдет. 
 И в следующий момент стало ясно, что если кто тут и умный, то никак не я. Черные развалины под ногами поехали, зарокотали, открылась яма, в которой заклацали похожие на терки челюсти. Какая-то металлическая дрянь, вроде муравьиного льва, устроила тут засаду! 
 Ботинки мои ехали по необычайно скользкой «саже», удерживать равновесие становилось все труднее. 
 – Отвались... мой... хвост! – Отчаянным рывком я подбросил себя на полметра, но тут же сполз на метр. От подошв до лязгающих челюстей осталось каких-то сантиметров тридцать. 
 Еще рывок, и я ухитрился развернуть «Шторм» вниз и дать очередь. 
 Несколько пуль отрикошетили, одна сорвала клочок кожи с тыльной стороны ладони на левой руке. Но другая, самая везучая, попала, похоже, в цель, поскольку клацанье затихло, а челюсти закрыло что-то похожее на крышку канализационного люка. Словно опустилось металлическое веко на огромном хищном глазу. 
 Мне хватило одного мгновения – прыжок, рывок вверх, короткая пробежка, и я оставил муравьиного льва позади. 
 Но порадоваться собственному подвигу не успел, поскольку луч армгана прошел в считанных сантиметрах от моей левой ноги. Клацанье, лязганье и негромкий треск выстрелов возвестили, что «пообщаться» со мной явилась банда паукообразных ботов. 
 – Вас еще тут не хватало! – рявкнул я, переходя на бег и шаря в подсумке в поисках гранаты. 
 Чтобы избавиться от этой братии, придется чуток посуетиться. 
 
 На разборки с ботами я убил почти полтора часа, троих уничтожил, еще от троих оторвался, отправив их шарить в окрестностях Пехотной улицы. К этому времени начало светать, очистившееся было после пульсации небо над Москвой затянули серые облака, и пошел снег. 
 Ладно хоть не дождь – верный спутник сталкера с марта по ноябрь. 
 К Волоколамскому шоссе я вышел в том месте, где оно пересекается с улицей академика Курчатова. Оглядел тянущуюся с востока на запад ленту асфальта, необычайно гладкую, без дыр, выбоин и каких-либо обломков. 
 Это шоссе выглядело так всегда, с самого первого дня после Катастрофы. По Обочине гуляла байка о том, что по ночам его чистят уцелевшие московские чугунки-уборщики. 
 Верилось в нее с трудом. 
 Скорее всего, тут имела место еще одна аномалия, на которые так богато Пятизонье, только масштабная и для всех без исключения безвредная, а поэтому мало кому интересная. По сторонам от шоссе громоздились два вала из строительного мусора – арматура, куски бетонных плит, фрагменты зданий, груды кирпича, оконные рамы, двери и разбитая бытовая техника. 
 Местами их покрывала металлическая плесень, кое-где ползали скарабеи. 
 – Вроде бы тихо, – сказал я, – но береженого бог бережет, как подумала монашка, натягивая на свечку третий презерватив. 
 Несколько глубоких вдохов, мгновение концентрации, и я вошел в форс-режим. Мир вокруг радикально изменился и одновременно остался тем же самым. По внутренней поверхности сферы, составленной из лоскутов разной фактуры, поплыли «метки». Мне осталось только расшифровать их. 
 Думать в этом состоянии мне всегда было трудно, мысли представали в виде коротких импульсов-вспышек. 
 Вот группа стальных крыс роется в развалинах... вот двое сталкеров осматривают железнодорожную станцию Покровско-Стрешнево... в подвале уцелевшего дома грохочет что-то большое... затаилась «Шинковка» на фрагменте вплавленной в вал лестницы... «Виселица» на столбе ожидает жертву... 
 Но ничего крупного, по-настоящему опасного. 
 Я вышел из форс-режима и несколько минут отдыхал, восстанавливая дыхание и успокаивая сердцебиение. А затем спрыгнул на шоссе, обогнул потянувшуюся ко мне «Виселицу» и направился на запад, в сторону Тушино. 
 Низкий, свирепый рев нагнал меня, когда я почти дошел до канала имени Москвы. 
 – Это еще кому палец прищемили? – Я обернулся, пригляделся и ринулся к обочине. 
 По Волколамке с бешеной скоростью мчалось нечто тяжелое, огромное, глянцево-блестящее. Напоминало оно отожравшийся туристический автобус, обзаведшийся рогами и поросший металлическими кораллами. 
 Я едва успел вскарабкаться на груду кирпичей, перемешанных с битым стеклом, как носорог оказался прямо подо мной. Мелькнула крыша, усеянная крупными, в ладонь, чешуйками и золотистыми «волосками», и тяжелая туша помчалась дальше. За ней проследовала вторая, третья, четвертая – такие же огромные, шумные, устрашающе уродливые. 
 Стадо этих чугунков, обитавших в московской локации, и в самом деле произошло от автобусов, некогда возивших по столице ее гостей. Агрессивностью они не отличались, зато не особенно смотрели, куда и зачем едут, и могли раздавить сталкера просто так, за здорово живешь. 
 – Зато теперь дорога точно будет чистой, – сказал я, спускаясь обратно на шоссе. 
 Да, перед стадом таких носорогов отступит даже не самый крупный бронезавр. 
 Я перешел канал, после катастрофы обмелевший, но ставший жилищем многочисленных ботов, ведущих амфибийный образ жизни. Несколько из них, сидевших на бетонном парапете берега и походивших на лодочные моторы с ножками, проводили меня «взглядами» сонаров. 
 Одно из преимуществ проводника с оплавленными имплантами – иногда я могу засечь чужое внимание, в чем бы оно ни проявлялось – в простом взгляде, луче радара или вспышке голографического сканера. 
 Выйдя к железной дороге, я немного подумал и пошел вдоль нее. 
 Замаскированный в развалинах пост я обнаружил почти тут же, но трепыхаться по этому поводу не стал. Понятно, что хозяева Тушинского лагеря поставили его тут для контроля за биомехами, а не за гостями. Продолжил идти, не замедляя шага и не сворачивая, а затем еще и рукой помахал, показывая, что все вижу. 
 Сидевшие на посту бойцы осознали, что прятаться нет смысла, и один из них вылез из развалин, держа наперевес «Шторм». 
 – Кто таков? – спросил он. 
 – Сам Троян, – ответил я, отстегивая маску, чтобы дать постовым увидеть мою физиономию. – Сейчас превращусь во что-нибудь злобное, большое, пойдут клочки по закоулочкам... 
 Трояном именовали необычного скорга, существующего, похоже, в единственном экземпляре и превосходящего собратьев по возможностям не на голову, а на целых две. Он появлялся в разных локациях то в виде черного облака наночастиц, то в облике крупного биомеха, вел себя вполне целеустремленно, но в контакт с людьми старался не вступать. 
 Несколько раз его пытались захватить или уничтожить, но такая операция заканчивалась примерно так же, как охота на Алмазного Мангуста – ничем, если Троян просто уходил от преследователей, либо тяжелыми потерями с их стороны, если он принимал бой. 
 Сам я долгое время почитал это существо легендой, пока однажды не увидел в Академзоне, как дракон, усевшийся на землю, замерцал, а потом взял и превратился в раптора, каких двенадцать на дюжину. Тогда я только рот раскрыл, а сменивший облик чугунок преспокойно мигнул фарами и укатил в развалины. 
 – Из тебя Троян, как из меня Механик, – отозвался постовой, и я узнал его. 
 Кличка – Карась, ничем не примечательный боец той группировки, что держит Тушинский лагерь. 
 – Это точно, – сказал я. – Как дела у вас? 
 – А то ты не знаешь? – удивился Карась. – Еще ночью я видел тебя на базе. 
 «Ага, дубль, похоже, на самом деле здесь, – подумал я и поправился: – Или был здесь». 
 – Ну, сам знаешь, как все может быстро измениться, – выкрутился я. 
 – Это верно. – Собеседник мой сочувственно покивал. – Ну что, плати пошлину, любезный, и добро пожаловать к нашему шалашу. Или ты так, мимо идешь, типа утреннего променада? 
 Тушинский лагерь – предприятие коммерческое, и это не столько рынок, сколько убежище. Нет, тут есть кое-какая торговля, но ведется она по мелочи, для серьезного бизнеса лагерь находится слишком далеко от границ локации. Зато здесь любому сталкеру за небольшие деньги дают возможность передохнуть, прийти в себя, отъесться и отоспаться. 
 Задача постовых состоит не только в том, чтобы контролировать периметр, они еще должны собирать пошлину со входящих и выдавать им маячок-метку, означающую «свой, оплачено». 
 Появившегося в лагере без такой метки человека мигом вышвырнут, а то еще и намнут бока. 
 – Нет, я опять к вам, – сказал я. – Почем нынче вход? 
 Счет на одной из универсальных карточек сошел почти к нулю, но зато я получил пропуск в Тушинское убежище. Карась ушел обратно на пост, расположенный в развалинах, а я затопал дальше – сначала прямо, а затем вместе с веткой железной дороги свернул налево. 
 Еще метров сто, и моим глазам открылся лагерь. 
 Что тут было до Катастрофы, честно говоря, я не знаю, в Москве я несколько раз бывал, но в этом районе не оказывался никогда. Возможно, этот здоровенный ангар некогда служил рынком или складом, или представлял собой заводской корпус, перенесенный катаклизмом с другого конца столицы. 
 В любом случае, новые хозяева постарались и оборудовали его как следует. 
 По углам крыши – пулеметные точки, окна первого этажа превращены в амбразуры, второго и третьего – наглухо заделаны. Подземелья в три уровня, склады, собственная электростанция. К ближайшему входу в метро проложена охраняемая трасса, а внизу, в вестибюле, постоянный дозор. Ну и сеть постов и патрулей вокруг, чтобы никто и ничто не могло подойти незамеченным. 
 Военные, обнаружив эту крепость, решили ее не трогать, а вот чугунки несколько раз ходили на штурм. Отряды рапторов и ботов, считающих Москву собственной вотчиной, безуспешно атаковали лагерь. 
 Единожды, насколько мне известно, Командор Хантер попытался захватить столь полезную во всех отношениях штуковину, но тут ему чуть ли не впервые пришлось отступить. Узнав о намерении Ордена подмять Тушинский лагерь, группировки московской локации забыли о сварах и выступили на его защиту, а к ним присоединились десятки вольных сталкеров. 
 Помощь прислал даже Хистер, не желавший усиления главного соперника. 
 Узловики, обнаружившие, что против них выступила такая мощная коалиция, предпочли отступить, но с тех пор их тут не особенно привечают – пускают, но не более чем по двое. 
 Меня опять же заметили издалека, я ощутил легкую вибрацию главного импланта, вошедшего в контакт с электронным мозгом лагеря. Обмен «верительными грамотами» прошел успешно, и я невозбранно дошел до замаскированной калитки в стене. Она открылась, и могучий седовласый тип в маске, но без шлема поприветствовал меня зычным басом: 
 – Здорово, рыжий. Проходи. Быстро ты в этот раз. 
 – Решил еще разок к вам заглянуть, – как ни в чем не бывало отозвался я. – Забыл в сортир заскочить. 
 Боец, за белые волосы и светлую кожу прозванный Снеговиком, хмыкнул и отошел в сторону, предоставляя мне возможность пройти. Пригнувшись, чтобы не зацепить макушкой притолоку, я проник на верхний ярус Тушинского лагеря. Заморгал, привыкая к царившему здесь полумраку, обвел глазами ряды лотков, поморщился, уловив запах оружейной смазки. 
 Тут, наверху, располагались торговые точки, харчевня и мастерские, казармы для сталкеров находились ниже. 
 – Раз забыл, так зайди, – сказал Снеговик. – А то, что на дикой территории не оправляешься – это правильно. Залезет еще какой скорг в задницу, корни пустит, зацветет, фиг его вынешь потом. 
 И он заржал, довольный собственной шуткой. 
 Ну а я пошел в глубь здания – погулять, походить, попасться на глаза всем, кому можно. Дубль мой, судя по реплике Снеговика, ушел, и хотелось бы узнать, во-первых, куда и когда, а во-вторых, что он тут делал. Начну расспрашивать о себе впрямую – все решат, что я слегка поехал мозгами, это в Пятизонье бывает. 
 Поэтому только и остается, что надеяться на обходные пути. 
 Первым делом я отправился в харчевню, отделенную от остального помещения загородками высотой в пару метров. Внутри отсеченного ими квадрата имелась дюжина грязных столов, привинченные к полу лавки, «аромат» подгоревшего мяса, стойка, и за ней – одноглазый коротышка по кличке Торин. 
 Увидев меня, он захихикал, выпучил единственный глаз и звонко шлепнул себя по лысине: 
 – Ха! Что, жратва моя понравилась? 
 – Конечно, – ответил я. – Вот сейчас тебе ее и верну... 
 И я сделал вид, что собираюсь блевануть прямо на стойку. 
 – Эй-эй! – занервничал Торин. – Ты чего? У нас все едят одно, и сегодня еще никто не жаловался! 
 «Ага, сегодня, – подумал я. – Значит, этот засранец умотал недавно». 
 – Ладно, замяли, – сказал я, усаживаясь на высокий табурет, притащенный сюда из какого-то бара. – Налей-ка лучше мне пива, только не стандартной бурды, а хорошего, из твоих запасов. 
 Посетителей в харчевне помимо меня не было, и поэтому я не рисковал раскрыть главный секрет Торина. Этот одноглазый и лысый хитрован имел большие связи за Барьером, и ему каким-то образом доставляли настоящее пиво. Обычных посетителей он поил привычной для Пятизонья бурдой, а ценный напиток, имевшийся в ограниченном количестве, приберегал для особых клиентов. 
 – Ха! И что же ты раньше про него не вспомнил? – буркнул хозяин харчевни, уставившись на меня с подозрением. 
 – С памятью проблемы, – ответил я, думая, что не все мои привычки доступны дублю. 
 Оказавшись тут, я не преминул бы спросить нормального пива. 
 Торин поворчал-поворчал, но все же притащил из подсобки не очень чистую кружку с янтарным напитком. Когда я начал пить, он склонился вплотную и горячо зашептал, брызжа слюной на меня и на стойку: 
 – Я тебя уважил, Лис, так и ты меня уважь. Как набредешь на россыпь «бриллиантов», не забудь один для меня приберечь. Ты знаешь, какие я люблю, чистые, прозрачные. 
 «Бриллиантами» называли довольно редкие артефакты небольшого размера, действительно похожие на драгоценные камни. Эти штучки образовывались быстро и сами по себе конденсировались, словно роса. Происходило это обычно в преддверии серьезных климатических катаклизмов, вроде дождя с градом. 
 Прочностью «бриллианты» не отличались, зато обладали рядом необычных свойств – если проглотить такой, создавалось нечто вроде защитного поля, светящийся ореол вокруг тела, способный отводить пули и даже выстрелы из армгана; если развести в спирту и выпить, то гарантированно заполучишь несколько часов ярких, восхитительных глюков без похмелья. 
 Именно так использовал подобные артефакты Торин. 
 – А с чего ты взял, что я «бриллианты» найду? – спросил я, смакуя пиво. 
 – Ха! – коротышка ухмыльнулся. – Всем известно, что ты у Прыгуна про ситуацию у «Войковской» расспрашивал, что там да как в «Метрополисе», что нового слыхать о Тимирязевской академии... 
 «Бриллианты» образовывались не абы где, а в строго определенных местах, которые еще несколько лет назад были нанесены на карту. Одно такое располагалось как раз между метро «Войковская» и Большой Академической улицей, неподалеку от логова неодруидов. 
 Выходит, дубль собирается отправиться туда и ждать у моря погоды, в смысле, у Пятизонья бури, чтобы насобирать «бриллиантов»? Нет, слишком глупо это выглядит, да и зачем ему такие артефакты – нажраться так, чтобы стать неуязвимым и засветиться, точно лампочка? 
 Прыгун же был известным в московской локации ходоком, одним из лучших разведчиков Тушинской группировки. При этом он не гнушался подрабатывать, приторговывая налево информацией и артефактами. 
 – А еще что всем известно? – спросил я скептически. 
 Давно проверено – нет лучшего способа раззадорить собеседника, чем усомниться в его словах. Вот и сейчас это правило сработало – Торин взъярился и начал доказывать свою осведомленность. 
 Чрез десять минут я примерно знал, чем занимался дубль в Тушинском лагере. 
 – Что же, спасибо, – сказал я, допив пиво и поставив кружку. – Честно скажу тебе, Торин, если я набреду на россыпь «бриллиантов», то самый большой и чистый достанется тебе. 
 Мнемотехник по кличке Волосатый встретил меня без особого воодушевления. 
 Когда я вошел в его лавку, он возился с механической игрушкой, похожей на бронезавра с ладонь размером. 
 – Это ты? – Волосатый щелкнул пальцами, и катавшийся по верстаку крохотный чугунок замер. – Неужели передумал? Или вновь явился ныть по поводу того, что я должен продать тебе в долг? 
 Вот, значит, как, этот гнусный выкидыш «Мультипликатора» не только хулиганит на Обочине?! Он еще бродит по Пятизонью и занимается шоппингом в кредит, зная, что платить придется мне! 
 Нет, давно пора вышибить ему мозги! 
 – Я просто хотел еще раз посмотреть товар, – сказал я, надеясь, что не выдал охватившую меня злость. 
 – А чего на него смотреть? – Волосатый пожал узкими плечами и откинул лохмы с лица. – Колония наноботов типа 36К5643. Не стабилизирована. После вживления и стабилизации может играть роль дополнительного модуля главного импланта – эвристического анализатора... 
 Он говорил что-то еще, но я не слушал. 
 Я вспоминал сообщение, которое пришло мне в голову во время спора с Синдбадом: «тестируемая колония наноботов типа 36К5643 несовместима с остальными компонентами внутренней информационной системы, а кроме того, обладает признаками внутренней нестабильности»... 
 Колония 36К5643, о которой я до сего момента вообще не слышал! 
 Так что, это сообщение я получил от главного импланта... от «железных мозгов» дубля? Из его информационной системы, скопированной с моей и совпадающей с ней по всем параметрам? 
 «Нет, невозможно!» – воскликнул кто-то внутри меня тонким испуганным голосом. 
 Очень даже возможно, если вспомнить тот взрыв в Сосновом Бору, который я услышал из двух мест одновременно, полученную непонятно откуда информацию с «метками» в Старой Зоне и о том видении Припяти с торчащими из нее металлическими «кораллами»... 
 По всему выходит, что дубль – точная копия меня. 
 Идеальное отражение. 
 И его импланты не просто похожи на мои, они такие же! 
 – Эй, да ты меня не слушаешь?! – донесся до меня раздраженный голос Волосатого. – Не заснул? 
 – Нет. – Я сглотнул, усилием воли возвращая себя к реальности. – Эвристический анализатор, говоришь? 
 – Именно это и говорю. – Мнемотехник сердито моргал красными глазами. – И много чего еще. Ну, так что – будем устанавливать эту штуку или ты перестанешь занимать мое время? 
 – Пожалуй, перестану, – сказал я, после чего развернулся и вышел из лавки. 
 А оказавшись за ее пределами, немедленно облегчил душу с помощью всех известных мне ругательств. Проходивший мимо незнакомый сталкер посмотрел на меня с уважением и одобрительно поднял большой палец. 
 Но мне было не до того, чтобы принимать восхищение окружающих. 
 Все те разы я вовсе не пребывал во власти галлюцинаций! 
 Просто мои импланты и импланты того, кто родился позапрошлой ночью из «Мультипликатора» неподалеку от Лубенского озера, благодаря полной идентичности время от времени начинали обмениваться информацией! И я видел то, что видел дубль, воспринимал то же, что и он: вид на реку у «переправы», результаты тестирования колонии наноботов, «метки» от множества суетящихся на Обочине людей, грохот разрыва... 
 Значит, и он, в свою очередь, мог видеть то же, что вижу я? 
 При этой мысли мне стало нехорошо – неужели он и сейчас подглядывает через мои глаза, качает данные из главного импланта и смеется надо всеми попытками догнать его? 
 – Не верю, – прошипел я, сжимая кулаки. – Я не могу контролировать этот процесс, а значит, и он не может. 
 После этого я заставил себя успокоиться: несколько раз глубоко вздохнул, закрыл глаза и досчитал до двухсот. И только потом позволил себе вернуться к мыслям о своенравном и гнусном двойнике. 
 Итак, что у нас есть? 
 Я способен время от времени воспринимать то же, что и моя изготовленная в «Мультипликаторе» копия. Это хорошо. Мое отражение иногда в состоянии точно таким же образом получать информацию обо мне. Это плохо. Таким образом, наблюдаем некоторое равновесие. 
 Еще двойник пытался имплантировать себе эвристический анализатор – самообучающийся модуль, который осуществляет анализ состояния организма и среды, формирует новые алгоритмы поведения. Зачем? Или он осознал, что ему не хватает настоящих человеческих мозгов, полноценных воспоминаний и знаний, чтобы адекватно ориентироваться в реальности Пятизонья? 
 Еще известно, что дубль планировал двинуться в сторону «Войковской». 
 Нужно отправиться туда же, только сначала посетить всех, с кем фальшивый Лис имел контакт за несколько часов, проведенных в Тушинском лагере. Вдруг еще кто-нибудь из торговцев или мастеров вспомнит что-то интересное и, сам того не зная, снабдит меня важной информацией? 
 Придя к некоторому душевному равновесию и наметив план действий, я отправился его выполнять. 
 Мастер-оружейник только плечами пожал в ответ на мои осторожные расспросы, бионик по кличке Три Пальца сказал, что за одну плату он дважды пациента не принимает, Прыгуна я не застал, а торговец Рябой ринулся на меня с кулаками, едва я переступил порог его лавки. 
 – Чтоб тебе сдохнуть, гнида! – рявкнул он, пытаясь ударить меня по физиономии. 
 Я увернулся, и Рябой, отличавшийся габаритами раскормленного бегемота, едва не врезался в стену. Но это не умерило его пыл и, развернувшись, он ринулся в новую атаку, попутно матеря меня на чем свет стоит. 
 – Эй, эй! – воскликнул я, блокируя нацеленный в голову удар. – Ты чего это, отец? 
 Предплечье заныло, а вдобавок Рябой в этот момент изловчился и достал-таки меня кулачищем в живот. Пресс прессом, но это оказалось довольно болезненным переживанием, и выпитое у Торина пиво едва не покинуло желудок. 
 – Чего это я? – запыхтел торговец. – Кто мне «Хамелеон» впарил вместо «Аккумулятора»? 
 – Я? – удивился я. 
 – Нет! Твой злобный брат-близнец, явившийся из Узла! – выкрикнул Рябой и принялся вытирать со лба пот. 
 Похоже, боевой пыл его угас. 
 «Хамелеоном» называли блуждающий энергетический сгусток непонятного происхождения, способный принять облик любого артефакта. Он мог притвориться «Плетью», «Фричем», «Кодировщиком» или обыкновенной н-капсулой, даться в руки сталкеру, а затем убить его. 
 Причем убить не сразу, а через какое-то, порой довольно продолжительное время. 
 Почуять, что перед тобой обманка, можно, но не всегда это удается, и самый верный способ – при первой возможности показать сомнительный предмет опытному мнемотехнику. 
 Дублю с его куцыми мозгами на это ума не хватило. 
 – Ладно, извини, дружище, – примирительно произнес я. – И на старуху бывает проруха, сам знаешь. Хорошо, что ты проверил эту штуковину прежде, чем перепродал ее дальше. 
 – Плохо, что ее не проверил ты! – Рябой запыхтел. – Деньги мои верни, гад! 
 Пришлось доставать карточку и расставаться с кровно заработанными, попутно пытаясь навести торговца на интересующую меня тему. Но он оказался никудышным источником информации, просто не захотел вспоминать якобы наш с ним предыдущий разговор. 
 Ну что же, ладно, придется идти наугад, надеясь на то, что дублю с кастрированной памятью и навыками выживания будет сложнее, чем мне, идти по локации, и что я его рано или поздно настигну. 
 – Эх, рыжим море по колено, – пробормотал я и отправился к Торину, чтобы перекусить. 
 Кормили у коротышки в харчевне не так, как в «Пикнике» у Кали, но зато не хамили при этом. Я жевал, не забывая поглядывать по сторонам и ожидая, что кто-то из посетителей начнет предъявлять мне претензии. 
 Но то ли дубль поумнел и ни с кем в Тушинском лагере всерьез не сцепился, то ли обиженные им не прознали про мое «возвращение», но в любом случае ко мне никто не подошел. 
 – Даже обидно, – сказал я, запивая трапезу обыкновенной водой. 
 Вспомнился Синдбад, оставшийся в Старой Зоне с мальчишкой-праведником – интересно, как там они? Двинулись к Обочине, чтобы ввести Иеровоама в приличное общество? Или следом за мной пробрались в московскую локацию, дабы парнишка мог начать новую жизнь тут, подальше от Дьякона? 
 Откровенно говоря, эти вопросы не должны были меня интересовать вообще. 
 Но почему-то интересовали. 
 Отогнав искушение вмазать прозрачного, я поднялся и неспешно зашагал к той калитке, через которую попал в пределы лагеря. Куривший на боевом посту Снеговик заухмылялся так радостно, словно увидел любимую тещу, и швырнул «бычок» в железное ведро. 
 – Неужели уходишь? – спросил он. – И когда тебя ждать? 
 – Ой, не знаю, – сказал я, думая, что одним дублем мои проблемы не ограничиваются: где-то бродит Циклоп, есть Антипа с бандой головорезов, да и праведники еще не вычеркнули меня из списка потенциальных целей. – Но если приду, то ты об этом узнаешь. 
 Снеговик улыбнулся вновь и гостеприимно распахнул калитку. 
 – Вали на все четыре стороны, – пожелал он. – Увидишь Атомного Демона – передавай привет. 
 За порогом меня встретил очередной снегопад – крупные хлопья величаво кружились в полном безветрии, так что слышен был шорох падающих снежинок. Зевнув и поежившись, я перехватил «Шторм» поудобнее, быстренько протестировал импланты и направился на восток. 
 По мосту через канал, мимо парка и южной оконечности Химкинского водохранилища, туда, где раньше проходило Ленинградское шоссе, а теперь тянулись квадратные километры развалин. 
 Где-то там бродит сейчас мой дубль, точная копия сталкера по имени Лис. 
 В этот раз я двинулся немного другим путем – вышел на Тушинскую улицу, миновал пост, устроенный в руинах торгового павильона. Добрался до пересечения с улицей Свободы, где на перекрестке имелся небольшой кратер, плевавшийся искрами и серым дымом. 
 И тут подал сигнал датчик биологических объектов. 
 На мгновение он показал, что впереди, в руинах старого высотного дома, имеются три живых существа. Я остановился, но «метки» исчезли, оставив сомнение – было что-то, или я вновь получаю информацию от дубля? 
 – Чертова фигня, – сказал я. – Это еще... 
 Тонко заголосил сонар, извещая, что нечто движется за спиной, там, где я не видел ничего. Я вскинул ИПП и подумал о том, что стоит плюнуть на паранойю и войти в форс-режим, но не успел. 
 Воздух заколыхался, точно над раскаленным песком, и из него проявились два человека в тяжелых боевых костюмах. Еще три возникли в развалинах, где я заметил «биологические объекты», и последний вынырнул из дыры в асфальте, отрезая мне путь к отступлению на юг. 
 Все они были снаряжены и вооружены одинаково: армганы, усиленное бронирование шлема, и я готов был поклясться, хотя пока и не разглядел этого, что на правой плечевой пластине у каждого красуется кандальный узел и надпись – NODUS SANCTI EST. 
 По мою душу явились братья Ордена Священного Узла. 
 Интересно, что им надо? 
 Вряд ли Командор знает о моем существовании, зато приоры в локациях наверняка осведомлены, что вольный сталкер по прозвищу Лис относится к узловикам более чем прохладно. Но относиться – это дело одно, а в какие-то конфликты с Орденом я не вступал, подлостей ему не делал и вообще старался держаться от всей этой высокомерной и идейной братии подальше. 
 Поэтому я и не подумал о том, чтобы обратиться в бегство или начать стрелять. 
 Я стоял и ждал, держа «Шторм» наготове. 
 
 
 
 Глава 8 
 Небольшой крюк 
 
 9 февраля 
 Окружавшие меня узловики остановились, и заговорил один из тех двоих рыцарей, которых я увидел первым. Голос у него оказался мощным и красивым – как раз проповеди читать: 
 – Не стоит обращать оружие против нас. Это будет неразумно во всех отношениях. 
 – А что, у меня может возникнуть такое желание? – невинным тоном уточнил я. 
 Импланты просигнализировали, что в руинах со стороны Тушинского лагеря появилось еще двое вооруженных людей, но я не обратил на это внимания – наверняка братья прячут там резерв. 
 – Люди неразумны. – Рыцарь поднял забрало, и стало видно лицо, узкое и хищное, с крючковатым носом и холодными голубыми глазами. – Я – брат Рихард, приор московской локации. 
 Ого, какая честь! До меня снизошла одна из больших шишек? 
 Об этом типе я слышал – сильнейший метаморф, недавно возглавивший рыцарей в пределах столичного Барьера, он считался чуть ли не вторым человеком в Ордене. Говорили, что его побаивается сам Хантер, шептали о нечеловеческой жестокости и властолюбии нового приора. 
 Что же, преисполнимся благоговения и попытаемся понять, что этому дяде надо. 
 – Лис, – сообщил я. – Хотя полагаю, что вы это и так знаете. Или нет? 
 – Знаем, – кивнул приор. – Ты-то нам и нужен. Посему сдай оружие и проследуй за нами. 
 – Извините, парни, у меня дела, – сказал я. – Жаль вас разочаровывать, но поболтаем как-нибудь в другой раз. Можете оставить мне визитку, я позвоню сразу, как освобожусь. 
 Брат Рихард улыбнулся так, как мог бы улыбаться айсберг, отправивший на дно «Титаник». 
 – Нам не хотелось бы повреждать твое тело, которое нужно нам как объект для исследований. Но, видит Узел, если не останется другого выхода, я отдам приказ стрелять. Тогда мы все равно заполучим тебя, пусть даже несколько... покореженного, – это слово он произнес с особым смаком. 
 – Но зачем вам я? Что во мне особенного? 
 – Возможно, что и ничего. Но нам хотелось бы убедиться в этом самим, – тут приор подмигнул мне. – Не каждый день в Пятизонье появляются люди, прошедшие через «Мультипликатор». 
 Ах, вот в чем дело! До Ордена дошла информация о том, что я страдаю тяжелой формой раздвоения личности. Наверняка стукнул кто-то из бандитов Антипы, и узловики зашевелились, решили захватить ценный «биологический материал». Утащить в крымскую локацию, в свою Цитадель, где запихнуть в лабораторию и разрезать на кусочки. 
 И все во славу высшей идеи... 
 – Хм, да... честно говоря, – затараторил я, пытаясь лихорадочно отыскать путь к спасению. – Только мне как-то не особенно... может быть, сначала поймаем моего дубля? А то ведь уйдет, зараза. 
 – Не уйдет, – уверил меня брат Рихард. – Видит Узел, мы настигнем его и доставим исследователям. Ну что, ты добровольно пойдешь с нами, или нам придется применить оружие? 
 «Приляг», – прозвучал в моей голове голос Синдбада, и я шлепнулся ничком. 
 Выстрел из «мегеры» прошел над моей головой, и троих рыцарей, закрывших мне дорогу на восток, просто разорвало в клочья. Тяжелые боевые костюмы мало помогли им – в стороны полетели куски брони, части оружия, фрагменты тел. 
 Заорал что-то приор, но я уже подхватился на ноги и помчался прочь. 
 На ходу шарахнул очередью по стоявшему в одиночестве узловику, но позорно промазал. За спиной негромко затарахтел «карташ», шипение возвестило о том, что в дело пошли армганы. 
 Вот кто были те двое, что появились со стороны лагеря! 
 Синдбад и юный Иеровоам решили последовать за мной, и, стоит признать, очень вовремя выбрались к перекрестку улиц Свободы и Тушинской. Если бы не они, братья-рыцари либо пристрелили бы меня, либо спеленали, обезоружили и под конвоем повели к тамбуру. 
 «Встречаемся на Восточном мосту», – пришло на М-фон очередное послание от Синдбада. 
 Я взбежал по груде развалин, точно белка по стволу дерева, прыгнул в сторону как раз вовремя, чтобы увернуться от луча армгана. Перескочил через провал глубиной метра в три и побежал в сторону Большой Набережной, одновременно выискивая место для засады. 
 Если верить имплантам, за мной помчался всего один узловик, а уж с ним я как-нибудь совладаю. 
 – То, что надо, – пропыхтел я, обнаружив среди развалин очередной дымящийся кратер, а прямо за ним – уцелевшую стену дома высотой до второго этажа, с лишенными стекол окнами. 
 За ней я и залег и постарался дышать потише, чтобы меня не услышали. 
 Хотя, если судить по тому, что рыцари самым позорным образом проморгали нападение, в их команде не имелось ни одного проводника или тем более годного на всё универсала. 
 Что же, тем лучше для меня. 
 Я услышал шаги, хруст камней под тяжелыми ботинками, и закрыл глаза, полностью доверяясь тем имплантам, что способны «видеть» сквозь каменную стенку. Вот мой преследователь споткнулся, вот приостановился, оглядывая окрестности кратера и пытаясь рассмотреть что-то в дыму, вот он повернулся ко мне боком – самое время для атаки! 
 В последний момент он услышал меня и даже начал маневр уклонения, но не успел. Очередь из ИПП, выпущенная фактически в одну точку, пробила доспехи, и узловик упал. 
 А мгновением позже рядом с ним шлепнулась граната, и я юркнул обратно в убежище, спасаясь от опаляющей волны. Прозвучал и стих короткий вопль – готово, рыцарь отправился в свой Священный Узел, пить прозрачное и лапать теток. Или эти парни верят в иную загробную жизнь? 
 В любом случае, теперь Орден – мой враг, ведь я убил одного из братьев. 
 А то, что они первые начали – вовсе ничего не означает. 
 – Ну встрял ты, брат Лис, – сказал я сам себе и вошел в форс-режим, чтобы просканировать окрестности. 
 Никого, а значит, можно шагать на север, к Восточному мосту, где назначил встречу Синдбад. Или плюнуть на него, уйти в сторону Ленинградского шоссе, двинуть на восток, как я планировал? 
 Нет, это будет совсем нехорошо – «плюнь» чуть раньше бритоголовый на меня, я бы сейчас под конвоем узловиков плелся к тамбуру или умирал бы на месте неравного боя. 
 – Значит, к мосту, – сказал я. 
 Восточный мост через Деривационный канал совершенно не пострадал во время Катастрофы, а вот позже его почему-то облюбовали автоны. Еще года три назад они облепили его так густо, что мост стал напоминать громадного вытянутого ежа, вставшего на длинные лапы. 
 А летом прошлого года автоны начали отмирать. 
 Когда я последний раз проходил в этих местах, где-то в октябре, Восточный мост выглядел почти так же, как до сентября пятьдесят первого, разве что целиком стал серебристо-белым. 
 Добрался я до него без каких-либо проблем, две попавшиеся по пути ловушки аккуратно обошел, а группа стальных крыс бросилась наутек, едва обнаружив рядом сталкера. Изучил окрестности, убедился, что опасности на обозримом пространстве нет, и стал ждать – либо Синдбада с праведником, либо пышущего гневом и злобой брата Рихарда. 
 Кто их знает, этих «палачей», может, они научились и след на камнях брать? 
 Две «метки» засветились на моих радарах примерно через сорок минут, возникли из развалин на западе и скорым шагом двинулись к мосту. Через несколько минут я разглядел черные доспехи с пламенеющим оранжевым крестом и про себя выругался – неужто не догадались сменить? 
 Разгуливать по Пятизонью в такой одежде – мягко говоря, неразумно, да и видно издалека. 
 – Привет, хлопцы, – сказал я, выбираясь из убежища. – Хвоста за вами нет? 
 – Вроде нет, – отозвался Синдбад. – Два уцелевших рыцаря на юг пошли, к железной дороге. 
 – Легкой им дороги. А вам спасибо, выручили. Но как вы меня нашли? 
 – Бог все видит! – многозначительно изрек Иеровоам. – И велит помогать тем, кто в беде! 
 – Я знал, куда ты пойдешь, ты забыл? – Синдбад заулыбался чуточку самодовольно. – Добраться до Тушинского лагеря для меня – несложно, а расспросить там о тебе – еще проще. Торин мне все рассказал, и про то, что ты два раза появлялся, и странно себя вел, и куда пошел... 
 «Вот карлик болтливый!» – про себя возмутился я, но мигом остыл. 
 Не отличайся хозяин харчевни длинным языком, я из вольного сталкера превратился бы в материал для исследований, надежно запертый в лаборатории с изображением узла на двери. 
 – Мы прошли мимо Снеговика на пять минут позже тебя, – продолжил Синдбад. – Думали шагать следом, но пришлось почти тут же вмешаться. Иначе бы они тебя запеленали. 
 – А зачем вы решили шагать следом? – подозрительно осведомился я. 
 На чем столковались эти двое, беглый праведник, решивший уйти из-под тяжкой длани Дьякона, и вольный сталкер, чудом оставшийся в живых после уничтожения собственной группировки? Не решили ли они под шумок захватить меня в плен и продать какой-нибудь исследовательской конторе, которая отвалит за прошедшего через «Мультипликатор» человека немалые деньги? 
 А на эти деньги оба они смогут начать новую жизнь. 
 – Честно говоря, я не очень хотел, – признался Синдбад. – Но Колючий меня уговорил. 
 Значит, наш религиозный приятель решил вернуться к кличке питерских времен. 
 – И зачем ты это сделал? – Я посмотрел на мальчишку с любопытством. 
 Он набычился, нахмурился, сжал кулаки и заговорил горячо, точно обращающий неофитов миссионер: 
 – Тому, кто страждет – помогай! Так заповедал Господь, и мы должны следовать его путем! Каждое доброе дело десятикратно воздастся тебе, если ты сотворишь его от всего сердца! Синдбад мне поведал о том, что с тобой случилось, в какую ловушку завлек тебя Нечистый! И в тот же миг я понял, что должны мы помочь тебе уничтожить его порождение! 
 Доброе дело – ну-ну, выглядит красиво, звучит искренне, да только я еще с детского дома привык к тому, что доброта – обычно лишь красивая оберточная бумага, внутри которой прячется нечто иное: расчет, обман, жажда признания, попытка загладить собственные промахи или искупить злодейства. 
 Но сейчас совершенно неподходящий момент, чтобы высказывать подозрения – выручили, и ладно. 
 – Ну, что же, – сказал я. – Спасибо еще раз, и все такое. Но чего же ты, бывший единоверец Иеровоам, вновь ставший Колючим, от брони этой не избавился? Она ж для каждого второго сталкера – как мишень, увидел – стреляй, чтобы Дьякону воздать за его «добрые дела». 
 Мальчишка развел руками. 
 – Мы маскировочное напыление в лагере купили, только воспользоваться не успели... 
 – Так пользуйтесь сейчас! – воскликнул я. – Пока никто на нас не нападает! 
 На то, чтобы выкрасить Колючего в практичный серый цвет, мы потратили десять минут. Напыление на основе нанитов легло ровно, красиво, не оставив ни единого черного кусочка. Исчезли из виду оранжевые кресты, искренне ненавидимые большинством обитателей Пятизонья. 
 О том, что внутри этого боевого костюма спрятан бывший боец Дьякона, догадаться было можно только по «мегере», да еще по речам, начинавшимся, стоило мальчишке открыть рот. 
 За эти шестьсот секунд я узнал, что дублем обзавелся по милости собственных грехов, что те двое научников были посланцами Дьявола, а их сканеры – самыми настоящими рогами, «меткой сатанинской», а в «Мультипликатор» меня заманили, дабы погубить мою душу. 
 – Ибо мечтает Нечистый в гордыне своей сравниться с Господом! – вещал Колючий, или, скорее, все же единоверец Иеровоам, пока наниты делали свою работу. – Тщится сотворить жизнь, наделить ее разумом, и для сего решил исхитить у тебя животворное начало! 
 – Стоп! Хватит! – рявкнул я. – Если не прекратишь, пинком отправлю обратно к Дьякону! 
 Беглый праведник обиженно заморгал, но замолк. 
 – Уф, а то уши заболели. – Я поглядел на Синдбада. – Значит, план такой – двигаем на восток, в район «Войковской». По моим сведениям, дубль отправился туда. В пути, я надеюсь, нам удастся... уточнить его местонахождение. – О том, что я связан с двойником через одинаковые импланты, я союзникам сообщать не собирался. – Я впереди, вы за мной, и молча. Ясно? 
 Синдбад кивнул, а мгновением позже то же самое сделал Колючий. 
 Определившись с боевым порядком, мы двинулись обратно на юг – перебраться через канал имени Москвы тут можно лишь на Волоколамском шоссе, а пускаться через него вплавь – только гидроботов кормить. 
 Я шагал без особой спешки, не забывая отслеживать действия вновь обретенных союзников – если они на самом деле собираются напасть на меня и сдать большеголовым, то сейчас самый лучший момент: пальнуть в ногу, обезоружить, преспокойненько связать и оттащить куда надо. 
 Я рисковал и провоцировал, но зато и прояснял ситуацию. 
 Лучше сразу определить, кто есть кто, чем идти по локации в компании тех, кому не можешь доверять до конца. 
 – Очень интересно, – сказал я, когда моим имплантам стал доступен перекресток улиц Тушинской и Свободы. 
 Кратер был на месте, дымил потихоньку, высились груды развалин, а вот тел рыцарей я заметить не мог. 
 – Что-то не так? – настороженно спросил Синдбад. 
 – Или приор Рихард и его собрат утащили на себе три трупа, во что верится с трудом, либо их было больше, чем шестеро. 
 – В тушинском лагере поговаривали о добром десятке узловиков, которые околачиваются неподалеку, – сообщил Синдбад. – А кое-кто болтал, что их даже два десятка. 
 Два десятка минус четыре получается более чем полтора – с лихвой хватит для того, чтобы захватить и прыткого сталкера по прозвищу Лис, и ухлопать парочку его не в меру добрых спутников. 
 Интересно, и чем я так прогневал судьбу, что за мной гоняется такая прорва народу? 
 Жил тихо, спокойно, изо всех заповедей, изложенных в Библии, нарушал только одну – «не убий», да и то лишь в ситуациях, когда иного выхода не было. А тут на тебе – и жженый Циклоп, и Антипа с его «молодцами из Быстроупака», а на закуску узловики во главе с целым приором. 
 Что дальше – Хистер в сопровождении отряда злобных егерей? 
 Или Атомный Демон, вооруженный сверкающим мечом джедая из старинного фильма? 
 – Если их так много, что ж они сразу всей толпой не кинулись? – задумчиво проговорил я. – Самоуверенность подвела? Это на рыцарей похоже. Или не знали, в какую сторону от лагеря я пойду, караулили везде? Это тоже вероятно. Зато теперь они знают, где я, и точно двинут в погоню – еще и для того, чтобы отомстить за своих. Вам, кстати, тоже. 
 Я оглянулся, но и Синдбад и Колючий не выглядели испуганными – первый бесшабашно ухмылялся, второй смотрел мрачно, но решительно, да еще и двигал губами, молился, похоже. 
 – Дальше идем тише мыши, – буркнул я. – Наверняка они где-то впереди. 
 Предположение мое оправдалось метров через сто, когда я благодаря сонару засек движение в развалинах. Вскинув руку, приказал спутникам замереть. Сам остановился и просто-таки вогнал себя в форс-режим. Делать это настолько часто – чревато неприятными последствиями, но иного выхода я не видел. 
 Мир изменился, выгнулся громадной сферой... и появились «метки»... одна, две... вон еще три... 
 – Проклятье, – прошептал я, возвращаясь в обычное состояние. – И вправду полтора десятка. 
 Голова моя закружилась, перед глазами начало темнеть, я понял, что сейчас потеряю сознание. Послал отчаянный сигнал метаболическому импланту, но тот лаконично ответил «недостаточно энергии». 
 «Вот так попал, – подумал я, – вот провокация так провокация...» 
 А в следующий момент меня подхватили под мышки, и холодная ладонь легла мне на лоб. В голове словно повеяло свежим ветром, все импланты «встрепенулись», и обморочная слабость отступила. 
 Моргнув, я обнаружил перед собой лицо Колючего и уловил в его глазах огоньки удовлетворения. 
 – Так ты что... ты бионик? – вопрос вырвался у меня сам. 
 – Да, – мальчишка кивнул, и вышло это у него с достоинством. 
 – А чего раньше не говорил? 
 – А ты не спрашивал. 
 Стоило признать, что все мои подозрения насчет спутников оказались туфтой – пожелай они взять меня в плен, ни за что не стали бы выводить из обморока. Наоборот, полюбовались бы, как я лишаюсь сознания, затем обезоружили, связали и занялись доставкой «товара» покупателю. 
 В этот момент я почувствовал даже некоторый стыд. 
 – Как он тебя срезал? – Синдбад хохотнул и отпустил меня. – Больше падать не будешь? 
 – Не буду. – Я потер лоб, пытаясь уместить в голове мысль, что бывший праведник не только лихо управляется с «мегерой» и проповедует не хуже батюшки в церкви, а еще и наделен способностями бионика, то есть благодаря особым вживленным устройствам способен лечить ожоги, переломы, ушибы, отравления, а также взаимодействовать с метаболическими имплантами. – Там, впереди, все перекрыто, от канала до лагеря, и надо решить, что делать... 
 Вариантов на самом деле немного. 
 Первый – попытаться выждать, пока узловики не свернут свою цепь и не двинутся в погоню. Но когда это произойдет, знает только брат Рихард, а долго сидеть на месте мне не хотелось бы. 
 Дубль уходит все дальше и может еще натворить дел «за мой счет». 
 Второй – укрыться в лагере, где мы окажемся в безопасности, но под колпаком. Внутрь больше двух рыцарей никто не пустит, но зато никто и не помешает им подтянуть силы и взять Тушино в кольцо. А о том, что мы там, они узнают – от кого-нибудь из платных информаторов. И тогда брату Рихарду останется лишь спокойно подождать, пока я выйду, и схватить «биологический материал» тепленьким. 
 Третий – попытаться переправиться через Химкинское водохранилище. 
 Сделать это не проще, чем без скафандра прогуляться по Луне. 
 И четвертый – обойти узловиков, сбить их с толку, заставить обыскивать руины и попусту тратить время. Первый вариант – с запада, в обход лагеря, по южной обочине Волоколамского шоссе, и второй – с севера, давая крюка вокруг Химкинского водохранилища. 
 Того, что мы попремся туда, от нас точно не ждут. 
 – Двигаем, – сказал я. – Время терять нельзя, нужно от них оторваться. 
 Вопреки ожиданиям, я не услышал ни единого вопроса или возражения, даже Колючий промолчал. Мы вернулись к Восточному мосту, перешли его и затопали вдоль западного берега водохранилища. 
 Места эти из-за почти полного отсутствия энергополей не могли похвастаться обилием чугунков. Ловушки здесь тоже встречались редко, а артефакты и вовсе по большим праздникам. Сейчас это меня только радовало – вероятность наткнуться тут на сталкера крайне мала. 
 Но людей мы встретили куда раньше, чем я рассчитывал. 
 Только оставили позади Химкинский бульвар, как с запада донесся металлический стрекот. 
 – В убежище! – крикнул я, и мы метнулись к развалинам ближайшего здания. 
 Едва успели укрыться, как из облаков появились две «вертушки», не драконы, а обычные военные вертолеты К-85 «Пустельга», быстрые и верткие боевые машины. Они прошли очень низко, прямо над нашими головами, покружили какое-то время над поверхностью водохранилища и умчались на север. 
 Не успел я перевести дух, как вертолеты вернулись, а мгновением позже показался идущий на полной скорости катер на воздушной подушке. 
 – Ух ты! – не удержался Колючий, и я не стал его осуждать. 
 Десантная амфибия, не помню, как там она называется, и вправду смотрится впечатляюще: глянцевый обтекаемый корпус, стволы сдвоенных импульсных пулеметов похожи на усики, ни дать ни взять огромный водоплавающий жук, способный ходить и по суше. 
 Этот «жучара» сбросил скорость и причалил чуть севернее того места, где мы прятались. Открылся носовой люк, и на сушу посыпались закованные в легкую броню бойцы Барьерной армии. 
 Вертолеты ходили кругами над местом высадки. 
 – Интересно, что они задумали, язви меня джинн? – прошептал Синдбад. 
 – Не знаю, но лишь бы не нашу ликвидацию, – ответил я. 
 Военные – парни затейливые, за годы существования Пятизонья они чего только ни предпринимали, и экспедиции засылали, и испытывали новое оружие, и с чугунками пытались воевать, и автоны корчевать. Разве что ни разу не попробовали извести под корень сталкеров, ибо слишком хорошо знали, во-первых, какой кровью этой обойдется, и, во-вторых – каких доходов они сами лишатся. 
 Высадка была в самом разгаре, когда вода рядом с амфибией вспучилась, из волн высунулось нечто вытянутое, блестящее, похожее на металлический хобот. Заработали пулеметы на боевой машине, взметнулись фонтанчики брызг, один из вертолетов пошел на снижение. 
 Сошедшие на сушу бойцы залегли и тоже принялись жать на спусковые сенсоры. 
 Гидробот на мгновение показался из воды целиком – неповоротливый, тяжелый, корявый, похожий на помесь подлодки со слоном. С воем завертелась турбина, заменявшая ему пасть, со скрежетом поднялись манипуляторы-плавники, голубоватые вспышки забегали по шкуре. 
 Но тут тварь получила в бок очередь из установленной на вертолете пушки. 
 Полетели обломки деталей, куски металла, и тяжелая туша поспешно ушла на глубину, только мелькнул удлиненный хвост с «глазом» прожектора. 
 – Не технокракен, конечно, но тоже впечатляет, – сказал я. – Раньше тут такой штуки я не видел. 
 Хотя, откровенно говоря, на берегах Химкинского водохранилища бывал нечасто. 
 Высадка тем временем закончилась, амфибия закрыла «пасть», развернулась и понеслась на север, туда, откуда явилась. За ней устремились вертолеты, а «чистильщики», похоже, что разведчики, выслали в стороны дозоры и двинулись прочь от берега. 
 – Пора и нам, – заметил я. 
 Солдаты Барьерной армии, даже если и обнаружат нас, связываться не будут – что им за интерес до троих идущих по своим делам сталкеров? Но вот если мы каким-то образом окажемся у них на дороге или помешаем выполнению боевой задачи... 
 Пойдут тогда клочки по закоулочкам. 
 Мы достигли Алешкинского проезда, и тут я остановился. 
 Судя по всем признакам и показаниям имплантов, впереди, среди развалин, расположилось энергополе. А где поле – там и биомехи, причем чаще всего агрессивные, готовые до последнего защищать свою «собственность». 
 – Обойдем, – решил я, и мы двинулись на запад. 
 Но одолели всего несколько десятков метров, когда на радаре появилась «метка», и почти тут же вторая и третья. Дорогу в обход перегораживала настоящая цепь из ловушек – две «Кислоты» и «Алмазная пыль» между ними. 
 – Что такое? – спросил Синдбад, когда я вновь замедлил шаг. 
 – Ловушки, – объяснил я. – Можно, конечно, дать крюка еще и к югу, а затем обогнуть все по широкой дуге. Но этак мы отклонимся к «Планерной», и время потеряем, и вообще мне туда не хочется. 
 Окрестности этой станции метро считались местом опасным, хотя и интересным – много энергополей, до фига злобных чугунков, пропасть странных ловушек, но при этом попадаются редкие артефакты. 
 – Другие варианты? – спросил Синдбад. 
 – Можно попробовать пройти вдоль самого берега. – Я поглядел в сторону водохранилища. – Рискнем? 
 Спутники мои переглянулись и дружно кивнули. 
 Энергополе располагалось там, где до Катастрофы стояли три светло-бежевые высотки. Сейчас от них оставались только пеньки высотой этажа до третьего, а где-то между ними и гнездился источник энергии, необходимой биомехам для подзарядки «аккумуляторов». 
 Между крайней высоткой и берегом оставалось метров сто – сплошь груды кирпича и строительного мусора. Тут росли автоны, но невысокие, вроде травы, и укрыться было негде, даже человеку, не говоря о чугунке. 
 – Теперь бегом! – скомандовал я, просканировав участок и убедившись, что на нем никого нет. 
 Мы едва одолели треть опасной зоны, как со стороны энергополя донесся мерзкий жужжащий звук – признак того, что к нам устремилась стая мозгоклюев, опасных тварей, что мутировали из кусков электронных приборов. Если подпустить их близко, они способны заблокировать работу имплантов, выведя сталкера из строя временно или даже навсегда. 
 Плохо еще, что стрелковое оружие против мозгоклюев не очень эффективно – что толку палить по комарам из пулемета? 
 – Эх, сейчас я им! – азартно воскликнул Синдбад. 
 Я повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как он вскидывает руку, и ее окутывает голубоватое мерцание. Заработали вмонтированные в ладонь импланты-генераторы, именуемые в народе «концентраторами». 
 Через миг к мозгоклюям полетела «шаровуха», необычайно крупная, плюющаяся электрическими разрядами. Первый мини-чугунок, похожий на бабочку из двух микросхем, от нее увернулся, а вот второй сгорел без следа. Молния раздулась, а затем лопнула, и желтые разряды брызнули в стороны, точно змейки. 
 Они скакали с твари на тварь, и те вырубались, «складывали крылышки» и падали наземь. 
 – Здравствуй, золотая осень, – пропыхтел я на бегу. – Здорово ты их. 
 Синдбад посмотрел на меня с улыбкой. 
 Рев мотора возвестил, что наши скромные персоны обнаружены кем-то из крупных биомехов. Но мы уже проскочили опасный участок и оказались на узкой полосе свободного от руин берега. 
 – Стой, боец! – воскликнул я, когда Колючий вскинул «мегеру». – Вряд ли он сюда полезет! 
 И точно – чугунок порычал, но убедился, что мы удаляемся, после чего замолк и уполз в логово. Утихающий шелест возвестил, что мозгоклюи начали приходить в себя и полетели обратно на «пастбище». 
 – Отлично, – сказал я. – Осталось немного, пройти по Кольцевой, где рапторы порой гонки устраивают, и... 
 В этот момент меня повело, закачало, серый туман затянул поле зрения, и в нем начали проявляться отдельные объекты: мостовая под ногами, в стороне – остатки армейского блок-поста, бетонные блоки смяты и покорежены, как пластилиновые кубики, а впереди – громадный разлом, трещина, из которой поднимается черный дым, а на дне что-то светится багровым огнем. 
 Картинка продержалась мгновение, а потом исчезла, оставив четкую мысль «на восток, надо идти на восток». 
 – ...такое? – голос Колючего показался очень резким, болезненно ударил по ушам. 
 – А? – встрепенулся я, пытаясь показать, что все в порядке, ничего не произошло. 
 – Что с тобой такое? – повторил беглый праведник. – Мне показалось, что твои импланты... они как бы раздвоились, мгновение я воспринимал двойной комплект сигналов. 
 Вот бионик чертов! 
 – А мне почудилось, что ты как-то остекленел, – добавил Синдбад. 
 – Задумался, – быстро оправдался я, одновременно судорожно вспоминая, где в Москве есть такая трещина. 
 Понятно, что во время очередного «сеанса связи» я увидел то, что видит в данный момент дубль. И если я вспомню, где находится этакая хрень, то смогу определить, где в данный момент ошивается моя непутевая копия. 
 Поначалу, сразу после Катастрофы, тектонических разломов на территории Москвы имелось чуть ли не с полдюжины, но затем большинство из них закрылось, затянулось. Остались только два, причем один как раз в том районе, куда собирался отправиться дубль – в парке академии Тимирязева, в непосредственной близости от «резиденции» неодруидов. 
 Выходит, что мое отражение сейчас там. 
 Далековато, елки-палки, но главное, чтобы оно не ушло дальше на восток. 
 – Да, задумался, – повторил я. – Пошли-пошли, нечего отдыхать, а то расселись тут, отвались мой хвост. 
 Сказано – сделано, и вскоре нашим глазам предстала серая лента Московской кольцевой. В пятьдесят первом она пострадала, местами возникли трещины и ямы, но рапторам, любившим здесь резвиться, подобное не мешало. Эти твари использовали ее как гоночно-прыжковую трассу. 
 Но сейчас участок МКАД от Алешкинского леса до Ленинградского шоссе, который нам предстояло пройти, выглядел пустынным. 
 – Опасное место, – проворчал Синдбад, нервно тиская «карташ». – Был бы другой путь... 
 – Был бы другой путь, мы бы им и воспользовались, – сказал я. – Эй, Колючий, помолиться не забудь, чтобы все обошлось, и топаем. Чем быстрее мы отсюда уберемся, тем лучше. 
 Если ты вышел на Кольцевую и наткнулся на стаю рапторов, то считай, что огреб большие проблемы. Укрыться тут негде, убежать от колесного чугунка почти нереально, а вывести его из строя – непросто. Ну а этот шустрый и безжалостный биомех не упустит случая поохотиться на человека. 
 Поэтому, вступая на покрытие МКАД, я нервничал. 
 Тянуло перейти в форс-режим, но я сдерживался, понимая, что сил осталось немного и что они могут понадобиться в любой момент – на бой или бегство. Синдбад зыркал по сторонам, то и дело вырывался на несколько шагов вперед, а беглый праведник бормотал что-то монотонное, похоже, он и в самом деле молился. 
 Донесшийся с юго-запада рев мотора заставил меня вздрогнуть, а Синдбада – выругаться. Но грозный этот звук поначалу ослабел, а потом затих, оставив только нервное напряжение. 
 Когда мы свернули на Ленинградский мост, я вздохнул с облегчением. 
 С длинной эстакады, протянувшейся над водохранилищем, открылся вид на Химки – уцелевшие в момент Катастрофы, но позже брошенные жителями и разграбленные мародерами: многоэтажные дома стояли безжизненными громадами, и между ними крутилась поземка. 
 На юге пейзаж был еще менее радостным – сплошные руины на месте Левобережного округа. 
 – Кажись, все, – сказал Синдбад, когда до оконечности моста осталось метров пятьдесят. 
 И тут судьба-злодейка, обидевшись, что кто-то решил предугадать ее расклад, выкинула черного туза. На Химкинский мост выскочили четыре раптора и с ревом и визгом понеслись в нашу сторону. 
 – Бегом! – рыкнул я, но спутники ни в каких понуканиях не нуждались. 
 Они хорошо знали, что это за зверь такой и с чем его едят. 
 Была надежда, что чугунки промчатся мимо, но она рассеялась, когда я оглянулся – первый из рапторов уже поворачивал на Ленинградку. Стоит им набрать скорость, а на это железным тварям понадобится несколько секунд, как разогнавшихся биомехов не остановит ничего. 
 – Стой! – прошипел я. – Будем отходить по правилам! Синдбад, прикрываешь первым! 
 Бритоголовый не стал спорить, просто остановился, развернулся и улегся на асфальт. Через мгновение донеслись приглушенные хлопки «карташа» и ругательства стрелка. 
 Понятное дело – рапторы не дадут себя просто так подстрелить. 
 – Теперь мы! – скомандовал я через пятьдесят метров. – Синдбад! Давай, отходи! 
 – Сейчас, – отозвался он. 
 Чугунки, одолевшие половину моста, двигались рывками, то и дело меняя направление и скорость движения. Один из них дымил, на другом красовалась цепь пробоин, но не похоже было, чтобы это их как-то беспокоило. 
 – На, получи... – прошипел я, пытаясь выцелить идущую впереди машину.– Вот сука! 
 Железная «сука» в последний момент вильнула, и очередь моя ушла мимо. Зато Колючему повезло больше – выпущенный из его «мегеры» заряд превратил морду самого шустрого биомеха в железный фарш. Два колеса лопнули, из искореженного мотора полетели искры, и раптор замер. 
 – Минус один! – торжествующе воскликнул я, а беглый праведник помянул воинство архангелово. 
 Синдбад пронесся мимо нас и занял новый рубеж в пятидесяти метрах позади. 
 Пока мы отступали, он ухитрился подбить еще одного чугунка, и против нас осталось только двое. Но зато и мы были почти на Прибрежном проезде, и преследователям осталось преодолеть метров сто. 
 И тут железные охотники сменили тактику – оба одновременно прыгнули вперед. 
 – В сторону! – завопил я начавшему отходить Синдбаду, а сам рванул из подсумка гранату. 
 Колючий шарахнул из картечницы, но промахнулся, а вот бритоголовый среагировал вовремя. Метнулся к обочине, и целившийся в него раптор с грохотом приземлился на пустое место. Попытался затормозить, и брошенная мной граната брякнулась ему прямиком на крышу. 
 На шоссе вырос плазменный шар. 
 Из него вылетел последний уцелевший чугунок, темно-вишневый, с рогами на капоте, и помчался на нас. Пришлось выпустить в него целую обойму, да еще и самому отпрыгнуть, чтобы дымящаяся махина не размазала меня по асфальту. 
 Перезарядивший «мегеру» Колючий нажал на спусковой сенсор, и все было кончено. 
 – Готов, – констатировал я. – Эх, будь мы в другой ситуации, я бы в них поковырялся. 
 Да, где те славные деньки, когда я мог спокойно разбирать подбитых биомехов в поисках «аккумуляторов»? Когда никто не охотился за мной, а я задействовал «Шторм» лишь против агрессивных чугунков? 
 Канули в Лету, и сейчас я тороплюсь, да и лишний груз, даже в виде артефактов, мне только помешает. 
 – Надо посмотреть, что с Синдбадом, – укоризненно произнес Колючий. – Бог все видит. 
 – Конечно. Пошли. 
 Соратника мы отыскали неподалеку от развороченной взрывом туши раптора, лежащего на земле лицом вниз. Граната сдетонировала слишком близко, и боевой костюм хоть и спас его от смерти, не смог уберечь от ожогов. 
 – Эй, приятель! – позвал я. – Ты как? 
 – Хре... хреново... – отозвался Синдбад. – Где там этот би... бионик? 
 – Ваш выход, маэстро, – я широко улыбнулся и сделал приглашающий жест. 
 В том, как именно работают бионики, я не разбирался, да никогда и не пробовал разобраться, знал только, что здесь принцип совсем иной, чем у мнемотехников. Но результат они давали, и результат хороший – хоть и не возвращали мертвых, порой здорово помогали живым. 
 И еще после сеанса бионика почти все импланты начинали работать лучше и сбоить реже. 
 – Всё в руке Господней, – сказал бывший единоверец Иеровоам, присаживаясь на корточки. 
 Одну руку он положил Синдбаду на затылок, прямо на шлем, а другую на спину, между лопатками. Несколько раз глубоко вздохнул и замер, застыл, точно вовсе прекратил дышать. 
 Я одним глазом следил за манипуляциями Колючего, а другим поглядывал по сторонам: Пятизонье есть Пятизонье, и неприятная ситуация тут может образоваться в считанные мгновения. 
 – Уфф, е-мое, – сказал Синдбад и сделал попытку подняться. – Спасибо, я прямо как новый. 
 – Это хорошо, – я облегченно вздохнул. – Десять минут – перекур, а затем идем дальше. 
 
 
 
 Глава 9 
 Зона молчания 
 
 9 февраля 
 Около станции метро «Речной вокзал» нам пришлось некоторое время просидеть в развалинах, ожидая, пока мимо не пройдет группа ботов. Нас направлявшиеся в сторону Химок железяки, к счастью, не заметили, хотя один из паукообразных монстров пробежал в десятке метров. 
 – Куда они, интересно? – спросил Колючий, когда арьергард из двух андроидов пропал из виду. 
 – Барьер штурмовать, – ответил я. – Двигаем, коллеги, нам еще топать и топать. 
 – А ты знаешь, где он... где дубль сейчас? – спросил Синдбад. 
 – Примерно. Где-то в окрестностях Тимирязевского парка. – Вдаваться в подробности я не собирался, а уж о том, откуда у меня эта информация, и вовсе намеревался молчать, как партизан. 
 Чем дальше мы шли, тем больше разрушений встречали. 
 Если у «Речного вокзала» осталось много уцелевших зданий, то у «Водного стадиона», находившегося ближе к центру локации, они попадались реже, а большая часть строений лежала в руинах. Само Ленинградское шоссе было в общем проходимо, но двигаться прямо по нему рискнул бы лишь самоубийца, ибо проходимо оно было не только для людей, а и для чугунков. 
 А попасть под колеса носорога или под гусеницы бронезавра – то еще удовольствие. 
 Поэтому мы перемещались по обочине, порой уклоняясь на квартал-другой к востоку. Обходили ловушки и немедленно укрывались, стоило моим имплантам заметить опасность. 
 У Выборгской улицы мы наткнулись на группу из пяти сталкеров – судя по всему, из лагеря, расположенного в бывшем торговом центре «Метрополис», что у «Войковской». В окрестностях самого лагеря, где шныряют шпионы Ордена, я появляться не хотел, и поэтому планировал выйти на Клары Цеткин, а дальше по Космодемьянских пробраться к парку сельхозакадемии. 
 Ну а там, как говорят военные, действовать по обстоятельствам. 
 Первую часть плана мы воплотили в жизнь без проблем – выстрелами отогнали преградившего дорогу одиночного раптора, обошли участок, где сохранившиеся фонарные столбы были облеплены «Виселицами», и вот она, улица, названная в честь немецкой революционерки. 
 Я собрался прокомментировать этот факт, как вдруг понял, что ничего не слышу. То есть вообще ничего – ни шороха ботинок по асфальту, ни шагов спутников, ни шума ветра. 
 Через мгновение стало ясно, что отказали и следящие импланты. 
 Сонар, радары, датчик биологических объектов и всё прочее показывали сплошную засветку. 
 – Вот лахудра! – возмутился я и не услышал собственного голоса. 
 Повернулся, увидел вытаращенные глаза Колючего, шевелящиеся губы откинувшего маску Синдбада. Попытался активировать М-фон, но из этого, к моему удивлению и даже ужасу, ничего не вышло! 
 А ведь эта штучка обеспечивает бесперебойную связь в набитых помехами локациях! 
 – Эй, назад!! – завопил я, надеясь силой голоса разорвать неестественную тишину, и красноречиво замахал рукой. 
 Меня не услышали, но поняли, и наш маленький отряд двинулся обратно. 
 Мы прошли тридцать метров, и звуки вернулись, так что я почти застонал от наслаждения, уловив шелест задергавшейся «Виселицы». 
 – Что это такое?! – Глаза Колючего по-прежнему оставались выпученными. – Я такого никогда не встречал! 
 – Не ты один, – пробурчал я. 
 Чтобы называться «аномалией» в наших местах, явление должно быть на самом деле необычным, да еще и заметным. И хотя в Пятизонье чудеса считаются нормой, время от времени все равно возникают странные, ни на что не похожие феномены. Порой они существуют в единственном экземпляре, иногда проявляют себя на очень недолгое время, быстро исчезают и никогда не появляются снова. 
 Похоже, нам «повезло» встретить как раз такую штуковину: нечто вроде белого пятна, область, где умирают звуки, и не только они. 
 – Обойдем? – предложил Синдбад. 
 – Можно, если бы мы знали ее границы, – сказал я. – Вдруг она тянется от метро до Большого Садового пруда? 
 – Тогда что, рискнем пройти напрямую? 
 – Рискнем, – я кивнул. – Идти придется тесной группой, чтобы можно было дотянуться до соседа. И маски надо отстегнуть, чтобы, если чего, увидеть губы друг друга. Надеюсь, что оружие внутри этой зоны молчания работает, хотя это можно проверить... 
 Проверку мы откладывать не стали, и она показала, что ИПП тут стреляет так же хорошо, как и везде, разве что совершенно бесшумно. Я показал спутникам большой палец, мы нырнули в тишину, словно в воду, и у меня почти сразу начали болеть уши, а в голове засвербело. 
 Чем плохи импланты – к ним вскоре привыкаешь и без них начинаешь ощущать себя неполноценным. И вот сейчас я все видел, но невозможность обратиться к радару или датчику движения создавала впечатление, что я ослеп. Это невероятным образом бесило, возникало желание снять невидимое ведро, которое кто-то нахлобучил мне на голову. 
 Неуютно чувствовали себя и Колючий с Синдбадом, они то и дело оглядывались, вздрагивали. 
 По Клары Цеткин мы прошли нормально, а вот когда выбрались на Космодемьянских, к глухоте добавилось ощущение, что воздух стал плотным и колючим. На краю зрения замелькали разноцветные вспышки, мне показалось, что через подошвы я уловил идущую по земле вибрацию. 
 Тяжелая рука опустилась мне на плечо, и я вздрогнул. 
 Повернулся и вопросительно глянул на Синдбада. 
 Он присел и пальцем нарисовал на тонком слое снега: «Вернемся?» 
 Я покачал головой и махнул рукой в сторону Тимирязевского парка – вперед и только вперед! Синдбад встал и пожал плечами, а Колючий несколько раз широко и размашисто перекрестился. 
 И то верно – как еще бороться с дьявольским наваждением? 
 Еще десять шагов, и я понял, что перед глазами темнеет, а на плечи начало давить так, словно я навьючил на себя тройной груз. Это напомнило ощущения, какие бывают при переходе Барьера, но откуда им взяться тут, посреди локации? 
 Или здесь еще и гравитация повышена? 
 Через два шага мне показалось, что я провалился в яму – меня тряхнуло и что-то ударило в ноги. Испуг заставил похолодеть – неужели я угодил в «Чертову топь», и погоня закончится прямо здесь? 
 С отрезанными ногами сложно гнаться за кем-либо. 
 Ворочая тяжелой, как танковая башня, головой, я определил, что нахожусь там же, никакой ямы или ловушки под ногами нет, а впереди – обычные руины, поросшие металлическими лозами. Оглянулся, чтобы проверить, как там спутники, и увидел, что беглый праведник лежит на земле, а Синдбад, двигаясь неуклюже и медленно, пытается поднять мальчишку. 
 – Что с ним? – спросил я, точнее попытался спросить, но лишь зря пошевелил языком. 
 Синдбад поднатужился, перевернул Колючего на спину, и стало видно его лицо – белое, как первый снег, с выпученными глазами, в которых смешались страх, бессилие и еще что-то, похожее на торжество. 
 Я сделал шаг назад, подхватил мальчишку с другой стороны, и мы попытались поднять его на ноги. Но они подогнулись, и беглый праведник не только едва не упал обратно, да еще чуть не утянул нас с собой. 
 Стоять было все труднее, я чувствовал, как дрожат мышцы бедер и голеней. 
 «Мать твою разэтак, – подумал я. – Надо идти, двигаться, иначе мы останемся здесь, в «зоне молчания», погибнем и иссохнем. А через месяц-другой какой-нибудь ходок наткнется на наши мирно валяющиеся на обочине трупы, либо хуже того – на трупы бродячие...». 
 Ходили слухи, что скорги порой избирают для поселения не технику, а человеческое тело. В этом случае они не используют его как материал, а возвращают к жизни, создают полубиомеха-полусталкера. И такая тварь бродит по локации, нападая на всё живое, чтобы управляющие ею наниты могли размножаться. 
 Сам я подобных существ не встречал, но интуиция подсказывала, что такое вполне вероятно. И перспектива стать тухлой заготовкой для технозомби меня вовсе не вдохновляла. 
 – Давай! – заорал я, не надеясь, что меня услышат, рассчитывая лишь, что Синдбад прочитает текст по губам. – Хватай его, и потащили! Нельзя на месте оставаться! Иначе все тут сгинем! 
 Синдбад кивнул, мы вскинули Колючего на плечи и пошли, а точнее – поползли. 
 На спину давила такая тяжесть, словно мальчишка весил, как статуя из свинца, голова кружилась, накатывали волны слабости, в сгущавшейся перед глазами темноте возникали разноцветные колеса и воронки. Каждый шаг давался неимоверным трудом, но мы делали его, а затем еще один, и еще один, и удивительным образом оставляли позади метр за метром. 
 Когда из-за поворота нам наперерез выкатил небольшой бронезавр, мутировавший из БРДМ, на испуг не нашлось сил. Я просто с завистливо усталым ожесточением подумал: «Чугунку-то, чтоб ему лопнуть, похоже, ничего не мешает». 
 Но в следующее мгновение стало ясно, что это не так. 
 Биомех повернул башенку и попытался нацелить на нас торчащий из нее пулемет, но у него ничего не получилось. Попробовал сдать назад и увяз, словно угодил в глубокую грязь – колеса бешено вращались, но бронезавр не двигался с места. 
 Я поднял «Шторм», но тут же опустил его – нет, из этой штуковины чугунка не подбить. Синдбад шарахнул из «карташа», и пули замолотили по боку биомеха, оставляя вмятины на броне. 
 «Кинуть гранату? – подумал. – Нет, слишком близко, не успеем уйти из сферы поражения». 
 Бронезавр повернул колеса, чтобы банально наехать на нас и раздавить, но и этого сделать не смог. Похоже, неведомая сила, властвующая в «зоне молчания», вынуждала железную тварь двигаться только по прямой. 
 Краем глаза я увидел, как Синдбад взялся за висевшую на шее Колючего «мегеру». 
 То же самое заметил и чугунок, и он, похоже, знал, что это за штука и что она может. Он немедленно прекратил попытки свернуть с траектории и со всех колес дунул прочь. 
 Только мы его и видели. 
 Я поднял большой палец, показывая бритоголовому, что одобряю его действия, он устало кивнул, и мы потащились дальше. Миновали дом, сохранившийся полностью, вплоть до стекол в окнах, и в этот момент стало чуть полегче – тяжесть ушла, воздух потерял шершавую плотность. 
 А потом я услышал, как шаркают по асфальту мои подошвы, и понял, что мои импланты вновь работают. 
 – Устроим привал? – спросил Синдбад, и его негромкий голос прозвучал подобно реву из громкоговорителя. 
 – Ага, – ответил я, сглатывая вязкую и горькую слюну. 
 Аккуратно уложенный на землю Колючий пришел в себя только через пятнадцать минут. Сначала он вздрогнул, словно его укусила змея, и принялся неистово дергаться, потом затих. 
 – Э... что случилось? – спросил, наконец, беглый «праведник». 
 – А ничего особенного, – ответил я, отвлекаясь от пережевывания извлеченной из банки тушенки. – Просто ты вырубился, но мы героически не бросили тебя и вынесли на собственных плечах. 
 – Да? – Колючий сел и вновь задрожал. – Мне показалось... я увидел... словно мы все проваливаемся в ад, и демоны смрадные тянут к нам когтистые лапы... и огнь вечный зажжен... 
 Ну вот, опять началась эта религиозная чепуха. 
 – Мало ли что может привидеться, – произнес Синдбад примирительно. – Как видишь, никто нас в геенну не утянул, хотя желающие были. Выпей водички, поешь, и мы пойдем дальше. 
 – Пойдем, – подтвердил я. – И скоро, как я полагаю, наткнемся на дозор неодруидов. И вы, друзья мои, расспросите их про сталкера по кличке Лис, который сегодня бродил в этих местах. 
 В московской локации, в отличие от остальных, уцелели обычные, неметаллические растения. И не просто уцелели, а сумели приспособиться к среде и начали активно развиваться, цвести и колоситься. 
 Одним из мест, где это произошло, стал парк сельхозакадемии имени Тимирязева, и это несмотря на то что в день Катастрофы его пересекла трещина длиной чуть ли не в километр. Немногим позже в зданиях самой академии обосновалась группировка, члены которой называли себя неодруидами и провозгласили «священную борьбу за восстановление зеленых легких планеты». 
 На самом деле эти парни, если за что и боролись, так за собственное выживание, и мало чем отличались от прочих объединений сталкеров, обделывающих в Пятизонье грязно-прагматичные делишки. 
 Особого влияния они не имели, но окрестности штаб-квартиры старались контролировать. К вольным ходокам относились спокойно, Орден недолюбливали, а с «Ковчегом» у них было что-то вроде союза. 
 Так что если дубль шлялся вокруг парка, а он шлялся, то неодруиды должны были его заметить. 
 – А почему мы? – спросил Колючий, доказав тем самым, что котелок у него пока варит не очень хорошо. 
 – А потому, что во время общения с хозяевами Тимирязевского парка я застегну маску и буду молча стоять в сторонке, – объяснил я. – Или ты хочешь, чтобы про сталкера по кличке Лис спрашивал сам сталкер по кличке Лис? Подобное развитие событий может вызвать нездоровую ажитацию. 
 Последнего слова беглый праведник не знал, но смысл понял и пристыженно заморгал. 
 – Так что давай питайся и приходи в себя, – сказал Синдбад и дружелюбно потрепал мальчишку по плечу. 
 На все эти важные операции времени Колючему понадобилось немного, и вскоре мы вновь топали по Космодемьянских, но на этот раз с обычной скоростью и нормальным порядком. 
 Снег продолжал идти, но мелкий и редкий, почти незаметный. 
 Показалась ограда парка, а за ней деревья – уродливые, раскоряченные «скелеты» лиственных и темно-зеленые силуэты хвойных. И тут «запиликали» мои импланты, показывая, что с севера к нам приближаются три вооруженных человека – судя по всему, патруль. 
 – Вот и неодруиды, – сказал я. – Нас они пока не видят, но скоро засекут. Не делаем резких движений, очередная драка нам ни к чему. И помните – нужно выяснить, когда у них сегодня был Лис и куда он направился. 
 – Справимся, не сомневайся, – пообещал Синдбад, и я застегнул маску, чтобы скрыть лицо, да еще и шлем пониже надвинул. 
 Благодаря имплантам я мог наблюдать за патрульными – вот они почему-то остановились, а вот заметили нас, пошли чуть быстрее, а один, судя по энергетическому всплеску, приготовил к стрельбе армган. Только бы не начали садить изо всех стволов сразу, не разобрав, кто перед ними, а то порой в Пятизонье встречаются ужасно нервные люди. 
 Но благоразумный Синдбад связался с неодруидами через М-фон, и когда трое бойцов предстали нашим глазам, оружие их было опущено. Старшего патруля я узнал, это был Зятек, проводник, появившийся в московской локации чуть позже меня и сразу прибившийся к обитателям сельхозакадемии. 
 Главное, чтобы он не узнал меня в ответ. 
 Зятек и был вооружен армганом, другие двое могли похвастаться в точности такими же, как мой, ИПП «Шторм». Броня у всех троих была серо-зеленоватая, на правой плечевой пластине красовалось изображение похожего на ладонь листа. 
 – День добрый, – поздоровался Синдбад. 
 – И вам того же, – отозвался Зятек, настороженно осматривая нас. – Что ищете вы здесь? 
 – Одного человека... – и Синдбад объяснил, что всем сердцем жаждет увидеть сталкера по кличке Лис. 
 – А с чего вы взяли, что мы знаем что-то о нем?– Подозрительности во взгляде Зятька стало больше, и я ощутил, что он прощупывает нас при помощи следящих имплантов. 
 Ну, это пожалуйста, ну, поймет он, что я тоже проводник, и что? 
 – Его видели на границе вашей территории, около трещины. Мы готовы заплатить... 
 Дымящаяся трещина пересекала парк в его южной половине, начинаясь от улицы Вучетича и едва не доходя до речки Жабенки. Сейчас она почти не дымила, небо в той стороне выглядело чистым, но порой напоминала целую кучу древних металлургических заводов. 
 – Это другой разговор, – Зятек расслабился. – Сейчас свяжусь с центром... 
 Информация – тот же товар, и порой очень дорогостоящий, но при этом не занимающий места и не требующий затрат на хранение. Поэтому все обитатели пяти локаций торгуют им с большим удовольствием, а делятся сведениями бесплатно – с огромной неохотой. 
 Пока командир патруля общался с собратьями, Синдбад снял рюкзак и вытащил из него небольшой цилиндрический контейнер, имеющий ручку, какой применяется для переноски н-капсул. 
 И где он только его взял? Не иначе как «разрыл» заначку в Тушинском лагере... 
 – Два часа назад, – сказал Зятек, алчно поглядывая на контейнер, – Лиса видели неподалеку от Чуксина тупика. Он разговаривал с патрулем Коленки, пытался выяснить, какими исследованиями мы занимаемся и не умеем ли пересаживать мозг. Над ним посмеялись и отправили восвояси, он и убрел в сторону «Дмитровской». Что, этот рыжий негодяй наконец-то тронулся мозгами? 
 Я сердито засопел – ну, погоди, покажу я тебе «рыжего негодяя»... 
 Синдбад и Зятек принялись спорить насчет цены информации, а я задумался – два часа назад мы обходили Химкинское водохранилище, а последнее «видение» посетило меня часа три тому. Выходит, дубль провел в окрестностях владений неодруидов не меньше часа, настойчиво пытался проникнуть на территорию и разведать, чем занимаются хозяева сельхозакадемии. 
 Вопрос – зачем это ему понадобилось? 
 Сначала Обочина, где он вел себя, как пьяный наемник, затем Тушинский лагерь, где он приценивался к колонии нанитов, способной стать эвристическим анализатором, и обходил торговцев артефактами, расспрашивая о редкостях, и напоследок – хитрые парни неодруиды... 
 Всем известно, что у них тут свои лаборатории и ученые, но никому не ясно, чем они занимаются. 
 – Ладно, по рукам, – судя по недовольному голосу Зятька, задрать цену до небес ему не удалось. 
 Некоторое количество н-капсул перекочевало из одного контейнера в другой, и Синдбад многозначительно взглянул на меня – ну и что дальше делаем, босс ты наш крутейший? 
 – Если вы за ним собрались, то можете пойти с нами, – предложил тем временем Зятек. – Пока все равно по пути. До границы нашего участка проводим, а дальше уж сами. 
 Я склонил голову, Синдбад шумно выразил согласие, и дальше мы пошли в компании патруля неодруидов. Понятно, что хозяева сельхозакадемии с такой же легкостью и беспристрастностью продадут информацию о троих «прохожих» кому угодно, и Ордену в том числе, но рыцарям нужно для начала догадаться, у кого именно и о чем спрашивать, и вряд ли это произойдет быстро. 
 Мы шли вдоль ограды, а Зятек, после совершенной сделки ощутивший нечто вроде симпатии к Синдбаду, жаловался ему на жизнь: 
 – Чугунки в последнее время – замучили. Лезут и лезут, как мухи на мед, хотя внутри нашего периметра ни одного энергополя. Трещина им эта нравится, что ли? 
 Бритоголовый кивал, Колючий хмурился, я старался быть как можно более незаметным. 
 Расстались мы с патрулем около Новой Ипатовки, у руин сервисного центра «Грейт Уолл», где до Катастрофы обслуживали китайские тачки. На прощанье Зятек одарил нас еще одним подозрительным взглядом и сказал, улыбаясь одновременно доброжелательно и угрожающе: 
 – Я нашим передал... дальше, чтобы, если чего, вас пропускали. 
 Что означало – «Не балуйте, чуваки, Большой Брат смотрит на вас!». 
 Патрульные двинули обратно на север, а мы на юг, в сторону Рижской железной дороги. В этом месте сохранилась не только насыпь, но и рельсы, и порой по ним даже ползали чугунки. 
 – Куда мы идем? – требовательно спросил Синдбад, когда Зятек и его бойцы скрылись из виду. 
 – В смысле? – удивился я. – Вы же слышали, что он сказал? Дубль направился к «Дмитровской», значит, и наша дорога лежит туда же. Все просто и понятно, как в букваре. 
 – Он опережает нас на два часа, язви меня джинн! И мог двинуться куда угодно! – не пожелал успокаиваться Синдбад. – Либо мы занимаемся откровенной ерундой, либо ты как-то можешь чуять, куда шагает твой дубль! Но почему-то, и мне хотелось бы знать, почему, скрываешь это от нас! 
 – И мне кажется, что ты, Лис, прячешь нечто в сердце своем, – добавил Колючий. 
 Вот как, бунт на корабле? 
 Хотя, кто сказал, что я здесь капитан? Но даже если это и так, то эти двое – не бесправные рабы-матросы, они идут со мной по собственной воле и безо всякого принуждения. 
 – Ну, как бы... – я замялся. – Не уверен я, что вам нужно все знать. 
 – Не уверен он! – Синдбад фыркнул. – Мы рискуем собственными задницами, подставляемся под выстрелы и колеса исчадий техноса, а ты, значит, будешь гордо молчать, держать нас за пешки, за безмолвные фигуры, которые можешь по своему разумению двигать куда надо? 
 Колючий ничего не сказал, но осуждающе покачал головой. 
 Да еще и подумал, наверное, свое любимое «Бог всё видит». 
 – Напоминаю, что вы пошли за мной сами! – огрызнулся я. – Если помнишь, я вас не заставлял! 
 К этому моменту мы уже добрались до железнодорожной ветки и шли вдоль нее на юго-восток. По левую руку, за оградой, виднелась чаща Тимирязевского парка, в этом месте дикого и очень странного. Мутировавшие то ли под влиянием Катастрофы, то ли после опытов неодруидов растения сплетались в колючую серо-зеленую стену. 
 Между оградой и насыпью оставалась узкая полоса свободной земли, всего метров в пять. 
 – Не стоит повышать голос на брата своего, – вступил в беседу Колючий. 
 – На брата! – Я криво усмехнулся. – С чего бы это вы мне в братья набиваетесь? А? 
 Возможно, я наговорил бы много ерунды, но тут засигналили импланты, а потом и обычный слух дал знать, что по железной дороге катит нечто большое и шумное. Донесся тяжелый лязг, грохот и пыхтение, сменившиеся протяжным шипением и стуком, и насыпь принялась ритмично подрагивать, точно от страха. 
 – Набива... – Синдбад осекся, он тоже уловил приближающийся грохот. 
 Раскатывающие по железным дорогам чугунки произошли от стоявших в московских депо локомотивов. Слезать с рельс они так и не научились, но зато обзавелись многими опасными привычками и умениями. Столкнуться с таким биомехом нос к носу ничуть не менее приятно, чем с бульдопитеком или носорогом. 
 А возможности избежать встречи у нас почти и не было. 
 Если только сигануть через ограду в парк, во владения неодруидов, в гости к шипастым кустикам, при виде которых дедушку Мичурина хватил бы удар. Потом, правда, нужно будет выпутаться из «ласковых» растительных объятий, а затем еще и объясниться с хозяевами. 
 – Перескочим через ветку и укроемся с другой стороны? – спросил Колючий. 
 Мысль дельная, вот только времени на воплощение ее в жизнь у нас нет. 
 – Не успеем, – я покачал головой. – Заляжем. Может, эта махина нас попросту не заметит. 
 Чугунки – создания малопредсказуемые, и если рапторы почти всегда нападают на людей, то представители других видов менее агрессивны. Даже бронезавр или дракон, произошедшие от военной техники, не всегда бросаются в атаку, завидев человека, что же говорить о бывшем локомотиве? 
 Он запросто может проследовать мимо, не обратив на нас внимания. 
 – Попробуем залечь. – Синдбад первым шлепнулся на землю, мы с Колючим повторили его маневр. 
 Насыпь задрожала сильнее, и показалась ползущая по рельсам туша, похожая на громадного слизняка, увешанного короткими щупальцами и чем-то вроде металлических ушей. Протяжный гудок возвестил, что кое-какие паровозные «органы» монстр сохранил, а щекотка у меня во внутренностях дала понять, что нас «увидели», что биомех обратил на нас внимание. 
 Тупая морда чугунка, покрытая бугристыми наростами, окуталась голубоватым сиянием. 
 – Это же... – прошептал бывший праведник. 
 – Не дергайся! – шикнул я на него. 
 Полыхнуло, и мощный электрический разряд пронесся над нашими головами, вонзился в ограду парка. Металлические прутья расплавились, точно были из воска, шибанула волна жара и резко запахло озоном. 
 «Промахнулся?» – сказал Синдбад через М-фон. 
 «Нет, – ответил я. – Дал предупредительный, чтобы не рыпались». 
 Железнодорожный биомех подъехал ближе, стал слышен монотонный шум, словно от кипящей в огромном котле воды. Простучали по шпалам искореженные, никак не круглые колеса, и исполинская туша начала понемногу удаляться. 
 – А теперь берем руки в ноги и убираемся отсюда, – сказал я. – Разговоры потом! Вперед! 
 И мы побежали. 
 Импровизированный кросс в полной выкладке закончился у Чуксина тупика, когда граница парка и насыпь разошлись. Нам открылся вид на громадный разлом, на исходящий из недр земли дым, а свежий северный ветер принес запах гари. 
 Я, честно говоря, думал, что спутники мои остыли, и вопросов больше не будет, но надежда умерла быстро. Синдбад заговорил, едва мы перешли с бега на шаг и убедились, что вокруг более-менее безопасно. 
 – Ну что? – спросил он. – Ты собираешься выкладывать нам всё или по-прежнему будешь держать нас за дураков? 
 Выбор передо мной встал нелегкий: либо не изменить собственным принципам и промолчать, но, скорее всего, лишиться доверия и поддержки, либо сказать все, поступить честно и правильно, но резко увеличить степень собственной уязвимости. 
 Ведь чем больше знают о тебе другие, тем ты слабее. 
 – Ладно, уговорили, черти красноречивые, – сказал я, решив, что непорядочно держать в неведении тех, кто уже не раз выручил меня из беды. – Дело обстоит следующим образом… 
 И я рассказал, что иногда могу воспринимать то же, что и рожденный в «Мультипликаторе» дубль. Вижу его глазами, получаю информацию с его имплантов, идентичных моим, и даже улавливаю обрывки мыслей. Последнее выглядело и вовсе фантастично, но, скорее всего, было правдой, и правдой неприятной. 
 Ведь процесс обмена информацией носит, вероятно, двусторонний характер. 
 – Вот почему я видел тебя как бы раздвоившимся! – потрясенно произнес Колючий. – Ангельски чудно! 
 – Уж ангельски или демонски – это бабушка надвое сказала, – пробурчал я. – Поэтому я четко знаю, да и неодруиды подтвердили, что от парка дубль пошел на восток, к «Дмитровской». Куда дальше, не знаю. Я по желанию к нему в черепушку... – тут меня передернуло, – заглянуть не могу, да и он ко мне, надеюсь, тоже. Будем искать следы и спрашивать, если будет у кого... 
 Окрестности метро «Дмитровская» – район небезопасный даже по меркам Пятизонья. Он представляет собой настоящее «урожайное поле» с артефактами, и за него постоянно идет драка. Группировки норовят взять его под контроль, им мешают чугунки, свой кусок норовят урвать ходоки. 
 Так что здесь стреляют почти постоянно. 
 – Грешно, конечно, такое говорить и на это надеяться, – Колючий засопел, – но вдруг его уже убили? 
 – Не знаю... – я поколебался. – Но мне кажется, я бы такое почувствовал. 
 – Тогда чего время терять? – Синдбад окинул взглядом начавший потихоньку темнеть небосклон. – Пошли к «Дмитровской». А там на месте разберемся, что и как, или спросим кого. 
 – Эх, рыжим море по колено, – пробормотал я, и мы продолжили путь. 
 Прошли мимо того места, где находился дубль в момент, когда между нами установился коннект, – у самого начала трещины, рядом с блокпостом. Миновали целую серию ловушек, выстроившихся в окрестностях Дмитровского проезда: «Мухобойки», «Трясины» и «Магниты», а затем мои импланты показали, что впереди довольно людно. 
 Группа из трех сталкеров бродила около железнодорожной платформы, еще двое утюжили развалины на восточной стороне Дмитровского проспекта. Нас ни те, ни другие не видели, или, по крайней мере, пока не обращали внимания, занимались своими делами. 
 На самом проспекте шла возня с участием чугунков, а с юга, по Башиловской улице, двигалось еще несколько человек. 
 – Прямо-таки столпотворение, – прокомментировал я, рассказав спутникам, что творится в окрестностях. 
 – Не устрашимся мы опасностей, ждущих впереди! – заявил Колючий с интонациями единоверца Иеровоама, глаза его фанатично блеснули, а ствол «мегеры» угрожающе нацелился в небо. 
 Да, с такой хреновиной можно никого не бояться. 
 – Не устрашимся, – согласился я. – Только очень осторожно и без лишнего шума. 
 Лишнего шума нам удалось избегать ровно до того момента, когда нас обнаружили трое сталкеров, шуровавших около платформы. Кто это такие, я не понял, они сразу начали стрелять, не смущаясь того, что шансов поразить нас у них почти не имелось. 
 Похоже, это был просто сигнал «территория занята!» 
 Мы тратить боеприпасы зря не стали, бегом преодолели опасную зону и уклонились немного к северу. Убедившись, что мы не намерены вступать в бой и вообще идем мимо, трое хлопцев мигом прекратили огонь. 
 А мы выбрались к крайнему со стороны Дмитровского проспекта дому, и тут нашим глазам открылось презанятное зрелище. 
 На эстакаде, идущей через железнодорожные пути в сторону улицы Руставели, бодались носороги. Два здоровенных чугунка с ревом разгонялись от разных концов моста и врезались друг в друга. Раздавался грохот, в стороны летели обломки рогов, куски брони и прочие железки, а две группы железных зрителей издавали одобрительное гудение. 
 Ну ни хрена себе... 
 – Хлеба и зрелищ народу, сила приносит свободу... – вспомнил я строку из старой песни. – Это что? 
 – Драка за территорию, как бывает у животных? – предположил Синдбад, демонстрируя некие познания в биологии. – Вожаки сражаются, рядовые члены стаи смотрят и ждут, кто окажется победителем. 
 Носороги вновь разъехались, причем один из них «прихрамывал» на правое переднее колесо, а второй вихлял из стороны в сторону. На мгновение замерли, а затем вновь ринулись навстречу друг другу с такой скоростью, что задымился асфальт. Удар, облако искр и дыма, и один из чугунков протаранил ограждение, свалился на рельсы и взорвался. 
 Победитель торжествующе загудел и медленно поехал в ту сторону, где толпились соратники побежденного. 
 – Так, мы отвлекаемся! – сказал я. – Железные гладиаторы – это круто, конечно, но у нас есть дело... 
 Дело появилось тут же, правда, не совсем то, на какое я рассчитывал, – очередь прошла прямо над нашими головами, а одна из пуль с визгом срикошетила от моего шлема. 
 В первый момент я подумал, что трое сталкеров вновь решили показать нам свою враждебность, но затем понял, что они со всех ног удирают на север. А палить по нам начали те десятеро парней, что шагали по Башиловской и только перешли через железнодорожные пути. 
 – Это еще кто!? – выкрикнул я, падая на землю, чтобы избежать луча армгана. 
 – Вряд ли друзья, – определил Синдбад, пуская в дело «карташ». – Что-то знакомое... 
 «От нас не уйдешь, Лис, – прозвучал у меня в голове звонкий голос брата Рихарда. – Если ты немедленно объявишь, что сдаешься, то мы прекратим стрелять. Если нет – пеняй на себя, в лаборатории смогут обследовать и твой труп». 
 Ого, да это узловики! Как же они узнали, где меня искать? Или Зятек стукнул? 
 – Хрен вам, а не морковка! – ответил я одновременно и вслух, и через М-фон. – Не до вас мне! 
 Услышав столь неполиткорректное заявление, приор издал придушенный, но яростный хрип, и в нас пальнули изо всех стволов. Судя по тому, что кроме армганов стреляли еще из импульсного оружия, на охоту за нами отправились не только рыцари, но и ландскнехты-кандидаты. 
 Застонал Колючий – луч лазера угодил ему в плечо и пробил броню. 
 – Уходить надо, – сказал Синдбад. – Позиция у нас хреновая, могут обойти и в клещи взять. 
 Тут он был прав: развалины, где мы укрылись, на звание долговременной оборонительной точки никак не тянули, за спиной лежал проспект, в этом месте открытый всем ветрам, еще дальше располагалась эстакада с чугунками, слева тянулась насыпь, за которой можно подойти чуть ли не вплотную. 
 И самое паршивое – путей отступления не особенно много. 
 – Надо. Вот только куда уходить? – ответил я, с помощью имплантов наблюдая, как трое узловиков отделяются от основной группы и двигаются обратно через железнодорожные пути. 
 Мысль об обходе пришла не только в мою умную голову. 
 – На север? Вдоль проспекта? – предложил Синдбад. – Колючий, ты там как? 
 – Ничего, – ответил мальчишка сквозь зубы. 
 Он морщился, постанывал, но терпел – рана, судя по всему, была не особенно опасной. «Мегеру», правда, держал осторожно, и что мне особенно не нравилось – медленно бледнел. 
 – Там мы от них не оторвемся, особенно с раненым. – Тут я мысленно похвалил себя за меткость: башка неосторожно высунувшегося рыцаря разлетелась на куски, и безголовое тело рухнуло наземь. – Если двинуть на восток, в промзону... но там уже Барьер близко. 
 А подойти близко к границе локации – это позволить загнать себя в угол. 
 Луч армгана чиркнул меня по предплечью, оставив неглубокую зарубку – парой сантиметров ниже, и всё, я остался бы без руки. 
 – Вот задница! – ругнулся я, думая, что нам сейчас как никогда нужен неожиданный ход. 
 Мысль, явившуюся из закромов подсознания, я сначала с возмущением отверг, решив, что этот вариант – для безумцев. Но потом осознал, что другие варианты – для мазохистов, и подумал, что лучше прослыть сумасшедшим, чем попасть в ручонки «палачей». 
 Орденские исследователи церемониться со мной не будут, а Колючего и Синдбада просто убьют – как ненужных свидетелей. 
 – На счет три – за мной! – гаркнул я. – Бегом и не останавливаться, пока я не прикажу! 
 Синдбад поглядел на меня с сомнением, беглый праведник лишь вытер пот со лба. 
 – Раз... два... – начал я считать, дал очередь в сторону узловиков. – Три! Погнали! 
 Мы выскочили из развалин дома, ставшего для нас убежищем, и понеслись в сторону насыпи, а точнее – к железнодорожному мосту, под которым Бутырская улица переходит в Дмитровский проспект. Не ожидавшие такой подлости рыцари дружно выстрелили, но ни один из них не смог поставить себе в графу «меткость» оценку «отлично» или хотя бы «хорошо». 
 Очередь дырявит мостовую около моих ног, в опасной близости проходит луч армгана, из-за спины доносится рев мотора – носороги обратили внимание на нашу разборку... 
 Но это сейчас не имеет значения. 
 Главное – бежать со всех ног, не оборачиваясь и не теряя скорости. 
 Похоже, непостоянная тетка по кличке Удача решила, что пора и на нас обратить внимание. По крайней мере, мы нырнули под мост, не получив ни единой раны, и оказались вне зоны обстрела. 
 Я оглянулся на Колючего – как он там со своей раной? 
 Мальчишка был бледен, тяжело дышал, его мотало на бегу, но главное, что он бежал и не спешил падать. 
 – Давай! Еще немного! – подбодрил я спутников и через их головы пальнул в сторону мчащегося по Дмитровскому шоссе носорога. – Ах ты, тварь железная, злобно-рогатая! 
 Шарахнувшая по морде очередь из ИПП не пришлась чугунку по вкусу, и он вильнул, уменьшил скорость. И подарил нам несколько мгновений, которыые и были нужны для воплощения в жизнь моего слегка безумного плана. 
 Мы вылетели из-под моста, и я свернул направо, навстречу обходившим нас узловикам. 
 – Куда?! – закричал Синдбад, до которого, похоже, еще не дошло, что я замыслил. 
 – Сюда! – ответил я, с помощью имплантов определяя, что троим рыцарям понадобится от пяти до семи секунд, чтобы взять нас на прицел и произвести показательный отстрел. 
 И мы успели. 
 Залп армганов последовал в тот момент, когда мы уже проскочили через выбитые стеклянные двери и понеслись вниз по лестнице. Едва оказались в подземном переходе, я, чтобы немного остудить пыл преследователей, швырнул назад гранату. Громыхнуло, своды тоннеля качнулись, пошли трещинами, а мы помчались дальше, ко входу на станцию метро. 
 Именно там, в московской подземке, я собирался укрыться от вояк брата Рихарда. 
 И отважиться на подобное мог только безумец. 
 
 
 
 Глава 10 
 Во тьме 
 
 9 февраля 
 Вниз, в прорытые под Москвой тоннели, сталкеры иногда спускались, но только из крайней необходимости. Там было даже опаснее, чем наверху, там ползал Сцепщик, биомех размерами с состав метро, и водилась разная подземная жуть. Да и ловушки порой встречались такие хитрые, что по их поводу болела голова даже у опытных ходоков. 
 Но у нас, откровенно говоря, не имелось других вариантов. 
 Наверху мы сможем удрать от рыцарей, только оседлав какого-нибудь носорога, но мнемотехника среди нас нет. Внизу отыскать нас будет много сложнее, ибо импланты там менее эффективны, как и обычные органы чувств. Попробуй догадайся, куда мы сейчас пойдем – к «Тимирязевской» или к «Савеловской», или вовсе забьемся в какую-нибудь щель? 
 А обыскивать помещения даже одной станции можно долго. 
 – Ты сошел с ума! – рявкнул Синдбад, когда мы добежали до ряда турникетов. – Там – смерть! 
 – А наверху что, пикник с девочками? – ответил я в том же духе. 
 – Мы не джинны, или ты забыл? – бритоголовый снизил тон. – Ты надеешься выжить внизу? 
 – И не просто выжить, а выбраться обратно, догнать дубля и пришибить его, – выдал я свой «тайный план». – Или помогай, или не мешай, а болтать нечего. Хотя вы можете остаться тут, попробовать объяснить узловикам, что вы им, в общем, не нужны. 
 Судя по сердито блеснувшим глазам, Синдбад испытал желание врезать мне по репе. Но, честь ему и хвала, сдержался, только невнятно промычал что-то и судорожно кивнул. 
 Поддерживая начавшего шататься Колючего, мы двинулись к эскалатору. 
 Ведущий на станцию тоннель на первый взгляд смотрелся довольно безобидно – торчащие из стен автоны, ползающие по ним скарабеи. Ниже, где-то на середине длинного спуска, виднелось мерцание, но издалека было трудно определить, что там светится. 
 – Я первым, – сказал я и шагнул на ступеньку замершей навеки лестницы. 
 Импланты мои продолжают работать, и хотя сквозь бетон перекрытий им не пробиться, я могу обследовать пространство впереди. А там нас может ждать всё, что угодно, и хищная аномалия, и заросли падких на человеческую плоть автонов, и злобный скорг в засаде. 
 Но на первых метрах все вроде бы чисто. 
 – Мы вниз... зачем?.. там же ад... только после смерти, – зашептал Колючий, у которого, похоже, начался бред. 
 – Тихо ты! – одернул его Синдбад. 
 Тихо – это верно, есть хищные механические твари, что реагируют не на тепло, не на электромагнитное излучение, а именно на звуковые колебания, и незачем привлекать их внимание. 
 Мы спустились метров на пятьдесят, и я увидел, что мерцает свисающая с потолка «Сосулька» – голубоватый стеклистый нарост, похожий на сталактит и на щупальце осьминога. Я остановился и попробовал «прощупать» его с помощью всех следящих имплантов по очереди, но ничего особенного не добился, понял только, что эта штука не является живой. 
 – Что это? – спросил Синдбад. 
 – Не знаю. Но она мне не нравится. Рисковать не будем, попробуем обойти, – я кивнул в сторону соседнего эскалатора. – Сейчас, я только посмотрю, все ли с ним в порядке. 
 Перебравшись с одного эскалатора на другой, я глянул вниз и тихо выругался. 
 Немного ниже, от одной стены тоннеля до другой, тянулась полоса слабого электромагнитного излучения. А это значило, что там прячется ловушка, известная среди сталкеров под ласковым прозвищем «Шинковка». И свободна от нее была только та механическая лестница, что проходила под «Сосулькой», та, по которой мы шли с самого начала. 
 – Что ты замер? Нужно спешить, – в голосе Синдбада прозвучала нервозность. 
 – У тебя «Фрича» нет? Или «Плети»? – осведомился я. – Если нет, то придется лезть под эту «Сосульку». 
 «Шинковка» – штука коварная, и если ты по глупости угодил в нее, то можешь попрощаться с жизнью, или, по крайней мере, со здоровьем. Ступени у тебя под ногами станут чем-то вроде поверхности скользкой терки, усеянной лезвиями, а перила превратятся в бритвы. И даже боевой костюм не поможет тебе избежать многочисленных и очень глубоких порезов. 
 Я сам видел, как всего-то трехметровая «Шинковка» изорвала человека в клочья. 
 – Значит, рискуем. – Я перебрался обратно. – Если со мной что-то случится, сдавайтесь узловикам. 
 Если я героически погибну, то у брата Рихарда со товарищи останется единственная причина для вражды с Колючим и Синдбадом – то, что оба моих спутника сегодня убивали рыцарей, причем не подло, из-за угла, а в честной схватке лицом к лицу. 
 Такое Орден, изображая благородство, иногда прощает. 
 Простит ли приор московской локации? 
 Проходить под «Сосулькой» мне категорически не хотелось, кто знает, на что способна эта неизвестная дрянь? Но тут, по крайней мере, имелся шанс, в случае же с «Шинковкой» его не было в принципе – она срабатывала всегда. 
 – Ну что, брат Лис, давай, – подбодрил я себя. 
 На мое приближение свисающий с потолка нарост не отреагировал никак. 
 Я задержал дыхание и проскочил под ним, ожидая чего угодно – молнии, взрыва, струи кислоты, акустического удара. Но ничего не произошло, только неприятная вибрация на миг коснулась затылка и ушла вниз по позвоночнику. 
 – Чисто? – спросил Синдбад. 
 – Чисто. Быстро за мной. 
 Злобные узловики наверняка уже собрались у станции метро всем кагалом и сейчас полезут внутрь одновременно через несколько входов. Примутся палить во все стороны и вздрагивать от каждого шороха, ожидая от хитрого Лиса засады или еще какой подлости. 
 Синдбад и Колючий тоже прошли под «Сосулькой» спокойно, и мы потопали дальше вниз. Показалась станция, и тут сверху донесся отзвук грохота, возвестивший, что рыцари идут по следу. 
 – Так, поглядим, что тут такое... – пробормотал я, сканируя пространство между путями. 
 Процессу мешали толстенные колонны, натыканные с двух сторон и загораживавшие обзор не только глазам, но и имплантам, а также висевшая в воздухе взвесь непонятного происхождения. 
 Удалось определить, что потолок и стены тут чистые, без автонов, ничего живого или хотя бы условно живого в окрестностях не наблюдается, в центре зала имеется «Кислота», а у дальней стены, в тупике, лежат три трупа. 
 – Куда пойдем? – спросил я. – Предлагаю на юг, к «Савеловской», и по правому тоннелю. 
 – Ты проводник, тебе и вести, – откликнулся Синдбад. – Но не спеши, парню помочь надо! Он ранен, или ты забыл? Как, есть у нас пара минут? Преследователей не слышно? 
 Да, как-то я и вправду запамятовал, что бывший единоверец Иеровоам получил рану. При мысли об этом я второй раз за день испытал давно забытое чувство – стыд, и ощутил, как заалели щеки. На мгновение даже порадовался, что вокруг царит кромешная тьма и моей физиономии никому не видно. 
 – Сейчас проверим... – Я прислушался: в уходящем наверх тоннеле было тихо. – Пара минут есть. Ты пока займись им, а я огляжусь. Там вон три жмурика лежат, надо посмотреть, что с ними. 
 Синдбад помог Колючему сесть, вытащил из рюкзака аптечку и принялся снимать с мальчишки броню. Я же обогнул «Кислоту», заволновавшуюся при моем приближении и сделавшую попытку чуть увеличиться, и двинулся туда, где лежали тела. 
 Все три принадлежали мужчинам в боевых костюмах, и все сжимали оружие. 
 У двоих это были «калаши», а один держал в каждой руке по «Страйку». 
 По всем признакам – сталкеры, причем не из особенно продвинутых и денежных, скорее всего – новички. 
 – Так, что тут у нас? – прошептал я, разглядывая первое тело и понимая, что удивлен. 
 Это был крупный парень, моего роста, но куда шире в плечах, шлема он не носил, так что я мог видеть голову. И при этом, что странно, не мог определить, от чего умер здоровяк: труп выглядел довольно свежим и не имел повреждений – ни ран, ни ушибов, ни признаков отравления. 
 Стань сталкер жертвой колонии скоргов, от него мало что осталось бы. 
 – Только мертвые с косами стоят, и тишина... – прошептал я, переводя взгляд на второе тело. 
 И с ним, и с третьим все обстояло точно так же. 
 «Что там? – спросил Синдбад через М-фон. – Мы почти закончили». 
 «Всё довольно странно, – отозвался я. – Сейчас обыщу их, и уходим». 
 «Калаши» и «Страйки» нам ни к чему, а вот в поклаже у мертвецов может найтись что-нибудь ценное или полезное. Этим беднягам оно все равно не пригодится ни при каких обстоятельствах, а нам может жизнь спасти. 
 Обыскивая трупы, я не испытывал ни брезгливости, ни смущения. 
 Любой, кто провел в Пятизонье больше нескольких месяцев, не свихнулся, не стал инвалидом и не погиб, непременно лишается глупых предрассудков, связанных с мертвыми, и усваивает базовый принцип выживания – можно делать всё, что идет на пользу тебе и твоим союзникам. 
 В подсумках не нашлось ничего особо интересного, кроме парочки гранат, а вот в одном из рюкзаков я отыскал три полных комплекта маркеров, а также контейнер с н-капсулами. 
 – С паршивой овцы хоть шерсти клок, – прокомментировал я этот факт и вернулся к спутникам. – Пошли? 
 Синдбад кивнул, Колючий забормотал молитву. 
 Это он правильно – сталкер, сунувшийся непосредственно в тоннели, по которым ранее ходили поезда, мог рассчитывать только на божественное покровительство. Ибо от Сцепщика, прожорливого железного гада, не спасали ни гранаты, ни «мегеры» с «карташами», ни даже артефакты, вроде «Фрича» или «Плети». 
 Я лично этого чугунка не встречал, но Араб имел с ним рандеву где-то в районе «Аэропорта» и едва унес ноги. Вспоминать о том случае он не любил, но как-то раз проговорился, и тогда я узнал, что есть вещи, коих опасаются даже жженые. 
 Помимо Сцепщика имелись тут и другие опасности, о которых лучше было не вспоминать, чтобы не навлечь их на наши головы. 
 Мы спрыгнули с края платформы и быстренько оставили «Дмитровскую» позади. Потянулся тоннель, чьи стены, пол и потолок выглядели так, словно их сверлили огромной дрелью. 
 Взвесь, так досаждавшая мне на станции, никуда не исчезла, но стала немного реже, так что я мог заглянуть шагов на тридцать-сорок вперед. И на том спасибо – ловушку или решившего поужинать нами чугунка замечу заранее, а уж дальше – как кривая вывезет. 
 – Тихо! Вы слышите? – воскликнул Колючий, едва мы оставили позади боковой тоннель. 
 Негромкий звук, похожий одновременно на детский крик, на кошачий мяв и на голос свирели, пришел откуда-то снизу. И непонятно, почему – вроде бы не было в нем ничего жуткого – заставил меня вздрогнуть и покрыться холодным потом. 
 – Нет, – сказал я. – И тебе советуем не слышать. Понял? 
 Беглый праведник взглянул на меня выпученными глазами. 
 – Мне кажется, что я такое уже встречал. Я думаю, это... – договорить Синдбад не успел, поскольку прямо перед нами от стены до стены развернулось и вспыхнуло полотнище из голубого огня. 
 «Попал» – успел подумать я, прежде чем провалиться в беспамятство. 
 Остановить действие «Голубого огонька» в том случае, если он успел развернуться, невозможно. Человек, угодивший в его зону действия, теряет волю и рассудок, попадает под влияние чужеродной психической программы. 
 Прошло некоторое время, сколько точно, я не смог бы сказать, и я обнаружил, что сижу, прислоненный спиной к стене, и на лицо мне капает что-то холодное. Машинально облизав губы, я понял, что это всего-навсего вода и что я в том же тоннеле, у одной из его стенок. 
 – Слава Богу, ты очнулся, – произнес склонявшийся надо мной темный силуэт, оказавшийся Колючим. 
 – Да? – Я поднял тяжелую, словно бетонную, руку и потер лоб, пытаясь извлечь из утомленного мозга хоть какое-то подобие мысли. – А что... где этот... почему мы еще живы? 
 Из плена «Голубого огонька» тебя может вытащить товарищ, оказавшийся по другую сторону экрана или просто успевший отвернуться. Но Колючий, я готов был поклясться чем угодно, шагал позади меня, а на то, чтобы среагировать на ловушку, времени у него не имелось. 
 Слишком внезапно объявилась эта дрянь. 
 – Я вас уронил лицами вниз, а сам отвел взгляд, – объяснил мальчишка так спокойно, будто речь шла о победе над одиночным, да еще и поврежденным ботом. – Ловушка и погасла, а потом я вас проволок немного вперед, чтобы не включилась опять, и водой побрызгал. 
 – Но почему? Почему он на тебя не повлиял? – Я поднялся. – Ты можешь объяснить? 
 – Все в руке Божьей, – ответил Колючий. – Тот, кто истинно верует и веру делами подтверждает, обретает сердцем твердость алмаза и бодрость неусыпную, и козни диавольские бессильны против него. 
 Я захотел выругаться, но глянул в честное лицо беглого праведника, в его глаза, и передумал – этот парень искренне считает, что вера помогла ему устоять против воздействия «Голубого огонька». И вздумай я расспросить, как и что делает со своими выкормышами Дьякон, чтобы обеспечить им вот такую устойчивость к психопрограммированию, Колючий мне не ответит. 
 А ходят слухи, ходят, что глава «Пламенного Креста» и чугунков не боится, и ловушек не остерегается. 
 – Давай приводить в себя Синдбада, – сказал я, и мы занялись нашим бритоголовым другом. 
 Потратили немного воды из фляжки, и Синдбад зафыркал, замотал головой. 
 – Вопросов не задавай, – посоветовал я. – Я их все уже задал и нормальных ответов не получил. Учти только, это он нас спас, – для убедительности я ткнул в Колючего пальцем. – Ты идти в состоянии? 
 – Да. 
 – Тогда пошли. 
 Надо отдать Синдбаду должное, он быстро въехал в ситуацию и проявлять любопытство не стал. Молча поднялся, встряхнулся, точно проснувшийся кот, и затопал следом за нами, оказавшись в арьергарде. 
 Сейчас узловики не в курсе, куда именно мы отправились с «Дмитровской», и хотелось бы подольше держать их в неведении. Для этого надо идти быстро, не жалея ног, чтобы избегать не только огневого, но и зрительного, и слухового, и вообще любого контакта. 
 Хотя добравшись по этому тоннелю до «Голубого огонька», рыцари наверняка решат, что здесь мы не проходили. 
 – Отвались мой хвост, – пробормотал я, думая, что это было бы не худшим вариантом. 
 Тоннель тянулся прямо, тихий, темный и совершенно пустой, дыры в стенах и потолке создавали впечатление, что мы идем по внутренностям громадной сырной головы. Иногда я замечал в отверстиях движение, рефлекторно вскидывал «Шторм», но всякий раз обитатели подземелья успевали спрятаться, прежде чем я хотя бы понимал, с чем имею дело. 
 Импланты помогали слабо, взгляд за пределы тоннеля блокировался стенами, полом и потолком. Я чувствовал себя слепым и глухим, почти как в «зоне молчания», и от этого нервничал все сильнее. 
 – Проклятое подземелье, – пробурчал я, когда мы уперлись в поросль металлокустарников. – Эти еще навылезали... похоже, что тут Сцепщик давненько не проползал. 
 – Не каркай, – осадил меня Синдбад, и я поспешно замолк. 
 И то верно – не буди лихо, пока оно тихо. 
 Автоны мы обошли вдоль стеночки, но когда открылось то, что находится за ними, я встал как вкопанный: яма шириной во весь тоннель и длиной метров в десять доверху заполнена чем-то блескучим, переливающимся, похожим на воду; и шорох, еле слышный металлический скрежет, какой производят десятки царапающихся крохотных лапок. 
 – Скарабеи? – изумленно вздохнул Колючий, а мне вспомнился древний фильм про мумию, где блестящие жуки из фараонской гробницы за считанные секунды дочиста обгладывали людей. 
 Обычные скарабеи Пятизонья, произошедшие от всякого мелкого металлического хлама, питаются ржавчиной, и человеческое мясо им до лампочки. Зато твари под тем же названием, представляющие собой скоргов, то есть состоящие целиком из наноботов, с охотой употребляют животный белок. 
 И тут мы имели дело как раз с такими. 
 – Они самые, – сказал я. – Что будем делать? Гранату не кинешь, самим спрятаться некуда... 
 По тоннелю обжигающая взрывная волна покатится далеко, от нее не укрыться, да еще, того гляди, может вызвать обвал. Можно пострелять по мелким скоргам из ИПП, да только ни одного не убьешь, а вдобавок нашумишь и патроны зря истратишь. Остается... а что, собственно, остается? 
 Пробить путь в обход? Очень смешно. 
 Посидеть, подождать, пока скарабеи уберутся? Еще смешнее. 
 Отправиться назад и сдаться брату Рихарду? А это вообще грустно. 
 – Дайте-ка, я попробую, – сказал Синдбад без особой уверенности, – есть один способ, он иногда срабатывает... 
 Он прошел вперед, опустился на корточки и положил руки на землю. Ожили вживленные в пальцы импланты-генераторы, затрещали, поползли в сторону ямы электрические разряды. Скорги зашуршали сильнее, похоже, они почуяли источник энергии. 
 Один из скарабеев выбрался на край, повел усиками и застыл, замер, точно замороженный. 
 – Ух ты, получается! – с мальчишеским азартом воскликнул Колючий. 
 А разряды ползли дальше, охватывали яму, пронизывали ее толщу, перескакивали со скорга на скорга. И колышущаяся глянцевитая масса, похожая на воду, потихоньку затихала, прекращала шелестеть и двигаться. 
 – Готово, – сказал я, когда в тоннеле наступила полная тишина. – Ты сам-то жив? 
 Энергики, конечно, парни боевые и опасные, вот только «концентраторы» порой требуют слишком многого, обессиливая своего хозяина до потери пульса. 
 – Вроде бы да, – голос Синдбада прозвучал слабо, но твердо. – Надо идти, они скоро очнутся. 
 И он шагнул в яму, полную оглушенных скарабеев. С хрустом и чавканьем провалился по пояс, но пошел, помогая себе руками. Поднатужился и вылез на противоположной стороне. 
 – Давай ты, – сказал я, подталкивая Колючего в плечо. – Я, если чего, прикрою. 
 Беглый праведник кивнул, пробурчал нечто религиозно-укрепляющее и принялся форсировать преграду. Ну а я обернулся и попытался уловить, что происходит там, в начале туннеля, ближе к «Дмитровской». Но увы, из-за проклятой взвеси «заглянул» всего метров на пятьдесят: тихо, мертво, пусто. 
 Наступила моя очередь, и я, нервно поеживаясь, подошел к краю ямы. 
 – Поспеши, – с беспокойством сказал Синдбад. – Паралич у них скоро пройдет, и тогда... 
 Что произойдет «тогда», объяснять мне не требовалось – проснувшиеся скорги мигом сожрут меня, чтобы использовать содержащиеся в моем теле вещества для собственных производственных целей. И тому козлику, от которого хотя бы остались рожки да ножки, я смогу только позавидовать. 
 Преодолевая отвращение, я погрузился в месиво из крохотных, почти невесомых тел. 
 – Брр, ну и пакость! – прокомментировал я, поеживаясь и радуясь, что на мне боевой костюм и что скарабеи, даже вздумай они очнуться, не прогрызут его мгновенно. – Наплодили мерзости. 
 Шелест, донесшийся со дна ямы, заставил меня вздрогнуть – кто-то из скоргов очухался от электрического удара, а значит, скоро очнутся и его собратья. Я сделал мощный рывок и вылетел на «берег», точно купальщик, обнаруживший неподалеку треугольный плавник, а под ним – зубастую морду. 
 – Погоди, – неожиданно сказал Синдбад, смотревший мне на ноги. 
 – Что? – Я опустил взгляд и увидел, что парочка скарабеев, вцепившись лапками в броню, висит на моей правой коленке. 
 Двигались они пока вяло, но все шустрее и шустрее. 
 – Брр! – повторил я, наклонился и резким движением стряхнул обоих. – А теперь уходим отсюда! 
 Остаток пути до «Савеловской» мы прошли легко, точно по бульвару какого-нибудь Парижа. 
 А вот когда открылась станция, я загрустил: путь загроможден обломками, в которых устроили себе логово несколько мелких биомехов, а перрон напоминает коллекцию ловушек – тут тебе и «Алмазная пыль», и «Магнит», и «Дурман», и даже «Морозильник». 
 – Наверх попробуем? – с надеждой спросил Колючий. 
 – Слишком очевидный вариант, – покачал я головой. – У выхода нас могут ждать. Зато чуть подальше, у «Менделеевской», есть не всем известный выход на поверхность, и я предлагаю воспользоваться им. 
 – Дельная мысль, – сказал Синдбад. – Но сначала нам нужно одолеть эту «полосу препятствий»? 
 – Верно. Поэтому вы идете за мной шаг в шаг и делаете все, что я скажу. 
 Обнаружившие наше присутствие стальные крысы с лязгом и писком ринулись в атаку: три туннельных ремонтных робота, вооруженных очень опасными манипуляторами, и некий механический «Франкенштейн» на основе «электронного слуги». 
 Грохнула очередь – «калаш», служивший чугунку рукой, оказался вполне функциональным. 
 – Вот лахудра! – воскликнул я, приседая. 
 Но на всё про всё хватило одного залпа Синдбада – пули «карташа» разорвали на части «Франкенштейна», отбросили одного из ремонтных роботов к стене, а остальные предпочли ретироваться, спрятались где-то в обломках, под которыми, похоже, имелось небольшое энергополе. 
 Механическая нежить тоже хочет жить. 
 Держа оружие наготове, мы взобрались на платформу, и началась игра в пятнашки со смертью. Три шага вперед, затем пять влево, еще пять наискосок, и мы оставили позади «Мухобойку» и «Магнит». Зато прямо перед нами оказался «Морозильник», заметный только благодаря тепловизорам. 
 Снаружи – ничего особенного, просто область пространства, где температура почему-то ниже, чем вокруг, хотя ниже значительно – порой на двадцать-тридцать градусов. 
 Зато внутри – настоящая аномалия. 
 Отрубаются все следящие импланты, теряется ощущение направления, и обычные органы чувств вскидывают лапки кверху. Огонь не горит, гранаты не взрываются, а обитатели ловушки, именуемые обычно «снегурочками», затевают с гостями странные игрища. 
 И эти игры часто заканчиваются смертью – от переохлаждения или удушья. 
 Нет уж, мы этакий аттракцион сторонкой обойдем, как и вот эту «Алмазную пыль», и очередную «Мухобойку», способную превратить человека в мясной блин, и «Дурман», от которого не спасет никакая маска. Наночастицы проникнут через любой фильтр, заберутся в легкие, ну а дальше возможны варианты – либо быстрая смерть от отравления, либо медленная оттого, что тебя жрут изнутри. 
 Хрен редьки, в общем, не слаще. 
 Мы петляли, протискивались между ловушками порой через самые настоящие щелочки. Понятное дело, что двигались не особенно быстро, но зато пока оставались живы и целы. 
 До того места, где можно будет спрыгнуть с платформы на пути, оставалось метров десять, и я уже готовился вытереть со лба честный трудовой пот, когда пол под нашими ногами дрогнул. 
 – Это еще что? – спросил Колючий, и я уловил в его голосе страх. 
 – Это... – я осекся. 
 Издалека, со стороны «Менделеевской», донесся протяжный гул, хорошо знакомый всякому, кто до Катастрофы бывал в московском метро – шум приближающегося к станции поезда. 
 Вот только поезда здесь больше не ходят. А это значит... 
 – Сцепщик! – клянусь, в один момент я едва не поддался позорной панике. 
 Захотелось развернуться и с воплем ринуться через ловушки к эскалатору, и наверх, к свету, где полно всяких опасных чугунков, но не ползают механические червяки в сотню метров длиной! 
 – Что делать будем? – Спокойный тон Синдбада вернул мне способность здраво соображать. 
 – Прикинемся ветошью. Вон там, – я указал на стену, которой заканчивалась платформа. – Прижмемся к ней, затаимся, а если он выскочит на полной скорости, то может нас и не заметить. Ну а если это не сработает... 
 В этом случае можно заказывать панихиду по рабу божьему Лису и присным его, ибо я не слышал ни об одном случае, когда кому-то удалось остановить Сцепщика даже «Плетью». 
 Механический гул нарастал, набирал мощь, а мы судорожными рывками одолевали последние метры дистанции, стараясь не угодить в «Магнит». Пол трясся, потолок ходил ходуном, с него сыпалась известка, скарабеи и еще какая-то дрянь, но нам было не до нее. 
 Вот она, стена! Прижаться и замереть, стать невидимым во всех диапазонах... 
 Показавшийся болезненно ярким свет упал на пути, заблестели рельсы, стала видна изъязвленная дырами стена. От дикого грохота заболели уши, и из тоннеля в каком-то десятке метров от нас вырвалось нечто блестящее, заостренное. 
 – О Господи... – потрясенно прошептал Колючий. 
 Сцепщик летел сломя голову, покачиваясь из стороны в сторону, точно извиваясь, и казался бесконечным. Сердце мое колотилось, а в мозгу билось «Только бы он не остановился, только бы он не остановился...» 
 И еще при взгляде на этого чугунка мне вспомнился Шаи-Хулуд, громадный червь, обитатель пустынной планеты по имени Дюна, родившейся в воображении одного из американских писателей. 
 Что-то там еще было про ясновидение и про одаряющий долголетием наркотик... 
 Сегменты громадного тела начали уменьшаться, пронеслось нечто похожее на хвост, и Сцепщик исчез из виду. Некоторое время доносился удалявшийся грохот, продолжали подрагивать пол и стены, но затем все затихло. 
 – Ушел, – прокомментировал Синдбад. 
 – А мы сменим памперсы и тоже уйдем, – добавил я. – Пока червячок не передумал и не вернулся. 
 Хотя с чего ему возвращаться? 
 Он сейчас наткнется на топающих от «Дмитровской» узловиков и вплотную займется ими. В идеальном варианте сожрет вообще всех, кого привел с собой брат Рихард, а им самим закусит. Но даже если кто из преследователей уцелеет, то сама мысль о погоне испарится из голов рыцарей. 
 Кого ловить, если Лиса и его спутников почти наверняка слопал Сцепщик? 
 После всех этих размышлений настроение мое улучшилось, и в тоннель, ведущий к «Менделеевской», я вступил, насвистывая мелодию песни «Нас утро встречает прохладой. Нас ветром встречает река...». Правда, энтузиазм мой несколько поутих, когда выяснилось, что придется одолевать многочисленные завалы и пересекающие пол широкие трещины. 
 Сервоусилители позволяют прыгать далеко, но все равно я не легкоатлет и не лягушка, и удовольствия от подобных «упражнений» не получаю... 
 Понятное дело, почему Сцепщик пользуется левым относительно нас тоннелем – там и рельсы целы, и проход свободен. А тут, похоже, работала орава рехнувшихся биомехов – все обрушено, поломано, везде дыры и ямы, и в воздухе та же взвесь. 
 Я перескочил очередную трещину, и в этот миг в голове у меня раздался резкий щелчок, а я потерял ощущение собственного тела. На органы чувств и импланты обрушился настоящий вал из ощущений – «метки», звуки, запахи, электромагнитные вспышки. Затем всё исчезло, и я понял, что стою, а передо мной на фоне темного вечернего неба возвышается грандиозная серая «льдина». 
 Льдина эта на самом деле являлась стадионом, один край которого неведомая сила погрузила в землю, а другой – вырвала из нее вместе с фундаментом и вознесла на приличную высоту. 
 Я мог видеть беговые дорожки, даже сохранившиеся остатки футбольных ворот. 
 «Что я тут делаю?» – подумал я, но на смену этой мысли, удивленной и даже испуганной, явились другие – о том, что все идет как надо, что путь ясен и очевиден, что надо следовать ему, и все будет в порядке. 
 Меня вновь закрутило, завертело и выбросило в душный мрак тоннеля. 
 На то, чтобы прийти в себя, мне понадобилось несколько долгих минут, в течение которых мы стояли на месте. 
 – Что, опять? – спросил Колючий. – Ты с ним... это, ну, связывался? 
 – А что, было заметно? 
 – Еще как, – сказал Синдбад. – Ты остановился, а затем обернулся, и взгляд у тебя был такой, как будто ты не знаешь, кто мы такие и где ты находишься. А рука на «Шторме» так напряглась, что я, язви меня джинн, подумал, что ты сейчас начнешь стрелять! 
 – И излучение имплантов вновь раздвоилось, – шепотом добавил беглый праведник. 
 Да, похоже, я их напугал, и даже не я, а дубль, какие-то несколько мгновений воспринимавший мир через мое тело, моими глазами и ушами. А что случится, если во время очередного коннекта он останется во мне навсегда, а я окажусь запертым в порожденном «Мультипликатором» кадавре? 
 От такой мысли мне стало не просто холодно, а откровенно плохо. 
 Ведь если мы идентичны, я и дубль, то и энергетические матрицы сознания у нас должны быть одинаковыми, а значит, если одну заменить на другую, в техническом смысле ничего не изменится. 
 – Он сейчас около стадиона «Динамо», – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Умнее было бы вылезти на поверхность на «Савеловской», но возвращаться мы не будем, до выхода уже недалеко. 
 – Как знаешь, – произнес Синдбад очень мягко, и мне захотелось выругаться, рявкнуть что-то во весь голос. 
 Но я сдержался. 
 Время для эмоций будет потом, сначала мы должны выбраться из этих чертовых тоннелей. 
 Очередной завал. Приходится лезть вверх и перебираться с глыбы на глыбу, едва не задевая потолок макушкой. Новая трещина, на дне ее что-то журчит, а на другой стороне не видно места для приземления после прыжка. 
 Я заставлял себя сосредотачиваться на каждом встающем перед нами препятствии, на задаче, которую нужно решить, дабы пройти очередные десять метров. Чтобы только не думать о том, что сейчас мой дубль занимается чем-то в Петровском парке и что в любой момент мы можем поменяться местами. 
 Безо всякого предупреждения – раз, шлеп, и у тебя тот же набор имплантов, те же руки-ноги, но тело, в котором ты находишься, появилось на свет всего несколько дней назад... 
 Я воображал, каково это родиться в «Мультипликаторе», и меня трясло от отвращения. 
 Нет, не думать! Не думать об этом! 
 Я вздохнул с облегчением, когда в левой стене, точно на нужном месте, обнаружилась неприметная железная дверь. Последний раз я воспользовался этим маршрутом чуть ли не год назад, и за это время многое могло произойти. 
 – Вот наш выход на поверхность, – сообщил я тоном фокусника, вынувшего из шляпы даже не зайца, а целого барсука. – Раньше он был чист и безопасен, надеюсь, что таким и остался. 
 Дверь открылась легко, и из темного проема на меня бесшумно упало нечто сетчатое, прямоугольное. Рухнуло и исчезло, издав негромкий шелест. Я не успел ни испугаться, ни дернуться в сторону, ни нажать на спусковой сенсор, просто осознал, что не могу пошевелиться. 
 – Кто-то пошутил, – донесся до меня раздраженный голос Синдбада. – Поймать бы этого шутника... 
 – Сейчас мы тебя освободим. – Колючий, похоже, обращался ко мне. 
 – Ладно, – ответил я. 
 Затрещало, запахло озоном, что-то задергало моими руками и ногами – словно к ним были привязаны нитки, находящиеся в лапах у кукловода. Раздался металлический шелест, какой бывает, когда друг о друга бьются проволочные плети, и к моему телу вернулась свобода. 
 – Ловушка? – спросил я, разглядывая корчащийся на полу ком черных нитей. 
 – Она самая, – ответил Синдбад, с помощью электрического разряда вынудивший эту дрянь убраться с меня. – Но технос тут ни при чем. Кто-то из коллег поставил ее тут, непонятно только – зачем. 
 Наноловушки из способных опутывать и обездвиживать жертву нитей порой используют для ловли небольших биомехов – когда большеголовым приходит охота поизучать чугунка живым и целым. 
 Но на кого ставить ее тут, и как контролировать силок – регулярно спускаться в подземелье, в гости к Сцепщику? 
 – У кого-то из сталкеров мозги вскипели, – сказал я, проверяя, как двигаются руки и ноги, не повредила ли эта хрень боевой костюм. – Вот он и оставил после себя такой «подарочек»... 
 За дверью располагалась шахта, а в ней – винтовая лестница, узкая, тесная и неудобная, но ведущая вверх. После встречи с ловушкой я вступил на первую ступеньку с осторожностью, вглядываясь и вслушиваясь изо всех имплантных сил. Но никаких сюрпризов более не обнаружил и потащился к поверхности, к вольному воздуху и солнечному свету. 
 Хотя солнце, судя по времени, успело благополучно зайти. 
 Монотонная и утомительная работа – лучшее средство от всяких неприятных мыслей и деструктивных эмоций, так что минут через десять я позабыл и про дубля, и про собственные тревоги. А еще через некоторое время осознал, что вообще ни о чем не думаю, что в башке пусто, а парой метров выше нас преспокойно дожидается «Кислота», сформированная колонией скоргов ловушка. 
 – Рота, стой, ать-два! – скомандовал я, и мы остановились. 
 – Что там? – спросил Синдбад. 
 Понятное дело, ему из-за моей спины не заметно колышущееся облачко мельчайших капель кислоты, способной изъязвить кожу, обжечь глаза и даже серьезно повредить экипировку. 
 – Маленькая проблема, – ответил я. – Сейчас мы ее решим. 
 У «Кислоты» есть слабое место, и опытные сталкеры пользуются им, если нет возможности эту ловушку обойти. Она осаждается на первом же угодившем в нее достаточно крупном предмете, начинает растворять его и временно теряет силу. 
 На такой случай в рюкзаке всегда носят пару-тройку ненужных и нетяжелых хреновин. 
 – Оп-ля! – Я протянул руку, нашарил один из внешних карманов и вытащил кусок пластиковой столешницы. 
 Он шлепнулся на ту ступеньку, над которой клубилась «Кислота», и ее облачко начало быстро конденсироваться, оседать тяжелыми каплями. Несколько мгновений, и оно почти исчезло, потеряло плотность, трансформировалось в фантом, через который можно пройти без проблем. 
 – А теперь вперед! – сообщил я спутникам и запрыгал вверх резво, точно горный козлик. 
 Резвости хватило, правда, всего метра на три, но этого было достаточно. 
 Лестница привела нас в совершенно пустынный, лишенный даже пыли тоннель, а тот – в захламленный подвал. Тут пришлось поплутать, помечтать об Ариадне с ее волшебной нитью и попроклинать собственную память. Но затем я все же вспомнил, где находится выход, и мы выбрались в заброшенный, грязный двор. 
 В центре его виднелась детская площадка, точнее, ее остатки, покрытые «Плесенью», из-под снега торчали обгорелые пеньки, громоздились руины электроподстанции, и стоящие вокруг дома пялились на все это непотребство лишенными стекол окнами. 
 – Где мы? – спросил Синдбад. 
 – Угол Новослободской и Лесной улиц, – сообщил я. – Сейчас осмотримся и двинем к «Динамо». 
 Сил у меня оставалось не то чтобы много, а, откровенно говоря, даже мало, но я понимал, что форс-режим сейчас – единственный способ понять, что творится вокруг и не ждет ли нас за углом засада. Кто знает брата Рихарда и московских узловиков – может, у них давно имеется карта всех тоннелей метро с ответвлениями, входами-выходами, ловушками и «лежбищами» биомехов? 
 Войти удалось не сразу, я изрядно помучился, прежде чем мир стал другим... 
 Поверхность сферы, внутри которой я оказался, была черной, словно ее намазали дегтем, и по ней ползали немногочисленные «метки» – идущие высоко в облаках два дракона, трое сталкеров где-то за «Менделеевской», роющийся в развалинах дома напротив чугунок. 
 Не особо крупный и, судя по тому, что до сих пор не напал, не агрессивный. 
 – Чисто, – выдохнул я, вываливаясь из форс-режима. 
 – Давай я тебя... – начал Колючий, протягивая ко мне руку. 
 – А ну отставить, – тихо, но сурово произнес я. – Ты сначала с собственной раной разберись, а затем другим помогай. Тоже мне, Франциск Ассизский и мать Тереза в одном флаконе. 
 Беглый праведник растерянно заморгал – похоже, об этих образцах христианской добродетели Дьякон своей пастве не рассказывал. Хотя ничего удивительного в этом нет, ведь никто из этих людей не жег еретиков на кострах. 
 – Как пойдем? – осведомился Синдбад. 
 – Через Ленинградский проспект. 
 Честно говоря, я не был уверен, что этот путь лучше, чем дорога через одну из улиц Ямского поля или даже Нижнюю Масловку. Просто мне очень не хотелось уклоняться к северу, туда, где остались желающие поизучать меня рыцари Ордена. 
 Пусть себе ходят по локации, чугунков пугают, только подальше от меня. 
 – Хорошо, в путь, – бритоголовый кивнул, и мы действительно отправились в путь. 
 
 
 
 Глава 11 
 Царство развалин 
 
 9 февраля 
 Стадион высился перед нами точно такой же, каким я видел его с помощью глаз дубля – монументальный овал, последний раз реконструированный лет сорок назад и в день Катастрофы «усовершенствованный» так, как никогда не смогли бы люди, несмотря на все их знания и умения. 
 Чтобы добраться сюда, нам пришлось поработать ногами. 
 На нашем пути не встретилось ничего интересного, если не считать руин, брошенных блокпостов, пары сталкеров, нескольких чугунков и дюжины разнокалиберных ловушек. 
 Самое главное – не пришлось ни в кого стрелять и ни от кого прятаться. 
 – Что дальше? – спросил Синдбад. – Куда он мог пойти? 
 – Да куда угодно, – буркнул я, испытывая желание послать все к чертовой бабушке – и спутников, и погоню. – Мог дунуть по проспекту к Белорусскому вокзалу или «Аэропорту», или к центру локации, или остаться тут, спрятаться вот в той куче мусора и хихикать над нами, дураками. 
 Больше суток на ногах – это многовато даже для напичканного имплантами сталкера. Отдыхать надо всем, и старушкам, и изящным девицам, и грубым мужикам, что бродят по Пятизонью. 
 – Если бы он сидел в той куче мусора, ты бы его заметил, – уверенно заявил Колючий. – А ты не можешь как бы... ну, это... попробовать сам дотянуться до него, установить контакт? 
 Я вздрогнул – мысль об этом приходила мне в голову, но вызывала резкое неприятие. Самостоятельно пойти на эту гнусность, рискнуть, обмениваясь сознанием с дублем? 
 Ну уж нет, спасибо большое. 
 – А мне другое интересно, что ему вообще нужно? – Синдбад сложил губы трубочкой. – Ходит по Москве бесцельно, мотается туда-сюда, точно какашка в проруби... 
 – У него есть, – я помялся, вспоминая последнее «видение», – некий путь, которым он должен двигаться. Это я из его мыслей выудил, жалко только, что не понял, куда этот путь ведет. И было бы вообще хорошо, если бы дубль оставлял следы, а то тут даже спросить не у кого. 
 В окрестностях стадиона «Динамо» этим зимним вечером было на диво безлюдно и безбиомехно. Во все стороны, сколько хватало взгляда, тянулись руины, безмолвные и пустынные, как барханы Сахары. Не хватало разве что песка, торчащих из него костей и жаркого солнца в выгоревших небесах. 
 Вместо всего этого имелся редкий снегопад и холодный ветер. 
 – Можно, конечно, зайти в М-сеть и там порасспрашивать, – без особого рвения предложил Синдбад. 
 – Чтобы каждая собака точно засекла, где ты находишься? – Я усмехнулся. – Нет уж... 
 Что именно привлекло мое внимание, я понять не смог, но, скорее всего, обычный шорох, слабый звук, изданный попавшим под ногу камушком. Там, откуда он донесся, не было ничего, но я привык доверять чутью, и поэтому, не медля, рванулся в сторону, завопив: 
 – Шухер! 
 Синдбад, проведший в Пятизонье не один год, среагировал мгновенно – шлепнулся наземь. И только Колючий, не прошедший столь суровой школы, на какое-то мгновение запоздал. 
 Но вооруженный армганом невидимка целился вовсе не в беглого праведника. 
 Он выстрелил дважды, и в первый раз меня спас резкий рывок, а во второй – то, что я остановился. Бледно-красный тонкий луч прошел в каких-то сантиметрах от моей физиономии. 
 Дальше мне осталось только залечь и укрыться. 
 «Ты сдохнешь, Лис! – пришел через М-фон шелестящий, злобный голос. – Я вырежу твое сердце, поджарю и съем. А из твоего черепа сделаю чашу и буду плевать в нее и сморкаться. Большего ты не заслуживаешь, рыжая наглая падаль!». 
 Ну точно, вот и Циклоп, легок на помине. 
 Как он нас нашел – не спрашивайте, все равно не отвечу. Если уж я, не самый крутой проводник, могу благодаря оплавленным имплантам входить в форс-режим, вовсе не предусмотренный технической спецификацией, то что говорить о «жженых»? Они, особенно джинны, способны творить настоящие чудеса. 
 Обнаружить Циклопа я не мог, этот засранец мастерски использовал способности метаморфа. 
 – Где он?! Ты видишь?! – крикнул Синдбад. 
 Проклятый джинн издевательски захихикал. 
 «Нет! – ответил я через М-фон. – И поэтому будем бить по площадям! Колючий, приготовь «мегеру» и не трать заряды зря. Мы его вспугнем, а ты пали туда, где что-нибудь зашевелится. Понял меня?» 
 «Да, – ответил мальчишка. – Да укрепит Господь мышцу нашу!» 
 Ну, это лишнее, с мышцей и так полный порядок, вот с мозгами некоторые проблемы. 
 – Ты сдохнешь, Лис! – на этот раз джинн решил высказаться вслух. – Сегодня я пну твой труп! Я разрежу тебя на мелкие куски и уничтожу каждый из них! Я выну твой мозг и съем его! 
 Да, если всех сталкеров можно считать просто свихнувшимися, то Циклоп наш – сумасшедший в квадрате или даже в кубе. То, что он говорил, звучало вполне убедительно, и я верил, что джинн именно так и поступит, если преуспеет, конечно. 
 Но до этого доводить не хотелось бы. 
 «Готовы? – спросил я у спутников. – Тогда начали. Синдбад, твой сектор правый, мой – левый». 
 Хорошо иметь возможность избежать долгих и нудных объяснений, перекинув соратнику зону обстрела. 
 Я поднял «Шторм» и повел его слева направо, мгновением позже затарахтел «карташ». Мы ощупывали пространство очередями, выискивая, где затаился хитрый Циклоп, и одновременно не давая ему самому поднять голову, а Колючий ждал момента, чтобы пустить в дело «главный калибр». 
 Метаморф – это, конечно, сила, и даже самые совершенные импланты можно обмануть, но тогда на помощь приходят обычные органы чувств, благодаря матушке Эволюции доставшиеся нам от волосатых и хвостатых предков. 
 И вот обдурить их порой оказывается гораздо сложнее. 
 Плотный огонь – такая штука, что способна заставить нервничать даже джинна, а мы патронов не жалели. И в один прекрасный момент Циклоп не выдержал, дернулся, ослабил метаморфную хватку, а я заметил движение. 
 – Видишь, Колючий?! – рявкнул я, стреляя в ту сторону. 
 – Да! 
 «Мегера» жахнула, и щит невидимости, скрывавший нашего злобного «друга», с треском лопнул и исчез. Но порадоваться этому я не успел, поскольку Циклоп выбросил в мою сторону руку, и с нее сорвалась целая дюжина «шаровух». Штуки три я ухитрился сбить на лету, но остальные врезались в меня почти одновременно. 
 Боевой костюм, конечно, рассчитан на всякое, но это и для него оказалось многовато... 
 Меня тряхнуло так, что кости застучали одна о другую, из глаз посыпались искры. Все мышцы одновременно решили, что им пора напрячься, а волосы на теле встали дыбом. Импланты дружно ушли в перезагрузку, и в голове у меня воцарилась настоящая какофония. 
 Какое-то время я пребывал во власти «белого шума» и нервного подергивания. Если бы не Синдбад, Циклоп наверняка успел бы прицелиться и оборвать жизнь непутевого сталкера по кличке Лис. 
 Очухавшись, я обнаружил, что пока не помер, хотя в теле болит каждая клеточка, и беспомощно лежу на земле. Слух сообщил, что неподалеку стреляют из «карташа», и шипят испаряющиеся в луче армгана снежинки. 
 – Приятно видеть, что ты жив! – сообщил подползший ко мне Колючий. – А то мы думали – всё, тебе каюк. 
 – Врешь, не возьмешь, – пропыхтел я, подтягивая к себе «Шторм» и пытаясь разобраться в обстановке. – Хотя поросенка в фольге этот гад из меня почти сделал. Где он там? 
 Циклоп прятался в развалинах, и они с Синдбадом вели перестрелку в духе вестерна. Бритоголовый, похоже, был ранен, но уступать не собирался, палил так, что любо-дорого глядеть. 
 – Обходим его с двух сторон. Берем в клещи, – шепнул я беглому праведнику и добавил через М-фон для Синдбада: – «Держись, дружище! Сейчас мы зададим ему перца!» 
 Но стоило нам двинуться в разные стороны, как проклятый джинн, обладающий способностями и имплантами проводника, усек этот маневр. И для безумца Циклоп очень трезво оценил обстановку – он перестал отвечать, вскочил и зигзагом рванул в сторону Морского переулка. 
 – Куда! Стой! – заорал я, пытаясь выцелить недруга. – Или ты струсил?! 
 «Я вернусь», – пришел ответ через М-фон, и джинн исчез. 
 – Удрал, проклятый. – Я поднялся и досадливо сплюнул. Поморщился от боли в тех местах, где остались ожоги. – А как было бы здорово избавиться хотя бы от одной проблемы. Теперь же придется все время оглядываться и следить, чтобы он не подкрался из-за угла. 
 – На то и скорг в зоне, чтобы сталкер не дремал, – пословицей ответил Синдбад. – Вы, парни, мне не поможете? 
 Луч армгана пробил боевой костюм на боку, зацепил ребра, пропахал кожу, но, к счастью, не затронул легкое. Колючий некоторое время поизучал рану, поводил над ней руками, а потом с серьезным видом заявил: 
 – С тобой сегодня милость Божья. Ничего опасного. 
 Тоже мне, эскулап нашелся – я бы это определил без всяких изучений. 
 Обработка раны не заняла много времени, затем Синдбад с нашей помощью подлатал боевой костюм. Если оставить дырочку, то в нее рано или поздно заберется какая-нибудь нанопакость и устроит тебе меганеприятность. 
 – Джинну мы наподдали под зад, – сказал я, когда ликвидация повреждений была закончена. – Да только главную проблему мы так и не решили – не определились, куда идти. 
 – Можно помолиться Господу, чтобы он вразумил нас, – посоветовал Колючий. 
 – Можно, – я кивнул. – Да только я не особенно верю, что он нам ответит. 
 – А зачем вообще мы носимся за твоим... этим, дублем, словно котенок за фантиком? – Синдбад посмотрел на меня почти с вызовом. – Ведь рано или поздно он захочет покинуть локацию? Поэтому разумнее всего засесть у тамбура и подождать, пока он туда не явится. 
 Мысль была здравая, но высказал ее не я, и поэтому я начал спорить: 
 – Вдруг он просидит в Москве еще год? И вообще, дубль в любой момент может таких дел натворить! А отвечать кому придется? Мне! Нужно как можно быстрее нагнать его и... 
 – И как ты собираешься это сделать? – вкрадчиво осведомился Синдбад. 
 И тут я осекся – да, реальных способов определить, куда направился дубль от стадиона, у нас не имелось. Он мог бродить по развалинам неподалеку, мог топать к Тушинскому лагерю или Курчатнику, мог спуститься в метро или отправиться в сторону «Беговой». 
 – Стоп, – сказал я. – Может быть, нужно понять логику его передвижений? 
 И я принялся вспоминать маршрут, проделанный дублем: место рождения – тамбур в Сосновом Бору – Старая Зона – Обочина – вновь ЧАЭС – московская локация – Тушинский лагерь – окрестности парка Тимирязева – станция «Дмитровская» – стадион «Динамо»... 
 Если в этом и имелась логика, то от меня она, честно говоря, ускользала. 
 Дубля не интересовали богатые в «промысловом» отношении районы, то есть места, где высока была вероятность найти ценные артефакты. На Обочине он творил глупости, каких я себе никогда бы не позволил, в Тушинском лагере вел себя довольно мирно и пытался купить эвристический анализатор. 
 А затем начал хаотично двигаться по локации, следуя некоему «пути». 
 – Создается впечатление, – сказал я, – что им кто-то управляет, тот, кто его создал и теперь использует... 
 Как средство для сбора данных о реальности Пятизонья, как некий исследовательский зонд, запущенный в опасную и непредсказуемую среду и снабженный всем, чтобы в ней выжить. 
 А запущенный и снабженный, между прочим, за мой счет! 
 – Козни Нечистого... – начал было Колючий, но я глянул на него, и беглый праведник осекся. 
 – Нет, эту гипотезу мы опустим, – покачал головой Синдбад. – Но кто? Атомный Демон? Узел? Или некая научная контора, обнаружившая или создавшая «Мультипликатор»? 
 – Это возможно. – Я вспомнил двух заказчиков, профессора Зарайского и полковника Петренко, с которых всё, собственно и началось. – Но мне слабо верится, что столь сложную технологию решили испытать сразу в Пятизонье, скорее бы ее обкатывали на полигоне. Ведь я мог запросто не угодить в ловушку, немного отклониться в сторону, сменить маршрут... 
 «Или не мог? – Эта мысль заставила меня замолкнуть. – Всё было подстроено так, что «сканеры» на моем шлеме притянули ко мне тот призрачный вихрь, свели нас в одной точке пространства, а то, что случилось потом, было запрограммировано и поэтому неизбежно». 
 – Эх, жаль... – кулаки мои сжались, – что мне не удалось побеседовать с заказчиками еще раз... 
 Стоило признать, что, кинувшись в погоню за дублем, я и в самом деле поддался эмоциям, поступил, вопреки обыкновению, нерационально. Лис, потерявший голову – звучит смешно, расскажи кому угодно из тех, кто знает меня по Пятизонью – обсикаются от смеха. 
 Я бы и сам обсикался, не будь у меня других, более насущных проблем. 
 – Ладно, может быть, и в самом деле пойдем в сторону тамбура? А там подождем очередного... – я хотел сказать «видения», но спешно поправился: – Очередной порции информации. 
 – Слова не мальчика, но мужа, – одобрительно произнес Синдбад. 
 Окрестности Ленинградского проспекта от улицы Серегина и до «Сокола» сильно пострадали во время Катастрофы, а затем им еще досталось от пульсаций, так что развалины тут имелись на любой вкус, цвет и размер. 
 Одни дома превратились в груды строительного мусора, другие были снесены до половины, третьи лишились окон. Имелись совершенно не разрушенные, но обретшие необычные свойства, как это произошло, например, с институтом Курчатова. 
 Вот в Авиационном переулке стоял «жидкий дом» – на вид такой же, как все, обычный «гришневик» постройки тридцатых годов, но при этом в него можно было засунуть руку, словно в воду, а затем вынуть обратно. 
 Ушлые егеря как-то ради шутки постреляли по нему из «карташа», но быстро разочаровались – пули с бульканьем уходили в стены, не оставляя ни малейшего следа, и даже вылетали с другой стороны. 
 Помимо разнообразных руин эти места могли похвастаться полным набором аномалий-ловушек, а также рассыпанными повсюду кратерами, трещинами и даже небольшими вулканами, что возникли в пятьдесят первом и к настоящему времени практически все погасли. 
 Энергополя позволяли существовать большому количеству биомехов, на самом проспекте порой было не протолкнуться от чугунков, и поэтому для передвижения он подходил слабо. Приходилось двигаться по обочинам, лавируя между препятствиями и поглядывая по сторонам: неприятности могли явиться и с неба, и вылезти из какого-нибудь провала. 
 Мы выбрали маршрут по Красноармейской улице – потише, ловушек поменьше, идти легче. 
 – Чисто, – сказал я, без входа в форс-режим оценив перспективы. 
 – А мне не нравится, – неожиданно заявил Колючий. – Что-то тут нехорошо, неправильно... 
 – Вот когда поймешь, что именно – скажешь, – осадил я мальчишку. – Пойдем. 
 На Ленинградке, это я слышал даже отсюда, бесновались рапторы – ревели моторы, взвизгивали тормоза, доносились глухие звуки ударов. На Планетной улице, судя по показаниям имплантов, орудовала большая группа сталкеров – методично прочесывали развалины. 
 Показываться им на глаза, а тем более мешать, я не хотел. 
 Мы перепрыгнули трещину, лениво источавшую серый дым, перебрались через завал из кирпичей. Из развалин справа со свиристением выкатилось нечто механически уродливое, но хватило одной очереди, чтобы биомех убрался восвояси. Нас, правда, наверняка услышали сталкеры на Планетной, но беспокойства не проявили. 
 Стреляют в московской локации чаще, чем сморкаются. 
 За очередным завалом дорогу нам преградили заросли автонов, чьи ветви были усеяны созревшими н-капсулами. 
 – Эх, где мой черный пистолет? – вздохнул я, чувствуя, как чешутся руки. 
 Застрять бы тут на часочек, собрать «урожай», как в старые добрые времена. 
 – Какой пистолет? – не понял Колючий. 
 – Это из песни, – объяснил я. – Ты вот наверняка, кроме псалмов и всяких мозгосверлильных мелодий, какими обычно молодежь увлекается, ничего в жизни не слышал? 
 Мальчишка запыхтел, собираясь обидеться, а я поймал себя на мысли, что несмотря на двадцать пять, считаю себя стариком. Хотя пережил я столько, что хватит на полвека – и в Пятизонье, и в детском доме, и в те годы, когда я не только учился на историка-пропагандиста, а еще... 
 Хотя стоп, об этом лучше даже не вспоминать. 
 Но оскорбиться как следует Колючий не успел, поскольку груда развалин справа от нас зашевелилась. Покатились мелкие камушки, затем крупные, блеснул металл, распрямились длинные манипуляторы. 
 – Дикий Сварщик! – воскликнул я, а сам со стыдом подумал: «Проморгал!» 
 Почему мои импланты не обнаружили такую здоровенную тварь, пусть даже закопавшуюся в развалины, – непонятно. И также совершенно неясно, как почуял ее под руинами наш беглый праведник, не проводник, бионик. Ведь он предупредил, что на этой улице не все чисто, что сюда лучше не соваться. 
 Чугунок, в далеком прошлом бывший шагающим авторемонтным комплексом, распрямился в полный рост. Качнулось похожее на козловой кран тело, свисающие с него многочисленные манипуляторы, снабженные резаками, сверлами, сварочными агрегатами и прочей требухой. 
 – И чего ждем? – спросил я. – Пора удирать... 
 Дикий Сварщик – биомех большой и живучий, сражаться с ним – занятие долгое и нудное, но зато он шагает не очень шустро, и от него почти всегда можно убежать. А если ты не сможешь это сделать и попадешь в железные лапки этого «красавца», то он отремонтирует тебя так, как захочет. 
 Путь прямо по улице преграждали автоны, справа надвигался чугунок, оставался проход слева, где находился черный, словно закопченный, но при этом совершенно целый дом. 
 На первом этаже даже сохранились большие стеклянные окна, а над дверью вывеска «Продукты». 
 – Удирать – это мы всегда готовы. – И Синдбад первым рванул в сторону магазина. 
 Я, как наименее пострадавший боец нашего маленького отряда, прикрывал отход. 
 Дикий Сварщик надвигался, кровожадно лязгали его сочленения, и жужжала лебедка, то поднимая, то опуская здоровенный крюк, на котором можно подвесить носорога. 
 Когда один из манипуляторов потянулся в мою сторону, я дал очередь из «Шторма». Чугунок отдернул измочаленную пулями «лапку», но потянул сразу две, причем одну – со сварочным аппаратом. 
 Э, нет, термическая обработка не входит в мои планы. 
 Я уклонился, выстрелил еще раз, просто так, и нырнул в дверь, за которой скрылись мои спутники. Внутри магазина оказалось неожиданно светло, и я даже глянул на потолок – не горят ли развешенные по нему лампы. 
 Но нет, лампы не горели, но вообще все тут выглядело так, словно заведение перестало работать только вчера: пустые, но целые прилавки, чистый, без пыли пол, блестящий турникет на входе в торговую зону и нераспотрошенные мародерами кассовые аппараты. 
 – Что-то тут не так. – Стоявший у кофейного автомата Синдбад нервно оглянулся. – Слышишь чего-нибудь? 
 – Нет, – честно ответил я. 
 Импланты говорили мне, что в помещении нет ничего интересного – ни ловушек, ни людей, ни биомехов. 
 – Это-то и странно. Дикий Сварщик ведь никуда не делся, ты забыл? 
 Точно – заметивший нас чугунок не мог просто так прекратить преследование! Он должен был вломиться в магазин вслед за нами, ну или хотя бы попытаться это сделать. Разбить стекла в окнах, всунуть внутрь манипуляторы, чтобы поймать мерзких двуногих и устроить им насильственный апгрейд. 
 Я оглянулся – за дверью царила тьма, и в ней ничего не двигалось. 
 Свет внутри, мрак снаружи, необычайная чистота, отсутствие следов разгрома и запустения – все это могло означать только одно, мы оказались в пределах редкой аномалии, именуемой обычно... 
 – «Тайм-код»! – в один голос воскликнули мы с Колючим. 
 – Он самый, – подтвердил Синдбад. 
 Ловушки, способные влиять на время, попадались нечасто, да и вреда на первый взгляд причиняли меньше, чем те же «Мухобойки» или «Шинковки». Но зато последствия их влияния были непредсказуемы – попавшего в нее сталкера могло закинуть и в прошлое, и в будущее, причем довольно далеко. 
 К примеру, Вихрь как-то раз пропадал месяц, а когда вернулся, выяснилось, что для него прошел всего день. 
 – Вот проклятье, – сказал я. – А вдруг нас закинет на день в прошлое? И в Пятизонье окажется одновременно три Лиса? Я-до-тайм-кода, я-после-тайм-кода и дубль. 
 – Одного-то с избытком. – Синдбад усмехнулся. – Ладно, чего стоять, время-то идет? 
 Получилось нечто вроде шутки, хотя сам бритоголовый вряд ли планировал такой эффект. 
 Мы прошли магазин насквозь, миновали склад и через служебный вход выбрались на улицу, идущую перпендикулярно Красноармейской. Тут оказалось так же темно, как и в тот момент, когда мы угодили в «Тайм-код», но это ничего не значило – могли пройти сутки, причем в любую сторону. 
 Колючий осторожно выглянул из-за угла, и сообщил: 
 – Никого. 
 Ясное дело – чугунок либо убрался, либо еще не устроил засаду в развалинах. А окна, если он их расколотил, под влиянием темпоральной энергии склеились обратно. Вернулись к тому состоянию, в котором находились на момент возникновения аномалии. 
 – Вы как хотите, а я выйду в М-сеть, – сказал Синдбад. – На мгновение, чтобы уточнить время. 
 Я затаил дыхание – эх, если сейчас не девятое февраля, а скажем, первое марта... 
 – Переводите часы. Сейчас двадцать часов пятьдесят минут по Москве, – в голосе Синдбада прозвучало облегчение. – Эта штука продержала нас в плену всего час с небольшим. 
 Колючий перекрестился, а я с облегчением вздохнул. 
 Одно плохо – за этот час дубль мог ушлепать куда угодно, даже в другую локацию. 
 – Не самый худший вариант, – сказал я. – Хотя рыжим море по колено, если вы не знали. 
 То, что насчет моря по колено я слегка погорячился, выяснилось, когда мы добрались до улицы Черняховского. Неведомая сила содрала с нее весь асфальт и вырыла нечто вроде канала, наполнив его подозрительной маслянистой жидкостью. От резкого запаха, проникшего даже сквозь маску, у меня зачесалось в носу, а Колючий несколько раз чихнул. 
 – По колено? – Синдбад иронически покосился на меня. 
 – Нет, лучше в обход. 
 Слева канал доходил почти до самого метро «Аэропорт», и соваться туда, к проспекту, по которому носятся банды рапторов, не хотелось. Вправо наверняка тянулся до железной дороги, той самой, что идет вдоль Тимирязевского парка, а это приличный крюк. 
 – Предлагаю посчитать эту штуку мостом, – заметил я, разглядывая два дома, что стояли на разных сторонах канала и накренились друг к другу так, что едва не соприкоснулись крышами. 
 – Э, да они же готовы рухнуть! Это опасно! – занервничал Синдбад. 
 – Предлагаешь ждать перевозчика? – Я поглядел на него иронически. – На лодке по Пятизонью рассекает только Харон, а у него работы столько, что на живых он время тратить не станет. 
 Синдбад покряхтел, еще раз поглядел вправо-влево и согласился. 
 Добравшись до того дома, что находился на нашем «берегу», мы обнаружили, что это офисная десятиэтажка, каких много настроили во время экономического бума сороковых. Катастрофа покосила его, но не уронила, выбила все до единого стекла в окнах, а еще непонятным образом приплавила входную дверь к стенам так, что не осталось даже щелей. 
 – Придется через окна, – сказал я и глянул на Колючего. – Как твое плечо? Справишься? 
 – Я буду ангельски стараться, – пообещал мальчишка. 
 Я всегда таскаю с собой веревку с крюком на конце, порой она помогает выбраться из таких передряг, где ничего не стоит не только «Шторм», а вообще любое оружие. 
 Вытащив ее из рюкзака, я прицелился и швырнул вверх. Лязгнуло, крюк зацепился за подоконник на втором этаже. Я несколько раз дернул, затем повис всем телом. 
 – Держит, – подвел итог Синдбад. – Ну что, я первый? Если свалюсь – ловите. 
 – Как же – еще такую тушу ловить, – пробормотал я. 
 Синдбад ухмыльнулся и сноровисто полез вверх – таким вещам, насколько я понимаю, в армии учат. Исчез из виду, только мелькнули ноги, донесся стук, будто упал небольшой шкаф с фаянсовой посудой. 
 – Эй, все в порядке? – спросил я. 
 – В полном. – Синдбад высунулся из окна, целый, правда, слегка покрытый пылью. 
 – Теперь я, а затем ты сделаешь петлю, и мы тебя поднимем, – сказал я Колючему, и тот, вопреки моим ожиданиям, спорить не стал. Понял, должно быть, что если сейчас потревожить рану в плече, то заживать она будет не несколько часов, а сутки или даже дольше. 
 Вскоре я очутился в очень пыльной, очень захламленной комнате, бывшей когда-то офисом. На стенах висели выцветшие рекламные плакаты, с них улыбались неестественно красивые девицы, громоздившиеся у стен шкафы выглядели так, словно на них танцевали чугунки. 
 Следуя нашим инструкциям, Колючий пропустил веревку под мышками и обвязался. Мы с Синдбадом ухватились за нее, и, скрипя сервоусилителями костюмов, поперли беглого праведника наверх. 
 – Ну и тяжелый ты, прям как бегемот, – сказал я, когда эта операция была закончена. 
 Мальчишка посмотрел на меня свирепо, но вновь ничего не сказал – то ли начал привыкать к моим шуточкам, то ли понял, что непутевого и не дружащего с головой ходока по кличке Лис не переделать. 
 На крышу мы поднялись без особенных проблем и вскоре стояли у края пропасти, на дне которой виднелся «канал». 
 – Да, снизу это казалось поуже, – сказал Синдбад, разглядывая покатую крышу дома на другой стороне улицы, до которой было, если верить глазным имплантам, шесть метров с небольшим. 
 Прыгнуть на такое расстояние в боевом костюме – не проблема, но все одно страшновато. 
 – Я буду первым, – сказал я. – Эх, где наша не пропадала... 
 Я разбежался и оттолкнулся от самого края, сердце замерло, тугая воздушная ладонь ударила в лицо. А в следующий момент выяснилось, что лечу я прямо на торчащий из крыши железный штырь. 
 Невероятным усилием мышц я чуть отклонился в сторону, и штырь не вонзился мне в брюхо, а всего лишь скрежетнул по броне. Я шлепнулся набок, ушибив локоть, ощутил, как что-то неприятно екнуло в голове, и распластался на крыше, как морская звезда. 
 – Ты как? – донес участливый голос Синдбада. 
 – Нормально, – ответил я. – Прыгайте. 
 Колючий ядовито хихикнул, раздался топот, и кто-то приземлился неподалеку от меня. Через мгновение еще одна пара тяжелых сталкерских ботинок грузно ударила по крыше. 
 – Сам поднимешься, или помочь? – осведомился Синдбад. 
 – Не дождетесь, – ответил я, испытывая желание заснуть прямо тут. – Сейчас я встану, и мы пойдем. 
 Пошли мы так резво, что спустя час были у «Сокола», где благополучно перебрались через Ленинградский проспект и двинули в сторону «художественного пятна» – куска Москвы, где все улицы, даже самые крошечные, названы в честь знаменитых живописцев. 
 Там увековечены Левитан, Суриков, Врубель, а также менее известные парни с кистями. 
 Этот район сильно пострадал даже не от самой Катастрофы и не от последующих пульсаций. Ему досталось при попытке армии сдержать явившихся в московскую локацию биомехов. Тогда выяснилось, что остановить чугунков военные не могут, а вот сровнять с землей несколько кварталов – вполне. 
 Целых зданий тут не осталось вообще, так что пейзаж состоял из терриконов строительного мусора, воронок от бомб и ракет, и возникших немного позже зарослей автонов. 
 – Помню, я тут бывал. Давно, еще в пятидесятом, – сказал Синдбад, когда нашим глазам предстало то, что ранее было улицей Сурикова. – Здесь жила девушка, которую я любил. 
 Я хотел было вмешаться и прервать этот «вечер воспоминаний», но отвлекся, поскольку импланты сообщили мне, что в развалинах неподалеку кто-то есть. Через миг датчик биологических объектов выдал еще три «метки», неспешно двигавшиеся к нам со стороны улицы Левитана. 
 – Интересно, что с ней стало? – продолжал Синдбад. – Я... 
 – Потом поностальгируешь, – оборвал я его, а «меток» тем временем стало шесть, две новые возникли с севера. Стало ясно, что нас банальным образом берут в кольцо, и вряд ли для того, чтобы спросить о погоде и ценах на «Фричи». – Нас, между прочим, слегка окружают. 
 – Кто? – спросил Колючий. 
 – Шесть... нет уже семь шустрых пацанов с оружием, – сообщил я. – На рыцарей не похоже, те атакуют в открытую, а эти маскируются. Ну что, отступим, пока есть возможность? 
 Мы могли спокойно отойти в том направлении, откуда пришли, и выбрать другой путь к тамбуру. Сражаться неизвестно с кем мне откровенно не хотелось – лишняя трата времени, сил и патронов. 
 – Отходим, – кивнул Синдбад, и мы принялись отступать. 
 И тут-то выяснилось, что «семь самураев» вовсе не собираются отпускать нас так просто. Затарахтел «калаш», за ним – второй, и очередь прошла над нашими головами, а мгновением позже неподалеку разорвалось сразу несколько гранат, выпущенных из ручного гранатомета. 
 Судя по вооружению, мы имели дело с бандой охочих до чужого добра типов, отправившихся на промысел в московскую локацию. Такие шайки встречались нередко, состояли они из сброда, решившего зашибить легкую деньгу, но обычно ошивались неподалеку от Барьера. 
 – Они взялись за дело всерьез! – воскликнул Синдбад, когда пули засвистели вокруг нас, и стало ясно, что у наших противников есть не только старинное, а и вполне современное импульсное оружие. 
 «Шторм» и два «Страйка», если быть точным. 
 – Может быть, ответим?! – предложил я, понимая, что нам отрезают дорогу к отступлению. 
 Атаковавшие нас бандиты использовали активную маскировку «Хамелеон», особенно эффективную в темное время суток, и, пока не начали стрелять, были практически незаметны для обычного взгляда. 
 Теперь же вспышки и шум демаскировали эту компанию, и я определил местонахождение каждого с точностью до метра: четверо подходят с юга, из них двое со «Страйками», трое надвигаются с севера, и один может похвастаться «Штормом», а еще один – американским гранатометом ММ-1. 
 – Давай ответим! – проявил неожиданную кровожадность Колючий, которому как истинному христианину положено было забормотать что-то насчет подставления второй щеки или любви к врагам. 
 Хотя, если вспомнить его прежнего патрона, тоже крайне религиозного товарища – бывший байкер по кличке Дьякон, если и слышал когда-нибудь слово «милосердие», то давно забыл его, а температуру веры поддерживал с помощью костров, на которых сжигал «еретиков». 
 – Давай, – я кивнул и задействовал главный имплант и М-фон, сбрасывая коллегам координаты потенциальных целей. – Синдбад, придержи тех троих, а мы займемся остальными. 
 Гранатомет, конечно, штука опасная, но задействовать его особенно активно наши враги не будут. Им нужны не столько наши трупы, сколько оружие, снаряжение, груз – все, что можно продать или взять себе. 
 И добычу желательно заполучить целой, без особых повреждений. 
 Синдбад кивнул, укрылся в живописной груде развалин и первой же очередью заставил залечь всех троих противников. А мы с Колючим ползком, расходясь в стороны, двинулись навстречу тем, кто наступал от улицы Левитана. 
 На ходу я вытащил из подсумка две плазменные гранаты – нам-то все равно, что станется с наглыми бандюганами. 
 – Сдавайтесь! Мы отпустим вас живыми! – завопил один из них, то ли самый горластый, то ли наиболее глупый. 
 Во-первых, поверит такому обещанию только идиот – жертв грабежа в Пятизонье убивают всегда, просто, чтобы не болтали, во-вторых, трое опытных сталкеров, в чьих телах немало оплавленных имплантов, – реальная сила, способная справиться не с семью обычными бойцами, а с куда большим их количеством. 
 «Готовься!» – передал я Колючему, а сам швырнул гранату. 
 Попал удачно – горлопан угодил в зону поражения и превратился в облачко пепла, двое его приятелей шарахнулись прочь. Одного беглый праведник снял из «мегеры» – полетели брызги крови, ошметки плоти, куски брони, обрывки одежды. Второй ухитрился уйти от моей очереди, но, судя по воплю, то ли споткнулся, то ли ударился обо что-то при падении. 
 Вот уж точно – дурак сам себя накажет. 
 Теперь их осталось двое, а это значит, что можно перенести наступательные действия на другой «фронт». 
 – Двигай к Синдбаду, – велел я мальчишке. – С этими я сам разберусь. 
 Один из бандитов скулил от боли, и я четко знал, где он находится, но вот второй меня немного беспокоил – он затаился, не стрелял и даже, кажется, не дышал, а «Хамелеон» вновь скрыл его от моих глаз и даже от большинства имплантов. 
 – Хорошо. – Колючий послушно пополз назад, шустро и ловко, как настоящий спецназовец. 
 Зона вырабатывает боевые навыки не хуже, чем самый злобный сержант в учебке. 
 Я же остался на месте, пытаясь определить, где именно находится второй противник. Попробовал все импланты по очереди, и, признав свое бессилие, обратился к форс-режиму. 
 Вход на этот раз дался тяжело, измученный организм поначалу отказался переходить на экстраординарный способ восприятия. Пришлось фактически себя заставить, одновременно напрячь все импланты, да еще и подтолкнуть главный, чтобы он дал команду. 
 Я обозрел развалины на сотни метров в стороны и едва не вскрикнул от удивления: разбойничек-то был рядом, каким-то образом он незаметно подобрался на короткую дистанцию! 
 – Ох, ты... – Я вывалился из форс-режима, точно космонавт из спускаемого аппарата, слабый и заторможенный, покрытый холодным потом, и повел ствол «Шторма» туда, где засел недруг. 
 А он кинулся на меня с ножом. 
 Увернуться я не успел, смог только перекатиться на спину и заслониться рукой. Нацеленное в лицо лезвие оцарапало броню предплечья. Тяжелое тело брякнулось на меня сверху, придавило. От удара затылком о камни в голове зазвенело, перед глазами запорхали радужные круги. 
 Новый удар, и я перехватил вражескую руку в самый последний момент, острие замерло в сантиметрах от моего правого глаза. 
 – Умрриии... – прошипел бандит, всем своим весом пытаясь продавить нож вниз. 
 Парень он был крупный, мощный, и силушки в нем хватало, я же в этот момент напоминал тяжело контуженного дистрофика и держался только благодаря сервоприводам костюма. 
 Но даже у дистрофиков есть свои хитрости, а у здоровяков – слабые места. 
 Я согнул ногу в колене, и навалившийся на меня враг захрипел, глаза его выпучились. Получив удар в ничем не прикрытый пах, трудно остаться столь же злобным и целеустремленным. 
 – Умру... – пропыхтел я, сбрасывая врага с себя. – Но попозже! 
 Я освободился лишь на мгновение, но этого мгновения мне хватило, чтобы нажать на спусковой сенсор. Две пули вошли в шею бандита и почти отделили его голову от тела. 
 Скуливший находился там же, и я совершенно автоматически швырнул в его сторону гранату. Вспухло плазменное облако, летевшие к земле снежинки превратились в дождь, и мерзкий звук затих. 
 Переведя дух, я поднялся и отправился проинспектировать оплавленную воронку. 
 – Готов, – сказал я. – Но ты, брат Лис, сегодня уцелел только чудом. Будь он пошустрее... 
 Там, где вели бой Колючий и Синдбад, хлопали взрывы, пули с грохотом лупили по развалинам – веселье шло вовсю. Странно только, что оно шло так долго, разобраться с троицей лихих парней не так уж и сложно. 
 Но, оценив обстановку, я понял, в чем дело – парней стало не трое, а пятеро... нет, уже четверо. 
 – Вот морды, – пробурчал я. – Пять трупов, у нас ни одной царапины, а они всё наседают? 
 Но в этот момент уцелевшие бандиты решили, что с них и в самом деле достаточно. Ударили одновременно со всех стволов – просто так, неприцельно, и обратились в бегство. Один шлепнулся на бегу, когда Синдбад срезал его из «карташа», четверым удалось смыться. 
 – Готово! – чуточку хвастливо воскликнул Колючий. – Мы показали грешникам, что такое гнев Божий! 
 – Эй-эй, дружище Иеровоам! – Я осуждающе покачал головой. – Ты больше не среди единоверцев! 
 Беглый праведник опустил голову и даже, кажется, покраснел. 
 
 
 
 Глава 12 
 Переполох в тамбуре 
 
 10 февраля 
 Все время, что мы шли от «художественного пятна» до улицы Маршала Бирюзова, снегопад потихоньку усиливался, пока не превратился в настоящую метель. Когда добрались до границы тамбура, время как раз перевалило за полночь, и столь насыщенное событиями девятое февраля сменилось десятым. 
 – Для начала поглядим, что происходит вокруг Курчатника, – сказал я. 
 Мы подобрались к границе кратера с северо-востока, залегли в развалинах на самом его краю, и я принялся сканировать его пологие, усеянные руинами склоны. Из показаний имплантов стало ясно, что в окрестностях людно – одиночка-сталкер на крыше института, еще пятеро удаляются на юг, а трое, наоборот, подходят со стороны «Октябрьского поля». 
 – Обычный трафик во всей красе, – сообщил я спутникам. – Но ничего опасного вроде не видно. 
 Самое главное – в окрестностях не наблюдалось банды Антипы, отряда брата Рихарда или оравы злобных чугунков, которым все равно, на кого нападать. Конечно, имелась вероятность, что где-то неподалеку таится Циклоп, но уж тут мы могли надеяться только на удачу и на собственную бдительность. 
 Какой бы он ни был метаморф, а засечь его можно. 
 – Тогда чего? Привал? – спросил Синдбад. – Ждем? 
 – Ждем, – я кивнул. – Надо бы заморить червяка. 
 С этим страшным, обитающим где-то в желудке животным мы боролись с помощью обыкновенных консервов, а также бутылки с чистой водой, что нашлась в поклаже у Колючего. Любой из нас, обладателей метаболического импланта последнего поколения, может долгое время обходиться без жидкости, но если есть возможность попить, чего ее не использовать? 
 Я меланхолично жевал соевое мясо, не забывая «поглядывать» по сторонам: одиночка так и сидит на крыше, пятеро уже прошли Берзарина и железную дорогу, трое начали спуск к вихрю... 
 – Слушай, а я ведь тебя где-то видел, – заявил Синдбад, глядя на меня с прищуром. 
 – Да ты что? Не может быть? – Я выпучил глаза и покачал головой. – Последние сутки моя рожа то и дело мелькает у тебя перед глазами, как и твоя у меня, кстати. 
 – Нет, я имею в виду раньше, несколько лет назад... на фотографии или, может быть, на плакате. – Он сложил губы трубочкой и почесал подбородок. – Ты на сцене не выступал? 
 – Петь я люблю, – сказал я, – но голоса у меня особого нет и слуха тоже. 
 Видеть он меня, конечно, мог, в последние месяцы пятьдесят первого, когда меня ловили по всей стране, и моя фотография, снабженная припиской «Разыскивается! Особо опасен!», болталась на некоторых новостных сайтах, а также на информационных стендах в отделениях милиции. 
 Да только фотография та была еще детдомовских времен... 
 Я уже на втором курсе окончательно понял, чему хочу посвятить жизнь, и всеми силами начал избегать фото– и видеокамер. И когда ФСБ благодаря помощи стукача вышла на наш след, в руках чекистов не оказалось ни одного моего нормального изображения. 
 Только старая карточка из личного дела воспитанника интерната номер сто семьдесят шесть. 
 – Нет, точно, где-то видел, – повторил Синдбад. 
 На этот раз я ничего говорить не стал, лишь выразительно пожал плечами и вернулся к еде – молчаливое равнодушие в такой ситуации куда эффективнее самых яростных оправданий. 
 Трое сталкеров тем временем нырнули в гипертоннель, а мгновением позже из него вышли сразу десять человек. Я насторожился, когда они двинулись в нашу сторону, но вскоре стало ясно, что это трое большеголовых с охраной. 
 «Кто такие?» – пришел запрос по общему каналу М-фона, и я узнал говорившего. 
 Репей, один из опытных ходоков, сколотивший в последний год что-то вроде постоянной команды и бравшийся за групповые заказы, вроде сопровождения в локации научных экспедиций. 
 Синдбад поглядел на меня, я на него, да еще и руками развел. 
 Мне светиться сейчас не нужно. 
 Бритоголовый кивнул и вступил в переговоры. Заняли они немного времени и закончились благополучно. Умники и их охрана свернули немного в сторону и прошли мимо. 
 Ну а мы вернулись к ужину. 
 – Что-то спать хочется, – признался Колючий, когда консервные банки опустели. 
 – Так подремли. Мы... – тут я хотел добавить, что смысла бодрствовать всем троим нет, но не успел. 
 Поле зрения затянуло бесцветное марево, и я обнаружил, что не сижу, а шагаю, но при этом ничего не вижу и не слышу, ни при помощи глаз и ушей, ни при помощи имплантов. 
 Голову захлестнул настоящий поток мыслей, как обычных, человеческих – о том, что до тамбура осталось не так много, что неподалеку в развалинах прячется какая-то железная тварь, что нужно остановиться и опустошить мочевой пузырь, так и странно чуждых, холодных и острых, похожих на кристаллики льда в потоке воды – о символах Пути, о том, когда поступит очередной приказ... 
 Они царапали мой череп изнутри и причиняли настоящую боль. 
 Помимо мыслей имелись желания, и опять же некоторые выглядели для меня понятными, зато другие я даже не мог осмыслить, настолько дикими и странными они казались. 
 Я попытался остановиться, протереть глаза, чтобы осмотреться, но тело меня не послушалось. 
 – Сс-сука, – только и смог я выдавить из себя, имея в виду поганого дубля. 
 А потом на меня сверху обрушилось нечто тяжелое, воняющее потом и консервированным мясом. 
 – Всё? – спросил кто-то низким знакомым голосом. 
 – Что «всё»? – уточнил я, понимая, что руки мои прижимает к земле Синдбад, а на ногах сидит, похоже, Колючий. 
 – Ты в себе, язви меня джинн? 
 – Насколько могу судить, да, – ответил я, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего меня отчаяния. – А что, был не в себе? Надеюсь, я не пытался покончить с собой? 
 – Ты пытался покончить с нами, – ответил беглый праведник. – Точнее, не ты, видит Господь, а тот демон, что на мгновение овладел твоим телом. Поднял «Шторм», и если бы не Синдбад... 
 И вот тут мне стало по-настоящему худо. 
 Эта тварь, возникшее неведомо в каком техногенном зеркале отражение, прочитало мои мысли так же, как я – его. Она сообразила, что мы втроем гонимся за ней, и решила моими руками избавиться хотя бы от двоих преследователей. 
 – Я в порядке, – сказал я. – Но это сейчас. И я не могу обещать, что через пять минут я не... не... 
 – Не перестанешь быть собой. – Синдбад отпустил мои конечности и отодвинулся. 
 Лицо у него было мрачное, в глазах читалось сочувствие, и еще – обеспокоенность. 
 – Может быть, отобрать у тебя оружие? – спросил Колючий. 
 – Тогда уж лучше отдать меня узловикам. – Я сел и попытался улыбнуться, но мускулы лица послушались не сразу. – Они позаботятся, чтобы одержимый... то есть я, никому не причинил вреда. Так уж вышло, – говорить было трудно, словно я пользовался не своими, данными от рождения связками и языком, а каким-то незнакомым устройством, – что я заглянул в голову дубля... 
 – И? – Глаза у мальчишки стали большими, словно у богомола, и даже на круглой физиономии Синдбада отразилось любопытство. 
 – Это... я не знаю, как это описать, он... 
 Со словами мне всегда было легко, все время, сколько себя помню, я мог без особого труда выражать свои мысли и письменно и устно. Так что в ситуации, когда мне не хватало понятий, терминов и гибкости речи, я попадал крайне редко. 
 Но сейчас я именно не мог выразить то, что почувствовал, «дотронувшись» до чужого потока мыслей, заглянув в голову того, кто вроде бы являлся моим полным двойником, совершенной копией. 
 После некоторых усилий я свел хаотическое нагромождение гипотез и предположений к одной фразе: 
 – Он... но он не человек. Человек не может так думать... иметь такие мысли. 
 – А кто? – спросил Синдбад. 
 – Демон! – заявил Колючий с фанатичной уверенностью единоверца Иеровоама. 
 Чем хороша искренняя вера, она порой избавляет от необходимости ломать голову, дает простые, готовые ответы на сложные вопросы. Кем может быть явившийся из «Мультипликатора» тип, во всем похожий на Лиса? Естественно, выходцем прямо из Преисподней, прибывшим в наш мир с какой-нибудь пакостной миссией. 
 – Может, и демон, – буркнул я. – Но это вопрос сугубо теоретический. А в череде практических на первом месте стоит тот, что дубль скоро будет около тамбура и что нам надо его прикончить. 
 – А он не свернет, узнав, что мы его тут ждем? – высказался Синдбад. 
 – Он не человек... он... – И вновь меня охватило ощущение нехватки слов, столь же мерзкое, как недостача кислорода. – У него есть что-то вроде программы... и он не может от нее отклониться. Поэтому нам лучше бы перебраться поближе к самому тамбуру и ждать его там. 
 Это при выходе из гипертоннеля тебя может выбросить где угодно рядом с центром локации, а для того чтобы войти в него, нужно приблизиться к вихрю вплотную и даже прыгнуть в него. 
 – Тогда пошли? Чего зря время терять? – И Синдбад поднялся на ноги. 
 Тело слушалось меня не очень, и на первых шагах я ощущал себя марионеткой, причем вырезанной не самым умелым мастером – шарниры заедают, сочленения скрипят, слишком тяжелая голова вот-вот отвалится, а во внутренностях полно шершавых и колючих опилок. 
 Когда мы вступили на склон кратера и двинулись вниз, обходя традиционно многочисленные в этом месте ловушки, стало полегче. Импланты заработали на полную мощь, и я невольно отметил, что сталкер-одиночка на крыше Курчатника оживился и начал фонить. 
 От него пошло излучение, выдающее активное использование М-фона. 
 – Отвались мой хвост... – пробормотал я, когда вихрь породил зеленую вспышку микропульсации, а затем принялся мигать, точно светофор, собирающийся переключиться на красный свет. 
 Первый вышедший из гипертоннеля человек появился недалеко от нас – могучий мужик в боевом костюме, в руках «карташ», в организме – полный набор имплантов, которые принято считать боевыми: концентраторы, усилители мышц, суставов и костей. 
 Второго, такого же, выкинуло с противоположной стороны кратера, и рядом с ним появился третий, и его я узнал. 
 – Антипа! – воскликнул я. 
 Мой «друг» из Старой Зоны не стал гоняться за беглым Лисом по всему Пятизонью, зря тратить нервы и силы. Он поставил по наблюдателю в каждой из локаций, а сам с бойцами остался около тамбура на территории ЧАЭС. 
 И поступил очень разумно, ведь рано или поздно я захочу пройти через гипертоннель, а значит – попаду в засаду. 
 – Кто? – не понял Колючий. 
 – Враги! – ответил я, шлепаясь на камни и нажимая спусковой сенсор «Шторма». 
 Детине из отряда Антипы, первым перенесшемуся в Москву, не повезло – слишком близко он к нам оказался и попал под обстрел, не успев отойти от шока перехода через тоннель. 
 Ну а промахнуться с расстояния в два десятка метров – это не для меня... 
 Изуродованное тело упало наземь, а я вскочил и побежал в сторону высившегося ниже по склону огрызка дома: только первый этаж, толстые бетонные стены, неширокие окна, в общем идеальный вариант для того, чтобы устроить здесь импровизированный ДОТ. 
 По нам начали стрелять, и из импульсного оружия, и из армганов, но пока не слишком точно. 
 – Может быть, отступим? Уйдем из тамбура? – пропыхтел мчавшийся следом за мной Синдбад. – В открытом бою нам не выстоять! 
 – Ни за что! Здесь скоро будет дубль! 
 Жахнула «мегера» Колючего, и еще один боец Антипы, появившийся слишком близко к нам, стал трупом. Вспышки микропульсаций перестали сотрясать вихрь, и я обнаружил, что у нас осталось восемь противников. 
 Против троих – слегка многовато, а если учесть, что вооружены они не «калашами»... 
 – Оп-па! – Я перепрыгнул огрызок стены за мгновение до того, как неподалеку взорвалась граната. 
 Неистовое белое сияние на миг ослепило, но это была ерунда, самое главное, что мы выскочили из зоны поражения и укрылись в сравнительно безопасном месте. Чтобы выкурить нас отсюда или достать прямо тут, Антипе и его головорезам придется изрядно попотеть и потратить немалое количество боеприпасов. 
 – Все целы? – Я глянул на Синдбада, затем на Колючего. 
 Оба выглядели вполне боеспособными, хотя и тот, и другой совсем недавно получали раны. Сам я чувствовал себя измотанным, и это тоже рано или поздно скажется – дрогнет рука, подведет глаз. 
 А наши противник полны сил и злости. 
 – Целы, слава Богу, – отозвался беглый праведник, и тут по нам стали палить всерьез: пули заколотили по стенам, несколько залетели внутрь, луч армгана проделал аккуратное отверстие неподалеку от того места, где лежал Синдбад. 
 Наше убежище позволяло вести огонь на все четыре стороны и было достаточно просторным, чтобы разместить взвод. Не хватало разве что потайного хода, который уводил бы километра на два-три в сторону, и бронированной крыши. 
 – У них достаточно людей, чтобы палить вот так беспрерывно, не позволяя нам высунуться, – сказал Синдбад, – и одновременно подкрасться незаметно и закидать нас гранатами. 
 – Пусть только попробуют, – с натужной бодростью заявил я. – У нас тоже гранаты есть, и мозги имеются. 
 Судя по траекториям выстрелов, враги разбились на две группы, и каждая двигалась к «нашим» руинам со своей стороны, если поглядеть на тамбур сверху, то одна – по часовой стрелке, а другая – против. Я вошел в форс-режим и определил, что группы эти равны по численности, но та, что подойдет к нам с севера, вооружена лучше: два армгана и два «карташа», а у «южной» – три ИПК и «Шторм». 
 – И вот эти красивые мозги... – Синдбад осторожно выглянул в окно и тут же спрятался снова, – скоро изящно расплещет по этим камням или менее изящно превратит в пепел. 
 – Не вешать нос, гардемарины! – вспомнил я песню из очередного старинного фильма и изложил план. 
 Шансов на то, чтобы успешно воплотиться в реальность, он имел, честно говоря, не слишком много. Но альтернативой была бесславная гибель, или отступление от тамбура, и оба варианта мне не нравились. 
 Начали мы с того, что принялись отстреливаться – не очень яростно, осторожно, чтобы ни в коем случае не получить ран, но дать Антипе понять, что Лис с соратниками намерен обороняться. Бандитский вожак на наживку клюнул, и обе боевые группы, на короткое время приостановившись, затем вновь продолжили сходиться – точно стрелки у свихнувшихся часов. 
 Двигалась каждая одинаково – двое прикрывают, другие двое перебегают очередные двадцать-тридцать метров. 
 – Красиво идут, – бросил я, высунувшись, чтобы оценить обстановку, и едва не получил пулю в лоб. 
 Колючий поглядел на меня почти с ужасом – он, похоже, не мог представить, что приближение типов, собравшихся отправить нас на тот свет, можно оценивать с эстетической точки зрения. 
 Две группы сходились, сходились... и вскоре должны были оказаться примерно на одной линии, в центре которой располагалось наше убежище. И тем самым они лишались возможности поддержать друг друга огнем без риска поразить своих же, а значит – давали нам надежду на победу. 
 Более-менее опытный командир увидел бы эту опасность и избежал бы ее, но ослепленный жаждой мести Антипа, привыкший убивать и грабить, а не воевать, оказался неспособен мыслить стратегически. 
 – Так, все готовы? – спросил я, в очередной раз «оглядевшись». – Осталось тридцать секунд... 
 В левой руке граната, правая сжимает «Шторм», но главное наше оружие – внезапность и четкое осознание того, что мы будем делать. Врагам же придется действовать в неожиданно изменившейся обстановке, и какое-то время они потратят на то, чтобы сориентироваться. 
 Я искренне надеялся, что этого времени им не хватит. 
 – Двадцать! На позицию! – скомандовал я, и Синдбад перебрался на ту сторону, где находились мы с Колючим, и мы замерли каждый напротив своего окошка. – Десять!.. Пять!.. 
 Выкрикнув «Ноль!», я перескочил через подоконник, швырнул гранату и покатился по камням. Следом за первой ГП-1 полетели еще две, и три взрыва превратили ночную мглу в солнечный полдень. 
 На датчике биологических объектов мигнули и погасли две метки. 
 Но радоваться было некогда – я дал очередь, пытаясь поразить одного из уцелевших бандюганов, но промахнулся. Ответная очередь из «карташа» захлебнулась, поскольку его хозяина превратил в решето меткий выстрел из «мегеры». Последний из головорезов ухитрился бросить гранату, но с перепугу перестарался, и она шлепнулась внутрь убежища. 
 Там, где мы находились еще минуту назад, вспыхнуло белое пламя. 
 И вот тут выяснилось, что Антипа – парень не только злобный и мстительный, а еще и быстро соображающий: в нас начали палить с тыла, причем так плотно, что мы не могли поднять голов. 
 – Вот лахудра... – прошептал я, всем телом вжимаясь в землю. 
 Я-то надеялся, что руины прикроют нас от выстрелов с севера, и они действительно прикрыли. Но Антипа мигом понял, что от его южной группы остались только трупы, и дал приказ сдать в сторону. 
 И мы оказались перед его бойцами, как на ладони. 
 Нужно было быстро найти новое убежище, иначе нас перестреляют, словно куропаток. 
 – Получи, гнида! – рявкнул Синдбад. Звук выстрела возвестил, что с кидальщиком гранат покончено, и я уныло подумал, что на сегодня это будет нашим последним успехом. 
 Но тут я заметил, что на краю кратера появилось еще одно действующее лицо, причем пришедшее примерно с той же стороны, откуда явились и мы. А через мгновение мои импланты дружно начали сбоить, выдавая два потока информации, две «картинки», снятые с разных точек местности. 
 Дубль все же явился к тамбуру! 
 Не обращая внимания на обстрел, я приподнялся на локтях и всмотрелся в ночную тьму. 
 – Ложись, дурак! – гаркнул Синдбад. 
 Дубль стоял, и я мог разглядеть его – боевой костюм, тот самый, что я носил год, хорошо знакомый мне рюкзак, проверенный ИПП, и даже шлем, так долго прикрывавший мою голову. А внутри этого – нечто, внешне на меня похожее, но в то же самое время странное, не имеющее ни отца, ни матери, непонятно, чем рожденное, и чуждое почти всему человеческому. 
 Мое отражение, с одной стороны – идеальное, а с другой – черное, искаженное. 
 В мозгу вспыхнула совершенно несвоевременная мысль: «Неужели и я такой долговязый и сутулый?», и тут дубль поднял «Шторм» и начал стрелять. Не знаю, уж как он прицелился, ведь его импланты наверняка сбоили не хуже моих, но я услышал крик и понял, что хотя бы одна цель оказалась поражена. 
 И целью этой стал кто-то из бандитов Антипы. 
 – Это еще кто?! – воскликнул Колючий. 
 Я захотел ему ответить, но не смог – все мои мускулы, вплоть до самых маленьких, словно выключились. 
 Для головорезов атака с фланга оказалась неожиданностью, и прежде чем они на нее среагировали, потеряли еще одного. Когда выжившие залегли, дубль развернулся и побежал, обходя место схватки по широкой дуге и направляясь к тамбуру. 
 «Стой! Его надо остановить!» – подумал я, но не смог произнести эту фразу даже через М-фон. 
 – Колючий, вперед! – рявкнул Синдбад, и две тени метнулись мимо меня. 
 Я же мог только наблюдать. 
 Треск выстрелов, вспышки, и бегущее по склону кратера существо, очень похожее на меня, длиннорукое, длинноногое, снабженное всеми имплантами проводника. Чей-то вскрик, довольный голос беглого праведника, и зеленый сполох микропульсации там, где вращается вихрь. 
 Дубль исчез, и тут меня отпустило. 
 «Что там?» – спросил я через М-фон. 
 – Порядок, – в голос ответил Синдбад. – Один остался в живых, но не опасен. Хочешь посмотреть? 
 – Да. – Я поднялся и заковылял туда, где над трупами врагов стояли мои спутники. 
 Последним выжившим оказался сам Антипа – он лежал на спине, раскинув руки, а в центре живота в броне виднелось отверстие размером с кулак. Из него вытекала кровь, запах не оставлял сомнений в том, что пуля разворотила кишки и наверняка еще перебила позвоночник. 
 Но главарь банды был еще жив и даже в сознании. 
 – Лис... – прошептал он и открыл глаза, совершенно спокойные, чистые, без боли или злости. – Ты здесь?.. Но ты был и там... ты не врал, когда говорил... когда «Мультипликатор»... 
 – Конечно, не врал, – сказал я. – А ты не поверил, и вот – результат. 
 – Каждому... каждому свой срок. – Тут Антипа содрогнулся всем телом, и глаза его остекленели. 
 – Всё, готов. – Синдбад приподнял шлем и вытер пот со лба. – От одной проблемы мы избавились. 
 – А чтобы избавиться от других, вы должны немедленно со мной расстаться, – заявил я со всей возможной жесткостью. – Я отправлюсь следом за дублем, ну а вы – куда захотите. 
 Потрошивший подсумки одного из бандитов Колючий поднял голову: 
 – Это еще почему? 
 – А потому, что находиться рядом со мной опасно, – я произнес это мягко и терпеливо, хотя больше всего мне хотелось рявкнуть «Пошевелите мозгами, тупицы!». – В прошлый раз Синдбад успел перехватить мои руки. В следующий – может опоздать, и я, а точнее, тот, кто окажется в моем теле, пристрелит вас за милую душу. 
 – Думаю, что мы как-нибудь справимся с этой проблемой, – сказал бритоголовый. – И не вздумай настаивать. Пройти с тобой столько и бросить все на самом интересном месте – вот уж нет. 
 Сил спорить у меня не было, да и желания особого тоже. 
 – Хотите рисковать собственными жизнями – дело ваше. – Я махнул рукой. – А теперь надо срочно двигать к тамбуру, попробовать зацепить этого гада, пока он далеко не ушел. 
 – Сначала потрясти их нужно, – заметил Колючий. – Боеприпасы взять и прочее... 
 Мне вновь захотелось рявкнуть «Пошевелите мозгами, тупицы! Он же уйдет!», но я сдержался. Если глянуть на вещи трезво, то мальчишка прав – необходимо собрать трофеи, хотя бы те, что могут пригодиться нам самим: патроны, гранаты, продукты, ценные артефакты, которые можно продать. 
 – Да, – сказал я. – Только не затягиваем. 
 На то, чтобы провести экспроприацию собственности убитых бандюганов, мы потратили пятнадцать минут. Помимо обычных вещей, какие таскает с собой любой сталкер, нашли «Фрич» (в рюкзаке у Антипы), контейнер с особыми н-капсулами, которыми можно стрелять из импульсного оружия (там же), и небольшой мешочек с «Флешками» (угадайте, где?). 
 – А как ты собираешься продолжать погоню? – спросил Синдбад, когда мы двинулись вниз по склону кратера. – Мы даже не знаем, в какую локацию отправился дубль. 
 – А это на что? – Я вытащил из подсумки комплект маркеров, найденный мной в подземке. – Буду прыгать из одной в другую по очереди и напрягать импланты. Этот засранец не мог уйти далеко, а на небольшом расстоянии я его засеку. 
 – А мы будем прыгать с тобой, – Синдбад понимающе улыбнулся. – А то если отпустить тебя в этот рейд одного, ты запросто можешь не вернуться за нами. Мы бросать тебя не хотим, ты забыл? 
 Вот сволочь догадливая. 
 Мы добрались до вихря, неторопливо вращавшегося на самом дне кратера, и я задумался, куда стоит отправиться в первую очередь: Сосновый Бор? Новосибирск? Крымская локация? 
 – Давай-ка прогуляемся в Старую Зону, – решил я, активировал соответствующий маркер и шагнул в серое марево. 
 Переход через гипертоннель на этот раз дался очень тяжело. 
 Меня вертело, точно в баке стиральной машины, забитом колючим песком, разрывало на куски и собирало вновь, но лишь для того, чтобы расчленить опять. Вывалившись в обычное пространство, я несколько минут приходил в себя, пытаясь остановить бешено колотящееся сердце и прекратить головокружение. 
 Окажись в тамбуре кто-то, желающий моей смерти, ему достаточно было нажать курок. 
 – Ну что? Он здесь? – спросил подошедший ко мне Синдбад. 
 Во время переноса нас слегка разбросало, и Колючий очутился вообще за оградой станции. 
 – Сейчас... – отозвался я, растопыривая невидимые «пальцы» локаторов. 
 Активность в руинах Припяти, но это биомехи... двое сталкеров на другой стороне реки – не то... еще трое в Чистогаловке – тоже не то... и вот одиночка, шагающий в сторону Копачей! 
 Я напрягся, пытаясь уловить хоть какие-то детали, хоть что-то, и понял, что этот тип вооружен армганом. 
 – Похоже, что нет. – Я глянул на добравшегося до нас Колючего. – Вы готовы к новому прыжку? 
 – Это у тебя надо спросить, – Синдбад усмехнулся. – Вон рожа какая бледная. 
 На мгновение я разозлился – я вам покажу бледную рожу и багровую харю тоже продемонстрирую! И с улыбкой посмотрю на того, кто обзаведется таким же, как мой, гнусным дублем, проклятым двойником! 
 Но злость отступила так же быстро, как и пришла – организм сообразил, что глупо тратить энергию на всякую ерунду. 
 – А ты не спрашивай, ты просто иди следом, – посоветовал я. – Теперь Казантип! 
 Соваться в вотчину Командора Хантера, отправившего по мою душу брата Рихарда, мне не хотелось, но иного выхода не было – вдруг дубль решил полюбоваться крымскими пейзажами? 
 В вихрь я вступил с отчаянной решимостью идущего на казнь патриота. 
 Наверное, поэтому все оказалось не так плохо – меня пожевало и выплюнуло под горячий дождь. Я шлепнулся в глубокую лужу рядом с огромным автоном и принялся торопливо «осматриваться». 
 Надо убраться отсюда прежде, чем хозяева Цитадели обнаружат, что «на ловца и зверь бежит». 
 В окрестностях тамбура, расположенного в развалинах деревни Щелкино, не было вообще никого. Бесновался ветер, хлестал дождь, вдалеке рокотало море, и тревожно позвякивали в непроглядной тьме ветви автонов. И только далеко на юге, у пересохшего после Катастрофы Акташского озера, суетились несколько чугунков. 
 «Убираемся! – передал я через М-фон команду Синдбаду и Колючему. – Теперь – Академзона». 
 Научники, яростно брызжа пеной и выдирая друг у друга куски бород, спорят о том, что такое гипертоннели, как возникли они и как могут существовать. Но в одном сходятся даже самые заядлые противники – пользоваться этими «коридорами» слишком часто опасно для здоровья. 
 Но для сталкера нет другого пути при перемещении между локациями, а о слове «здоровье» любому, кто вознамерился связать свою жизнь с Пятизоньем больше чем на несколько дней, лучше забыть. 
 Я знал, что рискую, раз за разом прыгая в вихрь, но не мог поступить иначе. 
 Перенос в Новосибирск занял вроде бы немного больше времени, хотя разница, скорее всего, измерялась какими-нибудь пикосекундами. Первым, что я ощутил, оказавшись далеко на востоке, стал мороз, чьи когтистые лапы мигом пролезли под боевой костюм. 
 Затем я осознал, что выкинуло меня в руинах на склоне холма, вершину которого оседлал смерч гипертоннеля, и что Синдбад с Колючим «десантировались» неподалеку, буквально в считанных метрах. 
 На севере виднелся выстроенный буквой «П» корпус Института ядерной физики, непостижимым образом уцелевший в пятьдесят первом, и в стороны простирались развалины – всё, что осталось от Академгородка, бывшего центром науки не только российского, но и мирового значения. 
 – Ух, холодно! – воскликнул Синдбад, подпрыгивая на месте. – Ну что, он здесь? 
 – Сейчас... – Я задействовал импланты на максимальную мощность. 
 В развалинах универмага, где вращалось торнадо гипертоннеля, обычно дислоцировалась мощная группа егерей «Ковчега», призванных контролировать зону тамбура. Но сейчас там не было никого, даже одиночного наблюдателя, зато повсюду, со всех сторон шевелились разнообразные чугунки, принесенные сюда во время последней пульсации. 
 Похоже, они и вышибли из центра локации бойцов Хистера. 
 А еще я заметил одинокого сталкера, скорым шагом уходившего на северо-запад, к реке, и едва зафиксировал его, как испытал знакомое и очень неприятное «раздвоение чувств». 
 – Тут он... тут... – прохрипел я, пытаясь избавиться от наваждения. 
 – А еще здесь полно всякого агрессивного железа, – добавил Синдбад. – Как он мимо него прошел? 
 – Они его пропустили, потому что он один из них, – убежденно заявил Колючий. – Ведь они – порождения Ада, демоны в искусственно оживленных механических телах, а дубль – такой же демон, но в теле биологическом, скопированном с Лиса в «Мультипликаторе». 
 Как говорится, устами младенца глаголет истина. 
 Тот, кто появился на свет всего несколько дней назад, наверняка мог найти общий язык с биомехами, такими же порождениями Пятизонья, как и он. И ладно, если этот «общий язык» ограничится тем, что они его не трогают, а вдруг дубль научится подчинять себе драконов и бронезавров? 
 Попробуй, убей его после этого? 
 – Но нас-то не пропустят... – Наконец, я смог полноценно использовать имплантанты и поспешно оценил обстановку: три группы ботов, каждая по пять-семь бойцов, банда носорогов, несколько бульдопитеков и пара неопознанных тварей, и вся эта братия нацеливалась на нас. 
 Сражаться с подобной ордой станет только самоубийца. 
 – Уходим на восток... – Я махнул в ту сторону, где оставался разрыв в цепи окружения. – Если повезет, то они за нами не пойдут. А мы дадим крюка и выберемся к Оби севернее. 
 Спрятанный под зданием ИЯФ ускоритель был для чугунков чем-то вроде места паломничества, порой они собирались около него толпами, и это невзирая на все попытки «Ковчега» зачищать подконтрольную территорию. 
 – А если не повезет? – спросил Колючий, когда мы уже мчались вниз по склону холма. 
 – Тогда нас обглодают скорги, – ответил вместо меня Синдбад. 
 Стоило нам обратиться в бегство, как носороги развернулись и покатили обратно к институту. Бульдопитеки дернулись следом, но сообразили, что не с их скоростями тягаться с бегущим человеком. Самыми настырными и агрессивными оказались, как и следовало ожидать, боты. 
 Группа из пяти колесных вышла на нас с фланга, а шесть паукообразных перевалили вершину холма за нашими спинами. 
 – На мне тыл! – крикнул я, на бегу разворачиваясь и стреляя назад. 
 Шандарахнула «мегера» Колючего, и один из ботов превратился в груду металлических обломков. Второй затормозил, чтобы не налететь на сородича, и стал легкой мишенью для «карташа» Синдбада. 
 Я подобными успехами похвастаться не мог, да и не особенно к ним стремился, я всего лишь мешал паукообразным чугункам открыть по нам прицельный огонь. А мы тем временем одолевали метр за метром, и до района сплошных руин, где у человека почти всегда есть преимущество перед биомехом, оставалось немного. 
 – Получите! – азартно воскликнул Колючий, швыряя гранату. 
 Но то ли кинул ее неудачно, то ли боты оказались слишком шустрыми, но взрыв не причинил ни одному из них вреда. Зато позволил нам выиграть еще несколько секунд, взбежать на настоящий холм из обломков, присыпанных стеклянным крошевом. 
 А мигом позже мы залегли на его вершине и начали стрелять по чугункам всерьез. 
 – Неплохо, – одобрил Синдбад, когда один за другим взорвались два механических паука. 
 – Это не просто неплохо, а очень даже хорошо, – поправил я, – да только что-то эти гады отступать не собираются. Или нам попались «упертые»? Не очень хочется в это верить. 
 Биомехи – твари непредсказуемые, но на человека нападают чаще всего в ответ на его агрессию либо в том случае, если он зашел на их территорию. Большей частью они также вполне рационально оценивают собственные силы, и если понимают, что им не совладать, отступают. 
 Но иногда встречаются железные уроды с инстинктами чокнутого бультерьера, бросающиеся на все, что движется, и сражающиеся до последнего электрического импульса в чугунной башке. 
 Обычно такими бывают рапторы, но иногда и боты. 
 Колесные, а их уцелело три штуки, попытались атаковать нас в лоб, въехав по склону холма, а паукообразные разбились на две группы и предприняли попытку обхода с флангов. 
 Пришлось охладить их пыл с помощью гранат. 
 – Минус два, – заметил я, когда вспышка плазмы оставила на бетонных блоках два пятна расплавленного металла. 
 – Еще минус один, – добавил Колючий, очень ловко обращавшийся со своей «мегерой». 
 Несмотря на потери, чугунки перли и перли, наседали и наседали, не давая нам ни мгновения передышки. Я едва успевал менять магазины да «поглядывать» по сторонам – не идет ли кто к врагу на подмогу? 
 В новосибирской локации много драконов, в том числе и «красных», произошедших от современных боевых машин, и шансы выйти победителем из схватки с одним из них у нас невелики. Кроме того, здесь обитает несколько огромных бронезавров, просто чудовищных гусеничных монстров, рядом с которыми любой, самый тяжелый танк покажется детской игрушкой. 
 Ходили слухи, что эти уроды переделаны из старых тепловозов, но я им не особенно верил. 
 – Последний, – сказал Синдбад, расстреляв в упор самого настырного из паукообразных ботов, после чего вопросительно покосился на меня. – Или еще кто-то остался? 
 – Вроде нет... – На всякий случай я еще раз просканировал окрестности. – На юге пара гарпий кружит, но им до нас, похоже, дела нет. А дубль, скотина, ушел, пока мы тут сражались! 
 Скрывать досаду я не стал, да и не к чему было ее скрывать. 
 – Ничего, настигнем с Божьей помощью! – воскликнул Колючий, после расправы с группой ботов ощутивший себя героем. – Ведь мы знаем, куда он направился? 
 – Знаем, а что толку? – я махнул рукой. 
 Новосибирск, конечно, меньше, чем Москва, но и в его руинах можно спрятать стадо бронезавров так, что их не найти и со спутника. Что же говорить об одном-единственном... существе, размерами не превосходящем человека? Дубль может забиться в любую нору и просидеть там столько времени, на сколько хватит у него терпения и запасов жратвы. 
 Или не сможет... если так повелит ему Путь, намертво вбитая в голову моего отражения программа. 
 – В любом случае надо идти, – сказал Синдбад. – Не оставаться же здесь? 
 Это он прав, центр новосибирской локации – место опасное даже по меркам Пятизонья, тут и чугунки тусуются, и егеря порой устраивают «охотничьи» экспедиции за вольными сталкерами. Особенно когда ученым, работающим на Хистера, нужен свежий «материал» для опытов. 
 – Нет, здесь оставаться мы, конечно, не будем. – Я немного помялся и добавил: – Последний раз спрашиваю, вы точно хотите идти со мной? Даже зная, что я в любой момент могу взять вас на мушку? 
 – Если ты будешь настойчиво задавать такие дурацкие вопросы, то на мушку тебя возьму я сам, – сообщил мне Синдбад. – Меня эта погоня уже и самого захватила, хочется настигнуть твоего двойника и посмотреть ему в глаза. Да и идти мне, откровенно говоря, некуда. 
 – И мне, – мрачно добавил Колючий. – Не к Дьякону же возвращаться? 
 И что прикажешь делать с этими прилипчивыми парнями? 
 
 
 
 Глава 13 
 Новосибирск 
 
 10 февраля 
 За нашими спинами тянулась трасса, обозначенная на старых картах как М52, впереди простиралась замерзшая Обь, а за ней – Новосибирск, когда-то бывший крупнейшим мегаполисом восточной части России, а ныне – даже не труп, а скорее призрак города. 
 Непонятно, почему уровень радиоактивного заражения тут был выше, чем в любой другой локации, даже в Старой Зоне, где все началось в прошлом веке с аварии на АЭС, а степень разрушений превосходила всё, что довелось пережить Москве. 
 Уцелели лишь немногочисленные здания, возведенные более века назад, во времена наших предков, не имевших представления о продвинутых технологиях, но зато умевших строить солидно, прочно, на десятилетия. Все остальное превратилось в пустошь, заваленную бетонными обломками, грудами кирпича, иссеченную глубокими расщелинами, утыканную сопками с кратерами на вершине, из которых выбрасывало столбы пепла. 
 Пепел был всюду, он лежал сугробами, подобно снегу, его носило ветром, и даже лед на реке был покрыт тонким серым налетом. 
 – Не люблю это место, – сказал я. – Сколько раз тут бывал, а привыкнуть все равно не могу. 
 – Так, наверное, выглядели Содом и Гоморра, когда Господь обрушил на них гнев свой. – Колючий перекрестился, затем подумал и перекрестился еще раз. – Как-то все жутко и мертво. 
 – Не так мертво, как хотелось бы, – заметил Синдбад. – Чугунков тут хватает и люди есть. 
 В руинах можно было угадать очертания улиц и площадей, виднелась вставшая дыбом транспортная развязка, в темноте похожая на огромный и лохматый клубок шерсти. С юга, от железнодорожного моста, доносился рев моторов, на севере, у пристаней, стреляли вовсю. 
 – Пошли. – Я поудобнее перехватил «Шторм» и первым спустился на лед. – Надо быстрее пересечь реку. Пока мы тут, мы не крутые сталкеры, а всего лишь отличные мишени. 
 Насчет того, куда двинулся дубль, у меня не было даже догадок, только уверенность, что так быстро он локацию не покинет. Основывалась она как на впечатлениях, прихваченных во время пребывания в чужой голове, так и на вполне разумных доводах. 
 Этот выкидыш «Мультипликатора», оказавшись в Старой Зоне и Москве, проводил там немало времени. Бродил туда-сюда, изображал из себя туриста, который любуется красотами и покупает сувениры с уличных лотков. 
 В Академзоне он может отправиться в «Греховное пристанище», самый известный в Пятизонье лагерь «мотыльков», или двинуть на северо-восток, в вотчину биомехов, или затеряться в руинах центра, где тоже обитает достаточное количество агрессивных чугунков. 
 Перед ним открыты все пути. 
 Мы же хотели перебраться на другой берег, после небольшого крюка по Новосибирску двинуться назад и устроить засаду возле тамбура. Пользуясь тактикой Антипы, выждать, когда дубль решит сменить обстановку, поймать его в ловушку и уничтожить. 
 Если, конечно, в ближайшее время не случится очередного «видения», и я не получу точную информацию, где находится цель нашего вояжа, и при этом не перестреляю спутников. 
 – Холодно, – заметил Колючий, когда мы прошли по реке метров двадцать. 
 – Еще бы, – я усмехнулся. – Сибирь, она и внутри Барьера Сибирь. 
 Ветер, дувший с юга, со стороны Обского моря, и в самом деле был ледяным и проникал в щели боевого костюма. Под ногами скрипел снег, и если не обращать внимания на тонкий слой пепла, легко было поверить, что под нами обычная река. Что внизу, подо льдом, обитают не гидроботы, результат приспособления скоргов к водной среде, а настоящие рыбы. 
 Поверить было легко, только не имелось на это никакого желания. 
 Все время, что мы пересекали Обь, я чувствовал себя очень неуютно – слишком открытое пространство, слишком много направлений, откуда нас могут обстрелять, и совершенно негде укрыться. 
 Но опасность пришла с неожиданной стороны. 
 Тревогу поднял датчик движения, сообщивший, что внизу, в воде, объявилось нечто довольно шустрое. Мгновением позже радар дал понять, что эта тварь размерами превосходит быка и идет к поверхности. 
 – Бегом! – заорал я, срываясь с места. 
 К счастью, и Колючий, и Синдбад послушались меня без промедления и лишних вопросов. Там, где мы только что находились, ледяной панцирь с треском лопнул. Полетели осколки, и в дыру высунулось нечто остроконечное, блестящее, похожее на макушку древнего шлема. 
 Только клепали этот шлем на великана! 
 Промахнувшаяся тварь нырнула и попыталась перехватить нас еще раз, но я вновь предвосхитил ее маневр. Мы свернули к северу, а перед нами возникла полынья, и из нее полезли длинные, снабженные клешнями манипуляторы. Один едва не ухватил Синдбада за ногу, второй клацнул рядом с моей пяткой, через третий Колючему пришлось перепрыгивать. 
 Гидробот оказался упорным, ушел вглубь снова и помчался за нами. 
 – Может... его... гранатой? – задыхаясь от быстрого бега, предложил мальчишка. 
 – Давно... не... купался? – ответил я в том же стиле. – Влево! 
 Мы сменили траекторию вовремя – по льду побежали трещины, одна из них расширилась, и из нее явился наш преследователь. Издав раздраженный свистящий звук, он попытался схватить меня, но не дотянулся, и тогда он погрузился, а затем выпрыгнул из воды! 
 Металлическая туша весом с груженый вагон с грохотом врезалась в лед, и казавшаяся только что такой прочной поверхность под ногами заколебалась, начала качаться и трещать. 
 – Твою мать! – Синдбад на ходу обернулся и выпустил очередь из «карташа». 
 Судя по грохоту, он не промахнулся, но пули не произвели на гидробота особого впечатления. Он совершил еще один скачок, достойный дельфина из цирка, и плюхнулся в каких-то десяти метрах от нас. 
 Лед под моими ногами затрещал, и я обнаружил, что пытаюсь бежать по воде. 
 Я почти тут же провалился по пояс, а затем и вовсе погрузился с головой. Тело словно ошпарило, сердце застучало часто-часто, а боевой костюм и груз потянули меня вниз. 
 «Вот уж нет!» – подумал я, изо всех сил работая руками. 
 Снаряжение сталкера, откровенно говоря, не очень подходит для того, чтобы плавать, однако при некоторых усилиях в нем можно держаться на поверхности. Но вот исполнять в нем всякие трюки, вроде кувыркания в ледяной воде – удел «моржей» – акробатов с перекачанными мышцами. 
 Я не таков, но деваться мне некуда: либо я выплыву, либо утону, либо та хищная морда мной поужинает. 
 Импланты мои не перестали работать, и только благодаря им я вовремя рванул в сторону, а гидробот промахнулся. Заостренный нос промелькнул рядом, меня ударило чешуйчатым боком и завертело, точно волчок. Разум, мало приспособленный для участия в таких ситуациях, отключился, и дело в свои руки взяли инстинкты выживания. 
 Я замолотил руками и рванул вверх... чтобы со всей дури садануться башкой об лед. 
 Пока я тонул и уворачивался от чугунка, меня снесло прочь от полыньи, да еще и в организме начала ощущаться нехватка кислорода: еще пара минут, и я пойду ко дну без помощи гидробота. 
 Настырная тварь вновь попыталась протаранить меня, и я опять сумел убраться с ее пути, правда, не так шустро, как хотелось бы. Похожее на навершие шлема рыло шарахнуло меня по ноге с такой силой, что едва не оторвало ее, а острый плавник чиркнул по лицу. 
 Боли я не почувствовал, но перед глазами заклубилась кровавая муть. Я развернулся лицом вверх и в полном отчаянии нажал на спусковой сенсор. ИПП не предназначен для стрельбы под водой, но штука это настолько надежная, что имелись шансы на то, что она сработает и здесь. Глухие хлопки ударили по ушам, и во льду надо мной появилась большая дыра. 
 Я рванул к ней и с такой жадностью хватанул воздуха, что едва не подавился. 
 А затем понял, что меня ухватили под мышки и тащат вверх, выдергивают из полыньи. Возникло инстинктивное желание вырваться, освободиться, и я его с немалым трудом подавил. 
 – Твою мать! Он ранен! – рявкнул Синдбад мне прямо в ухо. 
 – Да разве это рана... – я хотел произнести эту фразу громко, но вышел лишь простуженный сип. 
 Холода, честно говоря, я не чувствовал, я вообще не ощущал собственного тела, лишь касания в отдельных местах: давление на подошвы, на плечи, глухие толчки сердца в груди и то, как саднит лицо. 
 – Побежали! – воскликнул Колючий. – Иначе эта тварь нас сожрет! 
 Мышцы меня не слушались, я казался себе деревянным истуканом, покрытым коркой льда, но каким-то образом ухитрялся бежать, задыхаясь и кашляя, оскальзываясь на льду и едва не падая. Сознание плыло, я не мог связаться даже с главным имплантом, не говоря уже о других, и почти ничего вокруг не видел, соображал только, что за спиной грохочет и трещит. 
 Силы кончились, но я все равно бежал, на упорстве, на желании жить... 
 Берег выскочил из темноты столь неожиданно, что я едва не упал. Разрывающим мышцы усилием устоял на ногах. Тяжело взбежал по покрытому слоем пепла косогору и остановился, уткнувшись в спину кому-то из спутников. В этот момент я не отличил бы одного от другого. 
 – Всё, оторвались, – сказал Синдбад. 
 – Да? – спросил я, на этот раз в полный голос, и потерял сознание. 
 Вернулся в чувство я рывком, просто открыл глаза, как после крепкого сна. 
 Я лежал, не ощущая привычной тяжести боевого костюма, зато чувствуя растекающееся по жилам блаженное тепло. Обеспечивал его, во-первых, спальный мешок, а во-вторых, небольшой костерок, самым наглым образом трещавший неподалеку. 
 – Вы что, идиоты? – прохрипел я, пытаясь выбраться из мешка. – Зачем вы его разожгли? 
 Открытый огонь – верное средство демаскировать себя, и поэтому сталкеры им почти никогда не пользуются. 
 – Лежи спокойно. – Синдбад появился откуда-то сбоку. – Мы в подземелье, и здесь нас никто не заметит. 
 – Э... ну... – Только тут я сообразил, что улетающие вверх искры разбиваются о бетонную плиту, а за кругом света прячутся стены. И еще я понял, что совершенно лишен одежды – эти гаденыши содрали с меня не только костюм, но и все остальное. – В подземелье? 
 – В подвале, если быть точным, – сообщил бритоголовый. – Счастье, что мы наткнулись на него так быстро. 
 На то, чтобы оглядеться, мне понадобилась пара минут: капитальные стены и потолок, в дальней стене – дверь, в углу груда ящиков, заваленный разнообразным мусором пол. 
 – Это верно, – сказал я. – А зачем вы меня раздели? 
 – А что, нужно было оставить тебя в холодной и мокрой одежде? – Синдбад поглядел на меня скептически. – Проведи ты в ней еще часок, точно схватил бы какую-нибудь гадость, и система подогрева не помогла бы. 
 Это верно – боевой костюм не рассчитан на зимние купания в Оби. 
 – А где Колючий? 
 – Сторожит наверху. Скоро я его сменю. А ты приходи в себя, одевайся, и двинем дальше. 
 Комбинезон и прочие шмотки лежали на ящике рядом с костром, и от них валил пар. Само пламя было светлым и очень жарким, и это означало, что горят таблетки универсального топлива. 
 Места они занимают немного, весят вообще мизер и очень выручают в локациях, где набрать сушняка – большая проблема. 
 – Обязательно приду, – пообещал я, понимая, что на самом деле вовсе не желаю куда-то идти, что бешеная погоня за самим собой утомила меня даже не столько телесно, сколько душевно. 
 Хотелось вот так лежать, ничего не делать, смотреть в огонь... 
 Но я также прекрасно понимал, что дубля нужно уничтожить как можно быстрее, что он – зло. Не абстрактное, всеобщее и глобальное, а, так сказать, частное, причиняющее неприятности лично мне. 
 Кто знает, что он выкинет в следующий момент? В присутствии егерей плюнет на портрет Хистера? Или пришибет «чистильщика» из Барьерной армии так, что это увидят его соратники? Или выдумает нечто такое, что мои банально человеческие мозги не в состоянии измыслить? 
 Все возможно. 
 А обвинят в произошедшем сталкера-проводника по прозвищу Лис. 
 Так что разлеживаться мне некогда, надо подниматься, собираться и вновь вставать на тропу войны. 
 – Ты как? – спросил явившийся в подвал Колючий. – Может, тебе нужно помочь? 
 – Сам справлюсь, – ответил я, выбираясь из спального мешка и думая, что бионик мне сейчас бы не помешал, но бионик не раненый и полный сил. – Как думаешь, твои единоверцы... бывшие, они еще гоняются за мной? 
 – Не знаю. – Беглый праведник пожал плечами и нахмурился. – Дьякон любит, чтобы успех приходил сразу... ему не хватает терпения. Но если его разозлить, тогда... Но мне не хочется это вспоминать. 
 – Ладно, – я кивнул и сморщился от дернувшей лицо боли: ее полоса протянулась ото лба до правой щеки, но при этом совершенно не затронула глаз. – Ого... что это у меня там такое? 
 И уже задав этот вопрос, я вспомнил – обжигающе холодная вода, темная туша, проносящаяся мимо, нечто вскользь касается моей физиономии, и я замечаю темное облачко... 
 – Рана. Мы ее обработа... Не трогай! – воскликнул Колючий, но было поздно, я поднял руку. 
 Глубокая царапина или скорее даже разрез протянулся от границы волос почти до угла рта. Мне невероятно повезло, что гидробот из Оби, нанесший эту рану, не зацепил мой глаз. 
 – Ничего, я не маленький. Не расковыряю, – проговорил я, осторожно обследовав полоску застывшей крови. 
 Одно из преимуществ наличия метаболического импланта – раны быстро затягиваются и вообще заживают. Но я знал, что эта, когда зарастет, не исчезнет полностью, что останется шрам, отметина, которой будет лишен дубль. 
 – А, ну ладно... – Колючий вздохнул и принялся рассказывать, что он начал молиться за меня еще на реке, когда я провалился под лед, и что они увидели, как я вылез, и вовремя вытащили меня, и что не иначе как Божий Промысел в том, что я вышел из этой передряги живым... 
 Стоило отметить, что приступы «проповедничества» нападали на мальчишку нечасто, но уж если нападали, то превращали его из нормального парня в подобие религиозной радиостанции. 
 Колючий вещал, а я потихоньку разбирал вещи и одевался. 
 Комбинезон оказался еще влажным, но это ничего, высохнет прямо на мне, если врубить систему подогрева костюма на полную. На налобнике шлема обнаружилась зарубка длиной сантиметров в пять – плавник чугунка разрезал его так же легко, как мою плоть. 
 «Шторм» я взял в руки с осторожностью, почти с благоговением – он спас мне жизнь там, под водой, но сможет ли эта «машинка» стрелять после всех выпавших на ее долю злоключений? 
 Но тестовый сенсор после нажатия мигнул зеленым огоньком, и у меня полегчало на сердце. 
 – Очень хорошо, – сказал я и принялся облачаться в боевой костюм. 
 – Эй, да ты меня не слушаешь? – обиженно воскликнул Колючий. – Учти, бог все видит! 
 Я посмотрел на него, и подленькая мысль, сидевшая в подсознании все время, что мальчишка шел с нами, всплыла на поверхность: а что, если Иеровоам на самом деле ловкий актер, и что его речи о желании уйти из «Пламенного Креста» – притворство, и он только ждет момента, дабы ударить в спину? 
 Эта мысль привела за собой подругу, столь же гнусную: ведь и Синдбад наверняка не так прост, как кажется, у него есть тщательно скрываемый интерес в том, чтобы идти со мной. 
 А в следующее мгновение мне стало стыдно. 
 За эти три года я настолько привык не доверять людям, что готов во всем видеть обман и предательство. 
 – Не слушаю, – сказал я. – А ты все надеешься обратить меня в свою веру? 
 – Нет веры моей или твоей, она общая! – пылко воскликнул Колючий. 
 Чтобы сохранить такую искренность после долгого пребывания в своре Дьякона, нужно обладать не только чистым сердцем, а еще и мощным иммунитетом против всякой душевной грязи. 
 Или уметь великолепно играть... 
 Нет, Лиса таким, какой он есть, сделало не только Пятизонье, но и те годы, когда я сам был похожим на Колючего молодым придурком, страстно верил в идеалы, в то, что мы несем добро нашей стране, и когда я воспитывал в себе осторожность и подозрительность ко всем, кто не является «своим». 
 Просто так это из меня теперь не вытравить. 
 – Пошли, – сказал я, наступая на костер, чтобы затушить его. – Незачем заставлять Синдбада ждать. 
 Выбравшись из подвала, я обнаружил, что принадлежит он полностью развалившемуся частному дому, а вокруг – большой дачный массив: поваленные, подгнившие заборы, сараи, силуэты поломанных деревьев, жилые строения разной степени разрушенности. 
 Берег Оби был неподалеку, в какой-то сотне метров, а пепелище начиналось полукилометром севернее. Но этот пятачок садовых участков, заключенный внутри Новосибирска, выглядел на редкость спокойно и тихо. 
 Ни энергополей, ни биомехов, ни тем более артефактов и сталкеров. 
 – Ну что, куда дальше? – спросил Синдбад. – Как думаешь, нужно нам заходить в город? 
 – Не знаю, – откровенно признался я. – Разумнее всего повернуть назад, перейти реку южнее, где-нибудь у «Юного ленинца», и ждать нашего «красавца» неподалеку от тамбура. Но разумнее – это не всегда правильнее, и поэтому я даже не знаю, что сказать. 
 Донесся рокот вертолетных винтов, и импланты просигнализировали, что с востока, из-за реки идет звено драконов. Мы залегли, но летучие чугунки не обратили на нас внимания, помчались к центру города, туда, где начала извергаться одна из сопок. Столб алого огня поднялся до самых облаков, в стороны полетели тучи черного, свежего пепла. 
 Драконы закружились над ведомой только им целью, к земле устремились ракеты, зазвучали взрывы. 
 – Нет. – Я поднялся. – Туда мы, пожалуй, не пойдем. Пусть дубль развлекается, если у него есть желание. А то еще наткнемся на кого из шпионов Ордена, и брат Рихард узнает, где мы находимся. 
 – Это что, обратно через реку? – Колючий посмотрел в сторону Оби без особого энтузиазма. 
 – Именно так, – я кивнул. 
 Имелась возможность перебраться на другой берег, не вступая на лед – по плотине Обской ГЭС. Но возможность эта была чисто гипотетической – окрестности электростанции пользовались «убийственной» славой. Обитавшие там биомехи вели себя агрессивно и слаженно, так что порой возникало ощущение, что ими командуют из единого центра. 
 Но так это или нет, а пройти по плотине и остаться в живых не сможет и джинн. 
 – Ну что же, ладно, – беглый праведник засопел. – Да, слушай, а кого ты упоминал, когда мы в развалинах у Курчатника сидели? Эти, гарде... гардемарины... кто они были такие? 
 – Нечто вроде курсантов военно-морского училища, – объяснил я уже на ходу. Мы зашагали через садовый массив строго на юго-восток, вдоль берега реки. – В той песне еще звучали такие слова: «Зачем троим, скажи на милость, такое множество врагов?» Прямо про нас. 
 – Да, врагов предостаточно... – согласился Синдбад. – Джинн этот бешеный... Праведники, брат Рихард... еще счастье, что за нами он гоняется, а не та бешеная девка, приемная дочь Хантера. Как ее? Платиновая... Нет, Титановая Лоза. Кстати, а что ты собираешься делать со всеми этими врагами? Я имею в виду после того, как прикончишь дубля? 
 Я пожал плечами – честно говоря, мои планы так далеко не заходили, они ограничивались единственной глобальной целью и насущными, возникающими по мере ее достижения проблемами. 
 – Об этом будем думать потом, когда действительно его прикончим, – ответил я, и на этом разговор завершился. 
 На этот раз мы перешли Обь без проблем, и на правом берегу оказались, когда начало потихоньку светать. Выбрались к трассе М52 и неспешно зашагали вдоль нее на юг, в сторону Академгородка и центра локации. 
 Трасса эта – естественный, самый короткий и удобный путь от тамбура в Новосибирск, и обычно все пользуются им, если нет каких-либо препятствий, вроде буйных чугунков. 
 Но сегодняшним морозным утром трасса была пустынной, и, скорее всего, потому, что биомехи, скопившиеся у здания ИЯФ после пульсации, агрессивно встречали любого, кто пытался выйти из гипертоннеля. Так что гости, не имеющие очень серьезных причин рваться в новосибирскую локацию, убирались обратно, а местные, живущие в Академзоне, уже знали, что у тамбура непорядок, и пока туда не совались. 
 Промчавшаяся в вышине гарпия дала по нам очередь из импульсной пушки, но больше для острастки, да еще неподалеку от железнодорожной станции «Сеятель» нам попалась кучка свежих ловушек – «Чертова топь», а рядом с ней целых две «Лестницы в небо». 
 Я заметил их в последний момент. 
 А потом в зону действия моих имплантов попал Академгородок, и стало ясно, что там горячо. 
 – Стоп! – Я вскинул руку и остановился. 
 – Что такое? – насторожился Синдбад. 
 – Там, похоже... – я замялся, пытаясь с помощью главного импланта разобраться в мельтешении выданных радарами и сонаром «меток». – Идет бой, да еще довольно серьезный. 
 Чугунки, контролировавшие тамбур в тот момент, когда мы только там появились, сражались с людьми, причем людей было довольно много, и действовали они организованно и умело. 
 По всем признакам, «Ковчег» проводил операцию по зачистке «своей» земли от биомехов. 
 – Егеря пытаются разогнать ту железную банду, что имела к нам претензии, – добавил я. – Дело у них идет бойко, но пока лучше не соваться, а то прибьют под горячую руку. 
 Мы прошли еще немного и залегли в развалинах, достаточно неприметных, чтобы не привлечь ничьего внимания, и настолько серьезных, что они могли стать прикрытием во время обстрела. Синдбад, демонстрируя истинно солдатскую привычку, улегся и уснул, Колючий тоже задремал, а я остался сторожить и заодно наблюдать за бойцами «Ковчега» и за окрестностями. 
 Драка в Академгородке проходила целиком по сценарию Хистера – чугунков планомерно уничтожали – так что следить за ней было неинтересно. Поэтому я позволял себе отвлекаться, задумываться о вещах посторонних, и мысли мои двигались порой очень причудливо. 
 Что, например, будет, если я сейчас погибну, а дубль выживет? 
 Кто-нибудь заметит подмену? Обнаружит, что Пятизонье лишилось настоящего Лиса? 
 С вероятностью в девяносто девять процентов – нет, поскольку этого настоящего Лиса никто не знал. Все эти годы я стремился к тому, чтобы прятаться ото всех, не раскрываться, держаться в стороне, и преуспел. 
 Так что, если мое место займет нечеловек, копия, сотворенная в «Мультипликаторе», идеальное отражение, никто не обратит на это внимания – ни Кали, ни один из коллег-сталкеров или торговцев, с которыми я вел дела, ни, тем более, Дьякон или узловики... 
 А отсюда вопрос – так ли уж сильно я отличаюсь от дубля? Человек ли я сам? 
 На этом месте я встряхнул головой и подумал, что от излишнего шевеления мозгами бывает только вред. Заставил себя заняться делом – осмотреть и проверить броню на предмет дырок и повреждений, разобрать и почистить «Шторм», а затем и «Страйк», тоже побывавший в воде, оценить, сколько у меня боеприпасов. 
 Подобные вещи занимают не только руки, но и голову, и избавляют от всяких глупых мыслей. 
 – На дурака не нужен нож... – мурлыкал я, возясь с ИПП и морщась, когда лицо мое дергало болью – давала о себе знать подживающая рана. – Ему покажешь медный грош и делай с ним, что хошь... 
 Бой у тамбура тем временем закончился, и егеря занялись любимым делом, принялись сжигать «трупы» чугунков с помощью термитного состава, что в состоянии уничтожать даже скоргов. Один за другим заполыхало множество костров, и столбы густого черного дыма потянулись к небу, чтобы воткнуться в брюхо тяжелых, пепельных облаков. 
 – Эй, подъем, хлопцы! – позвал я, думая, что самое время подойти ко входу в гипертоннель поближе. 
 Наш дубль – парень на диво ушлый, он может появиться с любой стороны и в любой момент, и если не перехватить его на подходе, он прыгнет в вихрь, и поминай, как звали. 
 – Нападение? – спросил открывший глаза Синдбад. 
 – Нет, месилово закончилось, так что самое время выдвигаться на боевую позицию, – объяснил я. 
 Насчет бойцов «Ковчега» я не питал иллюзий – они нас заметят и наверняка захотят узнать, кто это тут шляется. Но я также знал, что к вольным ходокам, особенно опытным, давно живущим в Пятизонье, хистеровцы относятся спокойно. На наши разборки, даже происходящие в Академзоне, смотрят сквозь пальцы и обычно не вмешиваются. 
 Поэтому нам, скорее всего, никто не помешает устроить засаду около тамбура и ждать своего часа. 
 – Вставай, Колючий! – Чтобы разбудить беглого праведника, мне пришлось слегка повысить голос. 
 – А? Что? – Он сел и схватился за «мегеру». 
 – Пять минут тебе на то, чтобы оправиться, – самым суровым тоном заявил я. 
 В установленный срок мы, конечно, не уложились, но зато пошли бодро и вскоре увидели холм с развалинами торгового центра, а также поднимающееся с его вершины серое торнадо. 
 – Ага, нас заметили, – сказал я, определив, что навстречу нам двинулись пятеро егерей. – Теперь лучше не дергаться и враждебность не демонстрировать. Разговаривать буду я. 
 Мы продолжили шагать, не делая попыток свернуть, спрятаться или обратиться в бегство, всем видом давая понять, что просто идем по своим делам и ничего против «Ковчега» не имеем. 
 Егеря загородили нам дорогу, все пятеро – вооруженные «карташами», в одинаковых боевых костюмах, в шлемах с опущенными забралами, с повязками на рукавах, на которых виднеется знак «Биологическая опасность», еще в пятьдесят первом ставший гербом группировки. 
 – Стоять! – приказал один, самый высокий. – Кто такие? 
 Как поется в одной антикварной песне: «И вот настал решительный момент». Если дубль успел наследить, чем-то досадил хозяевам Академзоны, нас просто-напросто пристрелят. 
 – Я известен как Лис. – Я отстегнул маску так, чтобы было видно лицо. 
 – Лис? – Предводитель егерей опустил «карташ». – Тебя же совсем недавно видели в центре Новосибирска? 
 Я неопределенно пожал плечами, мол, и не такое могу, а предводитель бойцов «Ковчега» сделал шаг вперед и поднял забрало. Открылся прямой нос, холодные голубые глаза, губы, тонкие, словно нити, и я удивленно хмыкнул, поскольку узнал этого типа. 
 – Гарик? – спросил я. 
 – Теперь меня лучше называть герр Рудольф, – сообщил он. – Но когда-то я носил то имя, что известно тебе. 
 Сталкер по прозвищу Гарик появился в Пятизонье на полгода позже меня, и некоторое время мы пересекались на Обочине. Затем он куда-то исчез, а немногим позже поползли слухи, что его видели среди бойцов Хистера и что он успешно делает карьеру. Самое чудное, что это оказалось правдой, и сам герр Рудольф смог выжить, а это рядом с бесноватым фюрером «Ковчега» не так просто. 
 В прежние времена он выглядел не таким презрительно надменным, да и не смотрел настолько властно. Но это и понятно, вольный ходок Гарик не принадлежал к высшей расе и не считал остальных низшей. 
 – Сколько лет, сколько зим... – пробормотал я. – Рыжим море по колено, ведь так? 
 В ответ на мое любимое присловье он улыбнулся еле заметно, уголками губ, но когда заговорил, голос прозвучал столь же холодно, как до этого: 
 – А кто другие двое? 
 – Меня называют Синдбад. – Бритоголовый открыл круглую физиономию, а Колючий сделал то же без слов. 
 Еще один момент истины – если «Ковчег» сейчас во вражде с «Пламенным Крестом», у нас могут возникнуть серьезные проблемы. Егеря в состоянии опознать единоверца Иеровоама по лицу, и тогда то, что кресты на его «доспехах» закрашены, поможет, как мертвому припарки. 
 Обычно эти две группировки старались друг друга не замечать. 
 Единственное столкновение между ними произошло года два назад, когда Дьякон поймал и решил сжечь одного из ученых-экологов «Ковчега». В ответ Хистер двинул в Сосновый Бор почти все свои наличные силы, и яростный борец с «еретиками» поспешно отказался от глупой затеи. 
 Если верить сплетням, распрю тогда улаживал Каспер, один из авторитетнейших посредников Пятизонья. Потом все было тихо, но обстановка в наших краях меняется так быстро, что о новой вспышке раздоров я мог просто не знать. 
 В последние дни мне было не до того, чтобы следить за новостями. 
 – Синдбад и... – Герр Рудольф перевел взгляд на Колючего. – Некий молодой человек. 
 Беглый праведник не опустил глаз и даже не поежился. Молодец, мальчишка. 
 – Именно так, – сказал я. – Надеюсь, что у «Ковчега» нет претензий ни к одному из нас? 
 – Нет, – герр Рудольф покачал головой. – Но мы хотели бы знать, что вам здесь нужно. 
 – Хотим подождать одного типа. – Тут я улыбнулся как можно злобнее. – Рядом с тамбуром. Чтобы, когда он появится, слегка с ним потолковать. С помощью вот таких аргументов. 
 И я выразительно похлопал по стволу ИПП. 
 Мой собеседник на некоторое время задумался, должно быть, запрашивал через М-фон инструкции, а потом ответил, выговаривая слова медленно и пафосно, точно глашатай, читающий королевский указ: 
 – Вам позволено находиться здесь столько, сколько вам будет угодно. 
 – Спасибо, – сказал я. – Мы будем тише воды, ниже травы. 
 Герр Рудольф кивнул, щелкнуло опустившееся забрало, пятеро егерей развернулись и зашагали обратно в ту сторону, откуда пришли. Ну а я перевел дух и поспешно нацепил маску обратно – нечего без необходимости дышать радиоактивной атмосферой Академзоны. 
 Для ожидания мы выбрали холм из развалин, расположенный к западу от того, на котором вращался вихрь: с одной стороны – всё как на ладони, виден и тамбур, и окрестности, и уходящая на север М52, с другой – не прямо под боком у нервных товарищей из «Ковчега», вновь засевших в универмаге, а с третьей – не на траектории движения собиравшихся вокруг ИЯФ чугунков. 
 Кстати, биомехи не заставили себя ждать, едва герр Рудольф добрался до своих, как егерям пришлось разбираться с отрядом ботов. 
 – Десять... двенадцать... пятнадцать! – сосчитал я кинувшихся в атаку железных тварей. 
 – Откуда только они берутся, – философски заметил Синдбад. – Неужто и правда их производят в Узле? 
 – Сказки это, – я фыркнул, а затем одобрительно кивнул, когда егеря пустили в ход генераторы ЭМИ. – Я готов поверить в то, что сам видел, в то, что могу пощупать руками. А Узел... ты его видел? Трогал? 
 – Вспомни апостола Фому... – начал Колючий, собравшийся, похоже, обрушить на наши бедные уши и головы очередную проповедь на тему «правильной веры». Но неожиданно сбился, побледнел, и выдавил: – Ой! 
 Глянув в сторону входа в гипертоннель, я понял, что случилось: на склоне холма одна за другой возникли пять фигур, и все они были с «мегерами», в черной броне, и на рукавах у них горели оранжевые кресты. 
 – Праведники... – сказал Синдбад. – По твою душу, Колючий? 
 Судя по тому, как спокойно действовали выкормыши Дьякона, бойцов «Ковчега» они не опасались. 
 – Не-не зн-наю, – ответил мальчишка. 
 Егеря, давшие нам разрешение находиться тут, не станут помогать праведникам в охоте на бывшего единоверца, но и не будут мешать ловить «Антихриста». Они только посмотрят, как Лис и два его спутника попытаются устоять в схватке с бойцами из Соснового Бора, и уберут трупы, если таковые останутся. 
 – Или по мою, – заметил я. 
 Но мордовороты в черной броне, оправившись после перехода, не обратили на нас ни малейшего внимания. Выстроившись в боевой порядок, они зашагали на север, в сторону Новосибирска, где недавно видели «меня». 
 Или кто-то слил Дьякону информацию о том, где сейчас находится Лис, или у праведников есть тут еще какие-то дела. 
 – Кого ждать дальше? – осведомился Синдбад, позевывая. – Брата Рихарда с узловиками? 
 – Ну, это вряд ли, – пробормотал я. 
 У Ордена, конечно, в Новосибирске есть и приор, и некоторое количество бойцов, но все равно они тут тихие и стараются особенно не высовываться, чтобы не обострять отношений с «Ковчегом». 
 А появление группы рыцарей, да еще со столь заметной шишкой во главе – это серьезный повод для обострения. 
 – Фу, не заметили... – Колючий наконец отошел от шока, вызванного появлением бывших соратников. – Так если вспомнить апостола Фому, что усомнился в истинности воскрешения Господа нашего... 
 – Охолони, малый, – дружелюбно посоветовал я. – Можешь даже поспать, только не проповедуй. 
 Мне достался довольно гневный взгляд, но на подобные вещи я с детства привык не обращать внимания, вот и сейчас не отреагировал, ну а беглому праведнику пришлось заткнуться. 
 Чтобы не сильно мучиться от вынужденного молчания, он и вправду улегся спать. 
 Мы ждали, разобравшиеся с ботами егеря занимались своими делами, спрятавшееся за тучами солнце неспешно поднималось. Шрам мой болел, но все меньше и меньше. Ночной мороз понемногу слабел, в тамбуре возникали гости Академзоны, к вихрю двигались желающие перебраться в другие локации. 
 Пара вольных ходоков, группа вооруженных до зубов наемников, ученые с охраной – обычная публика, что шляется по Пятизонью. Брат Рихард, если и знал, где мы, лезть сюда не решался, Циклоп не показывался. 
 Где-то около полудня меня вновь накрыло, и на этот раз я ощутил приближение приступа «одержимости» заранее. Почувствовал, как занемели мышцы, подал сигнал ошибки метаболический имплант, на мгновение перестал передавать информацию датчик движения. 
 – Синдбад! – позвал я, спешно сдирая с шеи «Шторм». – Быстрее, забери это... 
 – Что? – Он посмотрел на меня непонимающе, но послушно ухватил ИПП. 
 – И это... – Я непослушными руками потащил из кобуры «Страйк». – Надо быхх менья еще свяжзать... 
 Язык застыл, точно его сковало морозом, и я понял, что падаю – лицом вниз, в провал, заполненный чем-то черным, переливающимся. Почудилось, что вижу несущееся мне навстречу отражение, искореженное, жуткое, но в то же время отчетливое, и с плеском врезался в него. 
 А через мгновение оказалось, что я стою, а передо мной – большое здание без крыши, украшенное портиком с дюжиной громадных колонн. Секунды хватило, чтобы узнать его – Оперный театр Новосибирска, построенный в незапамятные времена и устоявший в пятьдесят первом. 
 Импланты сигнализировали, что ко мне подбираются враги – пятеро вооруженных «мегерами» бойцов, но я продолжал стоять, словно чего-то дожидаясь, и даже не думал прятаться. 
 Странное это было ощущение – я осознавал, что я, сталкер по прозвищу Лис, нахожусь в чужом теле, только похожем на мое собственное, и в то же время как бы краем уха слышал мысли того сознания, что обитало в этом теле обычно, а сейчас перенеслось в мое. 
 «Поменяться телами» – был такой старый американский фильм. 
 А как насчет «Поменяться душами»? Или у дубля нет души? 
 Я понимал, что он удивлен, напуган и рассержен, почти так же, как я, но в то же время глубинно спокоен, как не может быть спокоен нормальный человек, обуреваемый тревогами и заботами. 
 Затем одна картинка распалась на две и из статичной превратилась в подвижную. 
 Вот я поднимаю «Страйк», и незнакомый круглолицый мужик выбивает его у меня из руки... 
 Вот я прыгаю в сторону, и залп «мегер» не причиняет мне вреда, а «Шторм» в руках бьется, как живой... 
 Поток мыслей тоже разбился на два, и они причудливо потекли рядом, то соединяясь, то расходясь, то соприкасаясь боками, лишь слегка проникая друг в друга: проклятые праведники... нужно уничтожить его, уничтожить!.. сколько это будет продолжаться?.. путь важнее всего... нужно вернуться, разорвать соединение... пора идти дальше, следующий шаг не ждет... 
 Я напряг, я даже не знаю, что можно напрячь, будучи в бесплотном состоянии... напряг что-то и вновь полетел, на этот раз вверх. Все естество мое пронзила резкая боль, сдвоенное существование прекратилось, и я обнаружил себя лежащим мордой в землю. 
 Кто-то тяжелый придавливал меня к поверхности нашей родной планеты, да еще и фиксировал руки. 
 – Хватит, – сказал я, сплевывая замешанную на пепле грязь. 
 – А чем докажешь, что ты – это ты? – спросил «кто-то тяжелый» низким голосом Синдбада. 
 – Могу песню спеть, – предложил я, немного подумав. – Ту самую, про зиму. 
 – Валяй. 
 Должно быть, со стороны это выглядело смешно – один мужик в боевом костюме прижимает к земле другого, а тот задушенно хрипит, пытаясь соорудить хоть какое-то подобие мелодии: 
 – Зима раскрыла белые объятья, но я морозов не боюсь... Это в городе мне грустно было, это в городе мне грустно было, ну а в зоне я смеюсь, смеюсь, смеюсь... Три белых коня, три белых коня, декабрь, январь и февраль... Ну что, хватит? 
 – Хватит, – сказал Синдбад. 
 Тяжесть с моей спины исчезла, и я смог подняться. 
 – Вовремя я тебе пушку отдал? 
 – Очень вовремя. – Он вручил мне «Шторм», а сам сходил туда, где валялся «Страйк». – Еще немного, и ты... то, что было тобой, начало бы стрелять в нас, язви меня джинн. 
 Я усмехнулся и принялся отряхиваться – боевой костюм, конечно, не вечерний, но лучше и его держать в чистоте. Мысль о том, что после «слияния» с дублем в одно целое нужно «вымыть с мылом» и мозги, я поспешно отогнал в сторону. 
 Нужно, конечно, но вот как это сделать? 
 
 
 
 Глава 14 
 Железная буря 
 
 10 февраля 
 Синдбад, надо отдать ему должное, не стал проявлять нетерпение и расспрашивать, что в этот раз было и как. Он благоразумно дождался, когда я немного соберусь с мыслями, успокою разбушевавшиеся эмоции и захочу говорить сам. 
 Желание это пришло ко мне минут через пятнадцать после коннекта. 
 – Он в Новосибирске, в центре города, – сказал я. – Сражается с теми праведниками, которых мы видели. 
 – А если погибнет? – спросил Синдбад. 
 – Если... – тут я осекся: учитывая, какая связь установилась между мной и дублем, связь невидимая, но в то же время прочная, как поверхность металлического, идеально чистого зеркала, гибель одного не может не отразиться на другом. Вот только как, черт возьми? Кто сможет ответить на этот вопрос? – Если он погибнет, я, наверное, это почувствую... Наверное, мне будет плохо... 
 А что, если сознание или «душа» того существа, что возникло в «Мультипликаторе», после разрушения своего вместилища попытается перебраться в мое тело? 
 Пройти по проторенной дорожке, знакомым путем. 
 И сделать меня настоящим одержимым. 
 И вновь появляется вопрос – заметит ли кто, что в теле Лиса поселился новый хозяин? Если он возьмет надо мной верх, то, скорее всего, никто ничего не заметит, поскольку для окружающих мало что изменится. Ну, двинулся опытный проводник мозгами, стал еще более странным, чем ранее, но так ведь рано или поздно все, живущие внутри Барьера, повреждаются в уме. 
 Разве что Синдбад и Колючий обнаружат подмену, да и то потому, что я попытаюсь их убить. 
 – Но поскольку пока у меня все нормально, то он жив! – заявил я, изо всех сил про себя твердя: «Этого не может быть! Этого не может быть! Не может быть!» – И, судя по тому, что я понял, скоро пойдет сюда. 
 Но ежели чужая «душа» – будем называть это так – не сумеет подавить мою, но сможет уцепиться за мои мозги, то мы получим случай раздвоения личности. И опять же никто особо не удивится – это Пятизонье, братцы, и здравый рассудок тут сохранить не проще, чем девственность в борделе. 
 – Пойдет сюда? – Синдбад посмотрел на меня недоверчиво. 
 Каждый раз «сеанс связи» проходил по-иному, хотя кое-какие ощущения повторялись: потеря контроля над собственным телом, отвратительное прикосновение к чужим мыслям. Порой я считывал только визуальный уровень восприятия дубля, в другой ситуации ловил показания его имплантов, ну а в случае «глубокого погружения» читал его намерения и даже мысли. 
 – Обязательно. Его путь велит ему двигаться дальше. Он явится в тамбур, и тогда мы завершим эту историю, – уверенно закончил я. 
 – Хорошо, если так, – кивнул Синдбад. – Ну что, будить мальчишку? Ты сам не хочешь поспать? 
 Я помотал головой – бодрости не ощущал, усталость, накопившаяся за последние дни, никуда не делась, но в то же время меня трясло от лихорадочного, нездорового возбуждения. 
 Проснувшийся Колючий уставился на нас подозрительно – он явно решил, что мы подняли его только ради того, чтобы посмеяться. Но сказать ничего не успел, поскольку мои импланты дружно засигналили, а облака на юге, над Бердском, выплюнули три черные точки. 
 – Ложись! Драконы! – объявил я, и мы залегли. 
 Летучие чугунки, пожалуй, самые опасные твари из обычных жителей Пятизонья, уверенно мчались в нашу сторону. И вел их «красный» дракон, мутировавший из боевой машины последнего поколения Ка-85 «Пустельга». 
 Эти монстры почитались самыми опасными не только из-за вооружения, а из-за того, что имели в электронных мозгах виртуального штурмана, и поэтому могли похвастаться знанием тактики, умением взаимодействовать друг с другом и проявлять прямо-таки человеческую хитрость. 
 – Оп-па... – только и прошептал Колючий, когда на консолях под брюхом переднего биомеха вспыхнуло пламя, и две плазменные ракеты устремились к тому холму, где укрывались мы. 
 Убежать от такой штуковины проблематично, уцелеть, когда она взрывается рядом – почти невозможно... 
 Я уже приготовился к доблестной смерти в плазменном пламени и ко встрече с черными рогатыми уродами, как вдруг понял, что случилось невероятное – дракон промазал! Ракеты врезались в землю со значительным недолетом, и там, где они упали, вспухли два огромных белесых шара из огня, а в стороны покатилась ударная волна. 
 В общем, нас слегка обдало пеплом, вот и все. 
 – Чего это они? – удивленно спросил Синдбад, глядя, как два чугунка палят по универмагу, в котором засели егеря, и садят в белый свет, как в копеечку. – Развлекаются, что ли? 
 – Не похоже... – отозвался я. 
 «Красный» дракон выпустил еще одну ракету, вовсе умчавшуюся куда-то в сторону ГЭС, а затем принялся выписывать в воздухе кульбиты, каких вроде бы нельзя ожидать от столь тяжелой боевой машины! 
 Он раскачивался, разворачивался винтами вниз, делал резкие рывки в разных направлениях, словно пытался вырваться из невидимой петли. И все это сильно напоминало мне родео, когда ковбой садится на спину необъезженной лошади, а та пытается сбросить наездника. 
 Пытается вернуться себе свободу... 
 – Вернуть свободу! – это я выкрикнул вслух. 
 Чугунок, словно услышал меня, замер, а затем устремился к нам, вырастая в размерах. Я успел нервно дернуться, нас обдало ветром, и железная туша зависла в нескольких метрах от земли. 
 Зрелище было еще то – не для слабонервных. 
 Тело биомеха покрывала серовато-голубая чешуя, похожая на рыбью, местами из нее торчали пучки металлических «волос». Месили воздух соосные винты, в стороны торчали необычайно длинные для вертолета крылья, украшенные на концах острыми загнутыми крюками. 
 На орудийных подвесках соседствовали обычные ракеты и чудного вида черные контейнеры, то ли оружие, то ли органы чувств летучего монстра. Из-под морды дракона торчали две импульсные пушки, а по стеклу кабины плыли радужные пятна, словно ее покрывала бензиновая пленка. 
 И хвост выглядел совсем не так, как это бывает у обычных вертушек – нечто похожее на металлический веер. 
 – Убирайся, исчадие ада! – завопил Колючий, вскидывая «мегеру». – Сдохни, именем Господа! 
 – Стой! – Я едва успел перехватить его руку. 
 До этого момента чугунок мог уничтожить нас десяток раз, и не подлетая так близко, в зону поражения картечницы. А сейчас он висел на одном месте, не делая попыток напасть, и создавалось впечатление, что он разглядывает нас. Я почти чувствовал жадный, враждебный и в то же время холодный взгляд, идущий из пустой вроде бы кабины. 
 – Как же, стой... – попытавшийся вырваться Колючий осекся, когда дракон резко ушел вверх. 
 Мелькнуло брюхо, более светлое по сравнению с боками, ударил по воздуху веер на кончике хвоста, и «красный» биомех помчался туда, где ходили кругами два его обычных собрата. 
 – Странно все это. – Синдбад сложил губы трубочкой. 
 – Ничего странного, – я помотал головой. – Кто-то попытался подчинить их своей воле. 
 Я вспомнил разговор с одним мнемотехником, случившийся на Обочине чуть ли не год назад. Тот выпил прозрачного и разоткровенничался, открыл мне кое-какие секреты собственного ремесла. Тогда я узнал, что дракон из всех чугунков – самый умный и свободолюбивый, что подчинить его можно, но ненадолго, и что он вырвется при первой возможности. 
 – Но кто?! Это же ангельски трудно! – воскликнул Колючий. 
 – Не знаю. – Я смотрел, как три биомеха, заложив широкий вираж, уходят на юг, в ту сторону, откуда явились. 
 Некая сила сумела взять под контроль трех драконов, в том числе – одного «красного», и отправила их сюда, в центр локации, чтобы уничтожить находившихся тут людей. На наше счастье, в момент атаки летучие монстры начали бунтовать, отсюда и взорвавшиеся далеко в стороне ракеты, и стрельба из пушек, достойная пьяного салаги, и кульбиты в воздухе. 
 Но что это за сила, и что ей было нужно? 
 Может быть, та же, что породила в «Мультипликаторе» дубля и отправила его в Пятизонье с неким заданием? Та же, что использовала меня как образец, а потом решила бросить в Сосновом Бору без оружия и снаряги? 
 Но тогда ее вряд ли интересовали бойцы «Ковчега» во главе с герром Рудольфом, или даже Синдбад с Колючим. Ей нужен был тот, кто собрался уничтожить ее верное орудие, кто вознамерился разбить свое идеальное отражение. 
 То есть я. 
 – Не знаю, – повторил я, оглядываясь, словно невидимка, управлявший драконами, прятался неподалеку. – Но уверен, что эта гнида в ближайшее время не даст нам соскучиться. 
 Предсказание исполнилось довольно быстро. 
 Примерно через час началось шевеление на севере, сбоку от уходящего в сторону Новосибирска шоссе. Сначала я не понял, почему вспучивается и волнуется покрытая пеплом земля, но затем сообразил – скарабеи! 
 Эти металлические жуки периодически отправляются в миграции, собираясь для этого в громадные толпища. И тогда на их пути лучше не становиться ни человеку, ни чугунку, если сталкера просто задавят, то биомеха съедят. Я сам однажды видел, как от большого носорога за несколько минут не осталось ничего, кроме ребристых покрышек. 
 И если сейчас орава мелких проглотов двинется в нашу сторону, то останется только бежать. 
 – Ты думаешь, их поднял тот же, кто навел драконов? – с беспокойством спросил Синдбад. – Но ведь невозможно контролировать такое полчище скоргов, их ведь там тысячи... 
 – Контролировать – нельзя, а вот расшевелить и посмотреть, куда они двинутся – можно, отвались мой хвост, – сказал я. – Поэтому на всякий случай приготовимся к забегу по пересеченной местности. 
 Тревога обозначилась и в руинах универмага, где засели егеря – все патрульные группы из окрестностей стянулись к зданию, и бойцы герра Рудольфа принялись готовиться к обороне. 
 Что они там делали, я не мог определить даже с помощью имплантов, но вроде бы таскали какие-то бочки, расставляли на стенках круглые сетчатые антенны. Наверняка бравые парни Хистера, постоянно сражающиеся с механической заразой, умели управляться и с мигрирующими скарабеями. 
 Но, честно говоря, я меньше всего на свете хотел узнать, как именно. 
 – Двинулись, – произнеся это слово, Колючий гулко сглотнул и покрепче сжал «мегеру. 
 Поблескивающий черный поток хлынул через шоссе, словно на него плеснули нефти из огромной невидимой цистерны. Ручейки прянули в стороны, один потек к нам, но главная масса скоргов двинулась на северо-запад, в сторону затянутой льдом Оби. Интересно, выдержит ли сковавший реку панцирь тяжесть тысяч мелких тварей, или гидроботы вскоре обнаружат новых соседей? 
 В любом случае можно было сказать, что мы легко отделались. 
 – Уходят. – Синдбад приподнял шлем и вытер мокрый от пота лоб. – Но кто же за всем этим стоит? 
 – Может, и никто, – я хмыкнул. – Но смотри сам – мы сконнектились с дублем, и стало ясно, что из локации ему просто так не уйти. Что мы встретим его в тамбуре и угостим из трех стволов так, что он обожрется, да тут и останется. 
 – И после этого началось шевеление техноса. – Бритоголовый соображал быстро. – Сначала драконы, находившиеся под воздействием чужой воли, теперь скарабеи... Что дальше? 
 На этот вопрос смог бы ответить разве что Нострадамус, а я не стал пытаться. 
 – Конечно «после – не значит вследствие», – вспомнил я известное логическое правило. – Да только больно уж все это подозрительно. Поэтому я думаю, что нам еще попытаются наподдать под зад. 
 И тут же мои импланты сообщили, что с запада, со стороны плотины, к нам движется аж целая дюжина «меток». Несколько мгновений подстройки, обработки информации, и стало ясно, что это боты, и в основном андроиды. 
 – Вот и гости пожаловали, – сказал я. – Поспорим, что они кинутся на нас, а не на егерей? 
 Спорить со мной никто не стал, зато Синдбад полез в рюкзак и выволок оттуда пластиковый ящичек с армейской маркировкой, сообщающей, что внутри находится шесть гранат ГП-40. 
 – На крайний случай берег, – с печальным вздохом сообщил он. – Сейчас, похоже, таковой и наступил. 
 Я проверил свои запасы и сделал вывод, что обычных патронов к «Шторму» у меня осталось маловато. Поэтому вскрыл контейнер с особыми н-капсулами, найденными в поклаже Антипы, и зарядил ИПП ими. 
 Внутри каждой такой «пули» сидела готовая к размножению колония агрессивных наноботов. При попадании в цель оболочка разрушалась, колония эта выплескивалась на пораженного чугунка. А угодив на него, начинала торопливо размножаться, стараясь захватить подвернувшийся носитель. 
 Возникал конфликт между двумя скоргами – хозяином, обитавшим в теле биомеха, и настырным гостем, что стремился этим хозяином стать, так что монстру в любом случае становилось не до боя. 
 Хотя человеку, в которого пульнут таким вот «сюрпризом», я тоже завидовать бы не стал. 
 – Попробуем сыграть в снайпера, – сказал Синдбад, опираясь «карташом» на остатки каменной стенки. 
 При использовании адаптивной системы наведения, из ИПК можно стрелять и на километр, причем достаточно эффективно. Моя «машинка» такого, увы, не может, да и «мегера» Колючего плохо приспособлена для боя на больших расстояниях. 
 Несколько выстрелов, и задымил один из ботов, пораженный в излучатель армгана – самое уязвимое место. Другие рассыпались в стороны и задвигались быстрее, используя маневры уклонения и открыв стрельбу. Лучи армганов начали плавить бетонные блоки, проделывать дырки в кирпичах и подбираться к нам. 
 – Милость Господа будет с нами! – ликующе заявил Колючий, когда Синдбад метким выстрелом взорвал второго бота: пуля, похоже, нашла трещину в броне и поразила «Сердце зверя». 
 Но на этом снайперские успехи закончились, чугунки приблизились, не понеся особых потерь, и пришлось вступить в дело мне. Пораженный н-капсулой андроид сделал несколько шагов и замер, точно железная статуя, а затем с тяжелым хрустом грохнулся вперед. 
 Второй задергался, как в припадке, и принялся беспорядочно стрелять во все стороны. 
 – Обязательно продолжай в том же духе, приятель, – посоветовал я ему, когда луч армгана разрезал пополам четвертого биомеха, и у нас осталось «всего» восемь противников. 
 Но чугунок не послушался, вовсе прекратил огонь и побрел прочь. 
 Тут егеря, до сего момента равнодушно наблюдавшие за перестрелкой, решили вмешаться в развитие событий. В ход пошли стационарные ракетные установки, и небо над нашими головами прочертили инверсионные следы. 
 – Твою мать! – рявкнул я, невольно пригибая голову. – Так и нас пришибить недолго! 
 – Не бойся. – Синдбад, судя по довольной ухмылке, во время службы в армии имел дело с подобными штуками. – Они самонаводящиеся, и цель без мощного источника энергии внутри им неинтересна. 
 Загрохотали взрывы, три бота в один миг превратились в искореженные, объятые пламенем обломки. Еще две ракеты промазали, а одну ушлые андроиды ухитрились сбить, только куски в стороны полетели. 
 – Бояться будем потом! Сейчас некогда! – прорычал я, подбив еще одного чугунка, и поспешно сменил магазин. 
 Колючий первым выстрелом промахнулся, зато вторым разнес биомеха буквально в клочья. Уцелевшие, что добрались до нашего холма, рванули вверх по склону, ведя огонь из всех стволов. 
 На них хватило двух плазменных гранат. 
 Осел на землю пепел, со скрежетом дернулся пораженный скоргами из н-капсулы чугунок, и в руинах Академгородка стало необычайно тихо, так что я услышал, как свистит ветер. 
 «Спасибо, герр Рудольф» – сказал я через М-фон. 
 «Не за что, герр Лис, – отозвался Гарик. – Рано благодаришь, еще не все закончилось». 
 У них там, в руинах, похоже, имелись не только импланты в башках, но и внешние сканирующие устройства. И егеря с их помощью могли заглянуть намного дальше, чем я через вшитые в мой череп хитрые хреновины. 
 – Отбились? – почти радостно спросил Колючий, и вид у него был, словно у пацана, любимая команда которого выиграла в футбол. 
 – Погоди ликовать, – мне не хотелось разочаровывать беглого праведника, но деваться было некуда. – Ребятишки с главного холма сообщают, что на нас катит очередная рать. 
 Лицо Колючего вытянулось, а мои импланты начали выдавать «метки». 
 Один носорог... два... всего полдюжины, новая группа ботов, на этот раз из восьми штук, и все прут с запада, со стороны ГЭС. Похоже, тамошние хозяева (или хозяин?) стакнулись с той силой, что управляет дублем, или они изначально были заодно. Или все это – бред, родившийся в моем воспаленном мозгу, а на самом деле чугунки действуют сами по себе. 
 – Отряд, к бою! – скомандовал я, передавая соратникам координаты целей. 
 Синдбад неразборчиво выругался, а мальчишка принялся читать молитву – что-то о призвании воинства небесного на помощь воинству земному и о даровании храбрости силам христолюбивым. 
 Ну, насчет «христолюбивых» он погорячился – я к религии равнодушен, Синдбад тоже, а засевшие по соседству бойцы Хистера и вовсе самые что ни на есть злобные сатанисты. Да и с храбростью у нас все в порядке, никто до сих пор в штаны не наложил, хотя возможности имелись. 
 Но если ему самому от молитвы легче – пусть бормочет, от нас не убудет. 
 – Может, они еще свернут? – предположил я, с надеждой глядя на запад. – Двинут куда-нибудь в Новосибирск... 
 Но надежда треснула, словно разбитое яйцо, когда носороги стали перестраиваться из колонны в цепь. Боты, сплошь колесные, разбились на две группы и разошлись в стороны, чтобы занять места на флангах. 
 Биомехи собирались воевать всерьез, и воевать по всем правилам. 
 – Ну что, брат Лис, – сказал я сам себе. – Придется как следует пострелять? Только бы патронов хватило. 
 – Не хватит – камнями будем кидаться и «шаровухами», – отозвался Синдбад и приник к «карташу». 
 Вновь началась «игра в снайпера». 
 Через час я выпустил из рук едва не дымящийся, раскаленный «Шторм» и без сил опустился на землю. 
 – С Божьей... с Божьей помощью отбились, – даже не сказал, а скорее прокаркал Колючий. 
 – Ага, не без того, – отозвался я. – Ослябя и Пересвет разили чугунков копьями, а лучники Александра Невского пускали в них сияющие стрелы, как ветераны Азенкура под Ипром в девятьсот четырнадцатом... 
 Колючий настолько устал, что даже не обратил на мои насмешки внимания. 
 На самом деле никакая рать святая не пришла к нам на помощь, и дымящие сейчас вокруг нашей позиции остовы носорогов и ботов – заслуга исключительно наша и егерей герра Рудольфа. 
 Биомехи атаковали, как безумные, и пару раз мне начинало казаться, что еще мгновение, и мы не сможем их остановить. Они лезли по склонам и бешено ревели моторами, норовя добраться до нас, и серый пепел, смешанный с грязью, летел из-под колес. 
 Просто чудо, что никто из нас не получил серьезных ран – луч армгана аккуратно срезал Синдбаду верхушку шлема, и шлем напоминал сейчас недоочищенное яйцо, каменный осколок врезался в лицо Колючему, оставив царапину, я же и вовсе остался невредим. 
 – Все бы тебе зубоскалить. – Синдбад снял шлем и принялся с печальным видом его осматривать. 
 – А что, плакать прикажешь? – Я фыркнул и поднялся. – Пусть дубль рыдает над своей горькой судьбиной! 
 От универмага, в котором засели выкормыши Хистера, спускались две группы егерей. В каждой имелось по несколько бойцов, тащивших на спине громадный черный бак. 
 «Зачистку затеяли?» – спросил я. 
 «Именно так, – ответил герр Рудольф. – Надеюсь, вы не возражаете?» 
 «Ни в коем случае». 
 «Вот и хорошо. А мне хотелось бы знать, чем вы так досадили местным чугункам?» 
 «Ничем, – поспешно ответил я. – Мы тут появились только ночью, еще и двенадцати часов не прошло». 
 «Да? – М-фон не передает интонации, только слова, но мне показалось, что мой собеседник скептически хмыкнул. – Я не раз командовал силами около тамбура, но никогда не видел ничего подобного. Что-то с вами не так, либо с кем-то одним, либо со всеми тремя одновременно». 
 Я обмер – не хватало еще, чтобы нами заинтересовался «Ковчег»! Хистер, хоть и безумец, парень цепкий, и вырваться из его лап непросто. А уж разрезать кого на куски в «научных» целях – для его ученых плевое дело. 
 «Ну, если что-то такое и есть, то мне об этом неизвестно», – я надеялся, что произнес это твердо. 
 «Подобное тоже возможно. Но мы поговорим об этом позже», – и герр Рудольф отключился. 
 Посланные им бойцы ходили от одного железного «трупа» к другому, обливали их термитной смесью и поджигали. Вспыхивало пламя, достаточно горячее, чтобы не только плавить металл, но и без следа сжигать любых скоргов. 
 Егеря исполняли главную миссию «Ковчега» – чистили мир от механической заразы. 
 – Ты с кем-то беседовал? – спросил Синдбад, извлекший из рюкзака ремонтный набор. 
 Всё правильно – шлем надо подлатать, чтобы на макушку не капало. 
 – Общался с нашими благодетелями, – я кивнул в ту сторону, где вращался, подпирая облака, серый вихрь. – И у них, как ни горестно это признавать, начали возникать подозрения. 
 – Ничего удивительного, – Колючий вздохнул. – Даже я понимаю, что железки ведут себя ненормально. 
 На самом деле за три с лишним года существования Пятизонья так и не удалось выяснить, что является для биомехов естественным, а что нет. Их поведение разнилось не только от вида к виду, от локации к локации, но и зависело от времени года, суток и даже геомагнитного фона. 
 Но сегодня около новосибирского тамбура и вправду творилось нечто странное – носороги, боты, драконы и прочие исчадия отчужденных пространств прибывали издалека и целенаправленно атаковали людей, занявших не такой уж и большой участок земли. Железяки накатывались волна за волной. 
 Над развалинами Академгородка бушевала настоящая железная буря. 
 – Главное, чтобы мы оставались нормальными. – Тут я услышал, как испуганно завопил один из егерей. – Это что еще? 
 От ГЭС надвигалась новая партия чугунков – бежали, шевеля хвостами и лапами, паукообразные боты, неспешно надвигались бульдопитеки. А с севера, по шоссе катило нечто громадное, похожее на чудо-юдо-рыбу-кит из детской сказки, на ту, что с лесами и городами на спине. 
 Помнится, в том мультике, что был у нас в детдоме, милая рыбка всё переживала, что у нее свербит загривок. 
 – Ну ни хрена себе... – прокомментировал вставший Синдбад. – Это еще кто? 
 – А один из местных больших бронезавров, – высказал я догадку. – Только на танк не похож. 
 Ползущий по М52 биомех в самом деле мало напоминал Т-017 «Истра», он был куда больше, а вместо активной брони его покрывали отдельные бронелисты. Этот монстр имел две спаренные гусеницы, мог похвастаться множеством торчащих из разных мест стволов, но ни один из них не принадлежал пушке. 
 Создавалось впечатление, что в железную «плоть» как попало вживляли ИПК и армганы. 
 – А как его уничтожить? – осведомился Синдбад. 
 – Вот на этот вопрос я тебе не отвечу. 
 Егеря, сжигавшие подбитых чугунков, со всех ног помчались в сторону развалин универмага, а бойцы герра Рудольфа решили, что подобный механический «зверь» им по зубам. Громыхнуло, и на север, оставляя за собой полосы дыма, одна за другой помчались три самонаводящиеся противотанковые ракеты, а немного позже за ними рванули еще три. 
 Громадный бронезавр не стал ждать, когда ему подпалят шкуру. 
 Зашевелились армганы, торчавшие из его тупой, и вправду немного похожей на тепловозную, морды. Зашипело, и самая шустрая ракета развалилась на куски, а еще две отвернули в сторону и ткнулись в землю. 
 – Постановщик помех! – воскликнул Синдбад. – Этот здоровяк нашпигован сюрпризами! 
 – Что будем делать? – спросил Колючий. 
 – Что делать? – Я пожал плечами. – Разве у нас много вариантов? Сражаться. Пусть егеря с ним возятся, а мы займемся той «мелочью», что валит на нас с запада. Эти паучки с большим удовольствием прикончат нас с тобой, а бульдопитеки аккуратно заровняют могилки. 
 В этот момент я ощутил нечто вроде толчка внутри головы, перед глазами сверкнуло. Я увидел замерзшую Обь, присыпанный пеплом лед, утыканный огнедышащими холмами берег. Но в этот раз «видение» не продлилось и мгновения, я даже не успел осознать, что это, и испугаться. 
 Дубль, похоже, двинулся в сторону тамбура, а это значит, что нам нужно только дождаться его. 
 – Не спи! – Крик Синдбада хлестнул по ушам, и я поспешно вернулся к реальности. 
 Паукообразные боты были уже близко, их импульсные пушки вовсю молотили, а пули рубили развалины. Здоровенный бронезавр упрямо лез вперед, и хистеровцы пока не могли остановить его, хотя старались вовсю. 
 Я встряхнул головой, отгоняя посторонние мысли, и голос моего «Шторма» присоединился к тарахтению «карташа» Синдбада и отрывистому рявканью «мегеры» Колючего. 
 Сил у нас было не особенно много, боеприпасов оставалось с гулькин нос, и сражались мы спокойно и рационально. Старались не тратить зря ни одного выстрела и в то же время не подпускать агрессивных чугунков слишком близко. 
 Стоит такой паукообразной твари подобраться вплотную, попасть в мертвую зону, и всё – ты покойник. Она проскользнет по незаметным щелям, пролезет там, где вроде бы не может протиснуться. А оказавшись у тебя за спиной, пустит в ход не пушки, а способные трансформироваться манипуляторы. 
 И у тебя появятся шансы узнать, что чувствует пойманная скорпионом жужелица. 
 Если бы вся эта железная орда навалилась только на нас троих, черта бы лысого мы выстояли. Но, похоже, сила, что гнала биомехов в атаку, контролировала их не до конца, или не могла дать точные координаты, или просто не отличала одних людей от других, но егерям доставалось не меньше, чем нам. 
 Точно так же перли на них боты и бульдопитеки, и именно к ним направлялся «чудо-юдо-рыба-кит». 
 – Ох, как врезали... – проронил Колючий, когда большой бронезавр наконец словил ракету в бок. 
 Облако плазмы опало, и обнаружилось, что монстр оплавлен, поврежден, но вовсе не уничтожен и не выведен из боя. Задергался, выплевывая пули, торчавший из его бока ИПП, с лязгом задвигались надорванные, покалеченные гусеницы. 
 Но тут чугунок, на свою беду, попал в зону поражения генераторов электромагнитного импульса. 
 – Фойер! – рявкнул герр Рудольф так, что крик докатился и до нашей позиции. 
 Через дыры в оплавленном корпусе бронезавра посыпались искры, громыхнуло, клацнуло, и чудовище замерло. Вместе с ним остановились несколько бульдопитеков, случайно попавших под выстрел, окаменел пробегавший мимо бот. 
 – Держи! – воскликнул я, угощая гранатой одного из его сородичей. – Никто не уйдет без подарков! 
 «Лис, ты слышишь меня? Я знаю, что ты цел. Если хотите выжить, вам лучше немедленно отойти», – прозвучавший в М-фоне голос герра Рудольфа заставил меня вздрогнуть. 
 «Это еще почему? – спросил я. – Мы их почти всех укокошили. Разве нет?» 
 Нас продолжали атаковать каких-то три бульдопитека и пара железных пауков, причем один – поврежденный. 
 «На подходе следующая волна. И с нею вам не справиться». 
 Я отвлекся от происходящего рядом и с помощью имплантов заглянул подальше. А обнаружив то, что двигалось на нас с запада и севера, вспомнил множество очень неприличных слов. 
 Носороги, боты, рапторы, адские косильщики и даже парочка перекати-зон. 
 Минут пятнадцать, и эта разношерстная братия окажется тут, и возьмет нас в тесный, смертельный захват. Создаст такую плотность атаки, что мы не сможем носа высунуть из убежища, а затем неизбежно погибнем. 
 «Что ты предлагаешь?» 
 «Отходите к нам, – предложил Гарик. – Мы все равно будем обороняться, пока не получим приказ на отступление. Три ствола нам не помешают, как и вам – более надежная позиция». 
 Последний бот зачадил и замер, на поле боя остались два бульдопитека. 
 – Парни, слушайте меня внимательно, – сказал я поспешно. – Герр Рудольф зовет нас к себе. Я советую принять его приглашение, иначе новая волна чугунков смешает нас с пеплом. 
 – Сражаться вместе с бойцами Хистера? – спросил Колючий с отвращением. 
 – Уж лучше с ними, чем против них, – буркнул Синдбад. – И для чугунков мы все на одно лицо, ты забыл? 
 – Значит, решено, – подвел я итог и сообщил в М-фон: «Прикрывайте, мы идем». 
 «Хорошо», – отозвался Гарик. 
 Едва мы выскочили на открытое место, как оба уцелевших бульдопитека кинулись в нашу сторону. Прорвавшийся через дырку в облаках луч солнца блеснул на заостренных, покрытых шипами лезвиях. 
 Колючий выстрелил из «мегеры», и один из чугунков превратился в груду металлолома, но второй с грохотом и лязгом помчался за нами. Он даже ухитрился прыгнуть, точно раптор, недалеко, метров на пять, но для тяжелой гусеничной машины и это – не самый простой трюк. 
 Но герр Рудольф и его онемеченные хлопцы не дремали – одна-единственная ракета, и биомех скрылся в облаке огня. 
 – Готов, – пропыхтел я, с бега переходя на скорый шаг. 
 Спешить нужно было по-прежнему, оставалось немного времени до того, как первые чугунки из новой волны атаки доберутся до окрестностей тамбура, но я, честно говоря, еле волочил ноги. 
 Вырвавшиеся вперед спутники остановились дружно, как по команде, и обернулись. 
 – Ты чего? – спросил Синдбад. 
 – Так, притомился маленько. – Я выдавил из себя довольно жалкую улыбку. – Эх, нажмем! 
 Пыхтя и оступаясь, как дряхлый инвалид, я все же взобрался на покрытый трещинами холм, на вершине которого устроилось покосившееся здание, бывшее до Катастрофы универмагом. 
 Торнадо гипертоннеля вращалось среди разрушенных складов, покосившихся эстакад, груд земли, обломков непонятного происхождения. Сам магазин, более-менее уцелевший, служил егерям опорным пунктом, из которого они контролировали тамбур и окружающие территории. 
 На крыше располагались наблюдатели, торчали какие-то антенны, превращенные в амбразуры окна щетинились разнообразными стволами, подходы, насколько я мог видеть, были заминированы. 
 Причем, когда мы только появились в локации, опорный пункт был брошен, и не просто оставлен, а аккуратно эвакуирован – похоже, егерям было не впервой уходить отсюда под давлением превосходящих сил чугунков, а затем возвращаться на насиженное место. 
 Герр Рудольф встретил нас снаружи – забрало поднято, голубые глаза холодны и спокойны, за спиной двое бойцов. 
 – Вы вовремя, – сказал он. – Следуйте за мной. 
 Вслед за Гариком и его бравыми «зольдатен» мы спустились в вырытую у стены яму и через замаскированный лаз проникли в просторный подвал, разделенный перегородками на множество секций. 
 Тут был настоящий командный пункт, небольшой склад и даже медпункт. 
 – С этого момента я временно принимаю вас в ряды «Ковчега», – сообщил герр Рудольф, – в качестве бойцов фольксштурма. Вы обязаны беспрекословно выполнять мои приказы, а также распоряжения офицеров и унтер-офицеров. Насколько это вам понятно? 
 Колючий запыхтел, как поставленный на огонь чайник, но я ткнул его локтем в бок и сказал: 
 – Все понятно. Куда деваться? 
 Или мы временно встанем под знамена Хистера, или нас выкинут на растерзание биомехам. 
 – Зер гут. – Раньше Гарик не имел обыкновения щеголять немецкими словечками, но с вольфами жить, как известно, по-вольфьи выть. – Унтер-офицер Гюнтер выдаст вам боеприпасы, а затем вы поступаете под начало лейтенанта Эриха, командира восточного сектора. 
 – Как скажете, герр спаситель, – кисло пробормотал Синдбад. 
 Оно и понятно. «Ковчег» – группировка одиозная, слава у нее похуже, чем у «Пламенного Креста», и в иной ситуации я бы ни за что не встал в один строй с «экологами». Но сейчас лучше засунуть собственные предпочтения поглубже в прямую кишку и попытаться просто уцелеть под натиском чугунков, для которых врагами являются все люди. 
 Военные, узловики, вольные ходоки – без разницы. 
 И мы принялись изображать из себя дисциплинированных фольксштурмовцев. Унтер-офицер Гюнтер, к которому мы направились, оказался дородным чуваком с роскошными пшеничными усами. 
 – Боеприпасы им? – заворчал он, едва мы явились в служивший ему обиталищем уголок подвала. – А больше ничего не хотите? Может, вам по «Плети» выдать? Или по универсальному маркеру? 
 Но, как всякий снабженец, он оказался на диво запаслив, и вскоре подсумки наши потяжелели, и мы отправились наверх, туда, где негромко тарахтели «карташи» и слышались отрывистые приказы. 
 Восточный сектор обороняли пятеро егерей, и командовал ими лейтенант Эрих – долговязый, в исчерканном свастиками боевом костюме и рунами СС на старомодном шлеме. 
 – Где шляетесь?! – злобно рявкнул он на нас в лучших прусских военных традициях. – Отставить! Смирно! 
 Я вытянулся, по мере сил изображая усердие, краем глаза заметил, как побагровел Колючий. 
 – Как стоите... – Лейтенант презрительно сплюнул. – Одно слово – гражданские. К амбразуре, быстро! 
 Место нам досталось на правом фланге сектора, у двух окон, заложенных мешками с землей. Я выглянул в одно из них и обнаружил склон холма, уходящие к горизонту руины и затянутое облаками небо. 
 Типичный для Пятизонья пейзаж. 
 И тут грохнуло, завибрировало, стены затряслись – биомехи решили попробовать старый универмаг на прочность и сразу пустили в дело серьезный калибр. 
 – К отражению атаки приготовиться! – гаркнул лейтенант Эрих, и я подумал, что к концу этого боя точно оглохну. 
 
 
 
 Глава 15 
 Зигзаг фортуны 
 
 10 февраля 
 Поначалу мы могли только догадываться, как развиваются события – напор выдерживали бойцы северного и западного секторов, нам оставалось только лежать и пялиться в амбразуры. Чугунки, похоже, наступали, но пока без особого воодушевления, и взять нас в кольцо не пытались. 
 Так что когда в поле моего зрения появился покрытый дырами носорог, я даже обрадовался. 
 – Без команды не стрелять! – напомнил о себе лейтенант, и я неохотно расслабил палец, лежавший на спусковом сенсоре. 
 Вслед за первым биомехом возник второй, третий, так что пришлось нам вступить в дело. Рванули в атаку настырные боты, и с придушенным хрипом свалился на пол один из егерей. 
 Луч армгана с легкостью прошел через мешки с землей. 
 – Карл, доставь раненого к медику! – велел лейтенант, становясь к опустевшей амбразуре. – Остальным – усилить огонь! 
 Мы стреляли и стреляли, работали ЭМИ-излучатели и ракетные установки, но чугунки давили, словно одержимые, и было их на диво много. За три года в Пятизонье я не видел, чтобы они собирались в таком количестве, да еще и представители разных видов. 
 На наше счастье, драконов и бронезавров среди атаковавших не имелось. 
 Зато остальных хватало с избытком, и на место подбитых становились новые, и порыв их не угасал. 
 – Вроде бы полегче стало... – заявил Синдбад, когда мы совместными усилиями завалили носорога. 
 – Всем внимание! – перекрыл его голос рев лейтенанта. – Всем приготовиться к эвакуации! Вариант два – полный, время – триста секунд! Наша ответственность простирается... 
 Воспользовавшись тем, что напор ослабел, хистеровцы собирались отступить! 
 «Гар... герр Рудольф, что такое?» – позвал я через М-фон. 
 «Мы не можем зря терять бойцов и тратить боеприпасы, – ответил он. – Их натиск слишком силен. Я связался с командованием и получил приказ отходить. А у нас принято выполнять приказы». 
 «А нам что делать?» 
 Он помолчал некоторое время, а затем сказал: 
 «Вы можете уйти с нами. Или... – тут новая пауза. – Уйти через тоннель». 
 Проклятье, одно другого хуже! Отдавшись на милость бойцов «Ковчега», мы рискуем навеки остаться в его рядах, а уйдя из локации, лишимся возможности дождаться тут дубля! 
 – Вот лахудра! – прорычал я, сжимая кулаки. – Что будем делать, парни? Как рвать когти? 
 И я быстренько обрисовал спутникам ситуацию. 
 – Гипертоннель, – быстро сказал Колючий, и Синдбад поддержал его кивком. 
 Узнав о нашем решении, герр Рудольф ни единым словом не показал, как он к нему относится. 
 «Где выход, вы знаете, – сказал он. – Двигайте, вас пропустят. И – удачи, Лис». 
 «И тебе, Гарик», – бросил я в ответ. 
 Мы покинули место у амбразуры и торопливо двинулись к лестнице, ведущей в подвал, где находился устроенный егерями лаз. Лейтенант Эрих проводил нас лютым взглядом, но приказ уже достиг его М-фона, и поэтому командир восточного сектора промолчал. 
 Универмаг был полон бойцами «Ковчега» – несущими какие-то ящики, разобранные на части ЭМИ-излучатели или просто бегущими по своим делам. Каждый из них точно знал, что ему делать и куда идти, и суета выглядела молчаливой и целенаправленной, словно мы имели дело не с людьми, а с муравьями. 
 В подвале все было так же – унтер-офицер Гюнтер командовал таскавшими ящики рядовыми, двое егерей разбирали оборудование медпункта, доносился топот и отрывистые реплики. 
 – Ну что, готовы, ребятишки? – спросил я, когда мы оказались у входа в идущий наружу лаз. 
 – Еще как, – со смешком бросил Синдбад. – Только надо решить, куда мы отправимся. 
 Точно! А я в суматохе совсем и забыл об этом! 
 Крым – отпадает, делать там нечего, да и узловики буду очень рады видеть беглого Лиса. Остаются Сосновый Бор, Москва и Старая Зона, и ни одна из этих локаций не лучше других. 
 – Только не Питер, – прошептал Колючий умоляюще. – Там... единоверцы... 
 Понятно, мальчишка не горит желанием встречаться с бывшими соратниками. 
 – Тогда, если никто не возражает, помчимся в столицу, – решил я. – Или кто-то возражает? 
 Никто ничего не сказал, и я вошел в лаз, достаточно широкий, чтобы плечистый мужчина в боевом костюме чувствовал себя тут вольготно. Дверь открылась сама, обнажив узкую щель, в какую человек протиснется, а вот чугунок – нет, разве что мелкий, да и тот все бока обдерет. 
 Оказался в яме я в тот момент, когда в стену над ней врезался снаряд, выпущенный из импульсной пушки. Сверху посыпались куски кладки, обломки кирпичей, а один, почти целый, шарахнул меня по башке. 
 Если бы не шлем – точно бы прическу испортил. 
 Сил у меня было немного, но я не пожалел потратить часть их на форс-режим. Мир выгнулся громадной сферой, поползли по ее внутренней поверхности кляксы «меток». Три обнаружились совсем рядом, небольшие, но быстрые, еще две – в ближайших окрестностях. 
 – Придется пошустрить и немножко пострелять, – сказал я, вываливаясь из форс-режима и пытаясь отдышаться. – На нашем пути ко входу в тоннель пять ботов, и вряд ли они пропустят нас просто так. 
 Мы выскочили из ямы, будто очень злые, плохо воспитанные, но хорошо вооруженные демоны. Ближайший андроид не успел даже вздрогнуть, как башка его разлетелась на мелкие кусочки. Паукообразный чугунок дал по нам очередь, но, мягко говоря, неточную, и угодил прямиком в здание универмага. 
 А мы понеслись вдоль стены туда, где располагался вход во внутренний двор. 
 «Наверняка у егерей есть туда прямой выход из здания, – подумалось мне в этот момент. – Да только герр Рудольф предпочел утаить его от нас. Хотя я на его месте поступил бы точно так же». 
 А потом на отвлеченные мысли не осталось времени. 
 Пришлось залечь, чтобы не попасть под огонь выскочившего на нас колесного бота. Попотчевав его гранатой и полюбовавшись, как летит вверх обугленная башня, мы сделали новый рывок. 
 Вновь спрятались, на этот раз в остатках лишенного крыши склада. 
 Отсюда до вихря оставалось всего метров двадцать, и он был виден во всей красе – неторопливо вращающаяся серая громадина. 
 – Маркеры к бою. – Я вытащил из подсумка крохотный приборчик. – На счет «три» побежали... 
 Егеря еще стреляли со стен опорного пункта, но не так активно, и обнаглевшие чугунки подбирались все ближе. Два бота крутились у входа во внутренний двор, на его территорию не совались, но держали торнадо под прицелом. 
 Ох, непростая будет пробежка... 
 – Раз... – начал я считать, взвешивая на ладони плазменную гранату. – Два... – Граната отправилась в полет. – Три! 
 Мы выскочили из убежища, чугунки заметили нас, и тут ГП-1 рванула перед самыми их мордами. Даже если не повредила железякам, все равно скрыла нас на несколько очень важных мгновений. 
 На первом же шаге я споткнулся, равновесие удержал, но потерял скорость. 
 Избавленные от такой конфузии Колючий и Синдбад значительно опередили меня. Беглый праведник первым растворился в зыбком мареве гипертоннеля. Бритоголовый обернулся, бросил на меня обеспокоенный взгляд, но, увидев, что все в порядке, активировал маркер и исчез. 
 Вокруг меня засвистели пули – уцелевший бот решил отправить мне прощальный привет. 
 – Накося, выкуси! – рявкнул я, прыгая в вихрь. 
 Через какое-то время я шлепнулся на покрытые тонким слоем снега камни, и от неудачного движения шрам на лице пронзила резкая боль. Я зашипел змеей, которой непочтительно наступили на хвост, перекатился в сторону и уперся спиной во что-то твердое. 
 – О, какая приятная встреча, – произнес кто-то знакомым голосом. – Сегодня Священный Узел благоволит своему слуге. Я думаю, ты тоже не будешь с этим спорить, Лис? 
 – Не буду. – Я сумел-таки сконцентрироваться и поднять взгляд. 
 Он стоял в нескольких шагах – самодовольный, облаченный в чистую, без подпалин и грязи броню, и на физиономии его красовалась надменная, торжествующая улыбка. 
 Брат Рихард, приор московской локации. 
 Самое время пустить в ход «Шторм» и пристрелить ненавистного узловика, да только и у него «карташ» на шее не для красоты, а меня все еще потряхивает после прохода через тоннель. 
 – Только я что-то не рад... – сказал я. 
 Меня выкинуло на северном склоне кратера, на участке, почти свободном от руин, и вышвырнуло, стоило признать, прямо в лапы очень не вовремя случившегося тут брата Рихарда. Синдбада и Колючего я по соседству не увидел, вообще никого не заметил, а к тому, чтобы как следует осматриваться с помощью имплантов, ситуация совершенно не располагала. 
 – Ничего, твои эмоции меня не интересуют и в счет не идут. – Узловик потер крючковатый нос. – Не вздумай хвататься за оружие. Медленно поднимись и заведи руки за голову. 
 – Как скажешь, морда... – Я не стал тянуться к ИПП и играть с братом Рихардом в любимую игру ковбоев. 
 Вместо этого я бросился на него, чтобы сбить с ног, повалить и придушить. 
 Рукопашному бою меня в свое время учили, причем жестоко, и не всяким там красивым приемчикам, годным только для постановочных драк. Меня натаскивали выводить людей из строя, быстро и максимально эффективно, и происходило это в скрытом от чужих глаз тренировочном лагере. 
 И было это неимоверно давно, целых пять лет назад. 
 Так что план мой имел шансы на успех, но узловик оказался тоже не лыком шит... 
 Я врезался в него и почти зацепил за шею. Но брат Рихард устоял и ужом вывернулся из моего захвата. Я на мгновение замешкался и получил сильнейший удар по затылку. 
 Шлем шлемом, но в черепушке у меня загудело. 
 – Ах ты, гад... – только и успел вякнуть я, как оказался прижатым к земле и обезоруженным. 
 Сказалось то, что он был бодр и полон сил, а я – измучен до предела. 
 – Норовистый паренек, – проронил узловик, и я потерял сознание. 
 В чувство меня привели совершенно расточительным способом – плеснули в лицо водой. Не капнули, не брызнули, а словно вылили целое ведро, а то и небольшой бочонок. 
 В Пятизонье, где годная для питья жидкость встречается нечасто и представляет собой большую ценность, ее стараются беречь. Но братья-рыцари могли позволить себе такие траты, или я и вправду представлялся им крайне ценным пленником. 
 Обычному съездили бы пару раз по физиономии, и все дела. 
 Я открыл глаза и с отвращением уставился на брата Рихарда и двух его бравых сотоварищей. 
 – Руки мы тебе связали, оружия лишили, М-фон заглушили, – сообщил мне приор московской локации. – Так что дергаться не пытайся. Твоя участь предрешена, видит Узел, и лучше бы тебе смириться с ней. 
 Я сел, встряхнул головой, избавляясь от щекотавших кожу капель. 
 Мы находились там же, на северном склоне кратера, примерно на середине его высоты, неподалеку от выглядевшего целым коттеджа. Помимо облаченного в красивые «доспехи» любителя поговорить, вокруг толпились еще пятеро рыцарей, и не было видно никаких следов Синдбада и Колючего. 
 Похоже, эти двое куда-то запропастились во время переноса. 
 Грустно, конечно, что никто не придет мне на помощь, но, с другой стороны, хорошо, что мои спутники не угодили в плен к Ордену. Они, если разобраться, тут совсем ни при чем, и «палачей» интересовали лишь как помеха на пути к овладению «материалом для исследования». 
 – И не надейся! – заявил я, буравя брата Рихарда мрачным взглядом. – Не смирюсь! 
 – Ну, не смиряйся, – неожиданно легко согласился он. – В любом случае это ничего не изменит. 
 – В Цитадель потащите? 
 Тут на хищной физиономии приора московской локации объявилась улыбка, самодовольная и хитрая, как морда кота, умудрившегося стащить из кладовой копченую рыбину. А в следующий момент брат Рихард шагнул ко мне, присел на корточки и заговорил тихо-тихо, почти интимно: 
 – Ты думаешь, Командор Хантер что-то знает о тебе? Ни в коем случае. И не узнает. Ты достанешься мне, и только мне, и твоя копия тоже. – Тут я вздрогнул, вспомнив о дубле. – Если надо, я разберу вас на молекулы, но выясню, как функционирует « Мультипликатор». 
 – Зачем? 
 – Ты не понимаешь? – Он посмотрел на меня с жалостью. – Если я смогу понять, как он работает, то сумею это использовать и получу возможность изготовить столько покорных моей воле бойцов, сколько нужно. И тогда можно будет воплотить в жизнь любые, самые смелые планы. 
 Ба, а слухи-то оказывается не врали – приор московской локации и вправду властолюбив, мечтает подняться на ступеньку повыше, сковырнуть главу Ордена и занять его место; или даже круче – основать собственную группировку и попытаться подмять под себя остальные. 
 А я – всего лишь вовремя подвернувшаяся ступенька в той лестнице, что приведет брата Рихарда наверх. 
 – Мои люди мне всецело преданы, – сказал он, – так что нет смысла кричать «Измена!» Смирись, покорись моей воле, – голубые глаза зажглись огнем, – и я оставлю тебя в живых. 
 – Ага, как же, – я покивал. – Свежо предание, а верится с трудом. 
 – Как хочешь. – Брат Рихард поднялся. – Вставай, нам пора идти. 
 – И не подумаю, – и я улыбнулся во всю наглую рыжую физиономию. 
 Я собирался до последнего играть роль гордого пленника – если рыцарям нужно меня куда-то доставить, пусть тащат все мои килограммы на загривках или запрягают чугунка, а сам я не шевельну и пальцем. 
 Брат Рихард посмотрел на меня с удивлением, перевел взгляд на стоявшего рядом могучего брата и кивнул. Узловик, габаритами напоминавший шкаф с антресолями, снял с пояса некий предмет, похожий на парикмахерскую машинку. Зачем-то взвесил его в руке, задумчиво пожевал губами и наклонился ко мне. 
 А в следующий момент выяснилось, что я чертовски мало знаю о боли. 
 Эта хреновина напрягла, как показалось, все до единого нервы в моем теле, даже те, которые вроде бы давно атрофировались. Я ослеп и оглох, потерял возможность связно мыслить. Рассудок, сила воли, прочая сознательная требуха мигом отлетели прочь, и я забился в агонии, заорал во всю глотку. 
 Когда боль исчезла, я понял, что на самом деле не вымолвил ни звука, сижу неподвижно, и лишь по телу гуляют отголоски судорог, эхо пережитых только что мучений. 
 – Это устройство называют по-разному, – сказал брат Рихард. – А знать принцип его работы тебе вовсе не обязательно. Главное – привыкнуть к его воздействию невозможно и противостоять – тоже. При этом реальных повреждений оно не оставляет, все твои импланты и внутренние органы в полном порядке. 
 – Рад... – говорить было трудно, слюна казалась густой и горькой, как смола. – Рад это слышать. 
 – Одной демонстрации достаточно? – в голосе приора звучала почти отеческая забота. 
 – Хм... – Я глянул на рыцаря, державшего «парикмахерскую машинку». 
 Он выглядел спокойным, даже мрачным, и удовольствия от происходящего не получал. Зато брат Рихард, судя по довольной харе, просто тащился, наблюдая за пытками. 
 – Достаточно? – повторил он. 
 Мне очень хотелось ответить «нет», но я знал, что это ничем не поможет – сам я готов терпеть и держаться, но тело, предательское тело при дальнейших пытках возьмет верх над рассудком и сделает все, чтобы прекратить мучения. 
 Там же, где и рукопашному бою, меня научили и искусству допроса, а преподавал его старый, покрытый шрамами араб родом откуда-то из Ливана. От него я узнал, что при терпении и некотором навыке «расколоть» можно самого стойкого человека, главное – обращаться не к разуму, а к телу. 
 «Боль вопрошает, и она же отвечает», – любил приговаривать он. 
 – Да, – сказал я, и поднялся на ноги. 
 – Вот и отлично. – Брат Рихард кивнул здоровяку, и тот повесил «парикмахерскую машинку» на место. 
 Я ждал, что мы отправимся ко входу в гипертоннель, но вместо этого меня повели в обход торнадо по склону кратера: двое рыцарей спереди, двое по бокам, а позади сам приор в компании брата с пыточным приспособлением – дабы у ценного пленника не возникло и мысли о том, чтобы удрать. 
 Я шагал со связанными за спиной руками, и в голове крутилась дурацкая песня из старого фильма, пела которую бойкая малолетка с корзинкой: «Аа, в Африке горы вот такой вышины! Аа, в Африке реки вот такой ширины! Аа, крокодилы, бегемоты, аа, обезьяны, кашалоты, аа, и зеленый попугай...». 
 За крокодилов-бегемотов вполне могли сойти мои пленители. 
 Ну а я тянул на ощипанного попугая с подрезанными крыльями. 
 В отряде узловиков имелся проводник, и поэтому все попадавшиеся ловушки мы аккуратно обошли и начали подниматься в сторону улицы Берзарина. И тут наверху, за пределами кратера, мои импланты уловили некое шевеление – двинулось что-то большое, снабженное мощным источником энергии. 
 То же самое засек рыцарь-проводник, и мы остановились. 
 Я повертел головой, пытаясь хотя бы с этого ракурса обнаружить Колючего с Синдбадом, но окрестности тамбура были пусты. С этими двумя, похоже, гипертоннель сыграл злую шутку – то ли слегка придержал у себя, то ли выкинул в другую локацию. 
 Подобные вещи случались, а порой сталкеры вообще пропадали во время самого обычного перехода, имея при себе активированный маркер. В то, что такое могло произойти с моими спутниками, верить не хотелось, но вера – штука эфемерная, а объективная реальность – вот она, полюбуйтесь. 
 Узловики коротко посовещались с помощью М-фонов, чтобы я не слышал, и мы пошли дальше. 
 – Шагай шустрее, – сказали мне, когда я вздумал споткнуться, и ткнули в спину стволом «карташа». 
 Не то чтобы больно, но неприятно. 
 Мне захотелось обернуться, но я сдержался. 
 Тут мы вышли к границе кратера, и нашим глазам открылась панорама локации – руины, отдельные сохранившиеся здания, среди них заросли автонов там, где ранее была улица генерала Глаголева. 
 Не знаю, что именно заставило меня среагировать – то ли некое звериное чувство опасности, интуиция, доставшаяся от предков, тех самых, что знали о крокодилах-бегемотах не понаслышке, то ли послевкусие от форс-режима, комплекс сигналов от имплантов, дающий объемную картинку реальности. 
 В любом случае, уловив, как дрогнули очертания разрушенного дома в стороне улицы Паршина, я рухнул, словно подкошенный. 
 – Что... – начал брат Рихард, но я не слушал его, я смотрел туда, где трясся и шел волнами воздух. 
 Мелькнула низкорослая человеческая фигурка, и рядом с ней проступили очертания бронезавра: спаренная пушка, похожие на грибы наросты на серо-черной «шкуре». 
 Человек махнул рукой, и двоих рыцарей, составлявших авангард маленького отряда, словно ветром сдуло. Только негромко чавкнуло, и на камнях остались капли тягучей багровой слизи. Затрещал «карташ», но пули с визгом срикошетили от брони чугунка, не причинив ему ни малейшего вреда. 
 Стоявший рядом с бронезавром тип оскалился, блеснули металлические зубы, и я узнал эту мерзкую рожу. 
 – Циклоп... – прошептал я. 
 Гнусный джинн, провалиться ему в преисподнюю, все это время ждал меня рядом с Курчатником, да еще не просто лапу сосал – отыскал и подчинил собственной воле бронезавра! 
 А увидев меня в лапах «палачей», возмутился и решил вмешаться. 
 В сторону чугунка полетела граната, но Циклоп остановил ее играючи – заставил воздух на пути ГП-1 затвердеть, и она взорвалась, не пролетев и двадцати метров. Я вжался мордой в землю, залегшие братья-рыцари сделали то же самое, и плазменный вал промчался над нашими спинами. 
 – Бить по человеку! – приказал приор, и узловики открыли огонь. 
 Циклопу пришлось, в свою очередь, укрыться, но покорный его воле бронезавр рыкнул и пополз вперед. Дважды выстрелил из импульсной пушки, но снаряды прошли выше и с воем умчались в неизвестность. 
 Пребывание в плену у брата Рихарда не входило в мои планы, но бесславная гибель там тоже не значилась. 
 – Рыжим море по колено... – пробурчал я, исподтишка оглядываясь. 
 Справа приор и рядом с ним – двое рыцарей, слева – всего один воин Ордена, а позади – никого, и в пяти шагах – край кратера. Правда, у меня связаны руки, и активировать маркер, если хотя бы один оставили в моем подсумке, я не смогу, даже вытащить не сумею. 
 Но лучше рискнуть и прыгнуть в вихрь наугад, чем лежать тут и ждать, кто победит: джинн-маньяк, собирающийся меня убить, или приор-властолюбец, чьи намерения не столь банальны. 
 Я дождался очередного выстрела – луч бронезаврового армгана зацепил одного из узловиков – вскочил и бросился бежать. 
 – Стой! Куда?! – рявкнул брат Рихард, но я даже не задержался, чтобы сделать ему ручкой. 
 Нырнул в кратер, как пловец – в незнакомый водоем, и помчался вниз по склону. В лицо ударил холодный, пахнущий гарью ветер. Под ногами зарокотали камни, вновь заныл проклятый шрам. 
 Это выглядело полным бредом – я мог споткнуться, упасть и сломать шею или просто расквасить нос, отправленный в погоню рыцарь имел шансы прострелить мне ноги или догнать меня. Но я бежал, надсадно хрипя и перескакивая через трещины, морщился от колющей боли в боку и надеялся только на одно – добраться до входа в гипертоннель, добраться и окунуться в его пыльные струи. 
 Делать это, не активировав маркер определенной локации, – крайне опасная затея. 
 Меня могло вышвырнуть в произвольной точке любого из четырех тамбуров, причем вышвырнуть поврежденным – без печени или руки, с ногой, плоть в которой заменена свинцом или плутонием, с проникшей в тело нанодрянью, вроде той, что таскает в себе Мангуст, или с банально «перегоревшими» от запредельной нагрузки мозгами. 
 Я встречал пару бедолаг, неудачно проделавших этот трюк, – один заикался, пускал слюни и не мог вспомнить собственного имени, а второй хромал на кустарном, в Пятизонье изготовленном протезе. 
 Но в этот момент я был готов и на то, и на другое, лишь бы не иметь дел с Циклопом и братом Рихардом. 
 – Беги, беги... – прошипел я сквозь сжатые зубы, и тут вихрь, вращающийся на дне кратера, дрогнул, по его бокам побежали вереницы зеленоватых вспышек: микропульсация, признак того, что сейчас кто-то выйдет из туннеля. 
 Человек появился на склоне чуть в стороне от моей траектории – боевой костюм, шлем, «мегера» в руках. Я собрался пронестись мимо, не дав сталкеру с картечницей возможности помешать мне, но услышал удивленное «Лис?» 
 Резкое торможение на большой скорости чревато падением, но я ухитрился каким-то образом остановиться, не шлепнувшись при этом. 
 – Колючий? – спросил я, не веря собственным глазам, и торопливо посмотрел через плечо. 
 Склон гигантской воронки уходил вверх, неровный, усеянный обломками, пересеченный трещинами и совершенно безлюдный. Лишь что-то вспыхивало над самым краем там, где продолжался бой – рыцари Ордена против джинна и покорного его воле биомеха. 
 – Здорово, что ты нашелся! – обрадовано воскликнул мальчишка, и тут он заметил, что руки мои связаны за спиной, на плечах нет рюкзака, а на шее не болтается «Шторм». – Эй, что с тобой? 
 – Старого знакомого встретил, – ответил я. – Где Синдбад? Надо убираться отсюда. 
 – Не знаю... должен появиться. – Колючий закрутил головой. 
 – Ладно, пока освободи меня. – Я повернулся к нему спиной, и тут импланты дали мне понять, что колонна вихря дрогнула, и рядом с ней появился еще один человек, на этот раз – вооруженный «карташом». 
 Ловкие руки ощупали мои запястья, кожи коснулось что-то холодное, хрустнуло, и я понял, что свободен. Поспешно стащил с головы «глушилку», похожий на обруч прибор, что лишает возможности пользоваться М-фоном. 
 – Это чем вы тут занимаетесь? – спросил Синдбад еще издали. 
 – Готовимся к бегству. – Я вновь глянул в ту сторону, откуда прибежал. 
 Никого не было видно, но я помнил, что и Циклоп, и брат Рихард – метаморфы, а значит, могут спрятаться так, что даже я обнаружу их только в непосредственной близости. Вполне возможно, что сейчас вниз по склону торопится кровожадный джинн, или узловики спешат к нам, пылая священной яростью – как же, этот наглый Лис посмел удрать? 
 Догнать и помучить негодяя как следует! 
 – К бегству? – Колючий убрал в ножны на поясе иззубренный десантный нож. – Но от кого удирать? 
 – Долго объяснять. Маркеры у вас есть? – Я обыскал подсумки и понял, что они пусты. – И один на меня? Нужно как можно быстрее убраться отсюда! Поверьте мне! Поверьте! 
 В глазах Синдбада отразилось сомнение, но он не стал спорить. 
 – Куда направимся? – спросил он. – В Старую Зону или... 
 – Она вполне сгодится! Быстрее! – Я чуть ли не выхватил маркер у него из руки и побежал ко входу в гипертоннель. 
 Оглянувшись, я с радостью увидел, что спутники следуют за мной и что за нами вроде бы никто не гонится. Облегченно вздохнул, активировал маркер, сделал два шага и покинул московскую локацию. 
 На этот раз тоннель не стал капризничать и выбросил нас троих одновременно в одном месте. 
 – Интересно, кто нас тут встретит? – спросил я, поднимаясь с колен и оглядывая пейзаж: куча обломков, руины атомной станции, забор. – Праведники? Егеря? Воскресший Антипа? 
 – Ты что, спятил? – деловито осведомился Синдбад. – Что с тобой случилось? 
 Никто не спешил на нас нападать, даже просто интересоваться нами. Чугунков в окрестностях не наблюдалось, они копошились, как обычно, на развалинах Припяти. Людей рядом, если верить имплантам и органам чувств, не было вообще. 
 – Давай отойдем, и я все расскажу. 
 Это прозвучало достаточно разумно, и новых предположений о моем душевном нездоровье не последовало. Мы оставили тамбур за спиной и укрылись среди поросших автонами холмов к юго-западу от станции. 
 Я попросил у Колючего фляжку и напился. 
 – Ну? – спросил Синдбад тоном строгой учительницы, в лапы которой попался опоздавший на урок ученик. 
 – Где вы болтались, засранцы? – спросил я, решив отложить «чистосердечное раскаяние» на потом. 
 – Да нигде, – ответил беглый праведник с удивлением. – Бог все видит, как вошли в тоннель, так из него и вышли. 
 – Отстав от меня почти на полчаса, – я судорожно хихикнул. – Наверняка с экскурсией в Узле побывали. Ну и как там, интересно? Атомного Демона видели? А его сундуки с сокровищами? Но, в общем, удачно получилось – вовремя вы явились, чтобы меня спасти... 
 Колючий удивленно лупал серыми глазами, а вот Синдбад смотрел на меня спокойно. Он понимал, что мне нужно сбросить нервное напряжение, выговориться и успокоиться. 
 Гипертоннели порой выкидывали шуточки со временем, да такие, что не снились обычным «тайм-кодам». Так что причин не верить спутникам у меня не было – покинули Новосибирск мы одновременно, но вот они почему-то подзастряли в пути. Может, и вправду, в Узле побывали, только ведь не расскажут ничего – память о таких визитах не сохраняется. 
 – Ну что, ты пришел в норму? – спросил бритоголовый. – Или пусть наш бионик тебя полечит? 
 – Не надо, я в порядке, – поспешно сказал я. 
 – Тогда рассказывай, язви меня джинн! Куда оружие дел? И кто тебя связал? 
 Пришлось мне вспоминать все – с того момента, как меня выкинуло прямо под ноги брату Рихарду. И неудачную попытку пойти врукопашную, и «парикмахерскую машинку», и Циклопа с послушным бронезавром на веревочке. 
 – Да, немыслимо, – оценил ситуацию Синдбад, когда я выдохся и замолчал. – И что дальше? 
 – Не знаю, – я пожал плечами. – Я гол и бос, почти как тогда, ночью... – При воспоминании о том «приятном» моменте, когда я очнулся в сугробе, кулаки мои сжались сами. – В Москву нам дорога заказана, в Академзону тоже, остается сидеть и ждать очередного «видения»... 
 Подобный вариант мне не нравился, и в первую очередь потому, что при нем все зависело от случая. Никто не знает, когда произойдет очередной коннект с дублем, произойдет ли вообще и каким образом. 
 Может быть, проникший в мое тело чужак решит уничтожить не моих спутников, а меня самого? Выстрелит мне же в брюхо, и я вернусь в собственный мозг лишь для того, чтобы как следует помучиться и откинуть копыта. Или на этот раз я не пойму, где находится моя копия, не узнаю места или не получу достаточно информации, и все мои усилия пойдут прахом? 
 Все вероятно, даже самое невероятное, и лучший предсказатель надорвется, пытаясь распутать этот клубок. 
 – Насчет того, что ты гол и бос – это легко исправимо, – сказал Синдбад. – Я дам тебе «Страйк» и патронов к нему. Колючий, я думаю, оторвет от сердца несколько гранат. Ведь так? 
 – Конечно, – беглый праведник с готовностью кивнул. 
 Одного у бывшего единоверца Иеровоама не отнять – парень он не жадный. 
 Я взвесил импульсный пистолет в руке и убрал в кобуру. Рассовал магазины и гранаты по подсумкам и почувствовал себя чуточку увереннее. Достаточно, чтобы ощутить, что брюхо давно опустело и его неплохо бы наполнить. 
 Вопрос «А не пора ли нам пожрать?» вызвал в наших рядах предсказуемое и приятное оживление. 
 – Продуктов осталось не так много, – сообщил Синдбад, пошарив в рюкзаке. – Так что надо либо слегка поджаться, либо заглянуть к кому-нибудь из торговцев. Деньги у меня есть. 
 Мне только и осталось, что досадливо поморщиться – узловики обыскали меня тщательно, забрали все, не исключая универсальных карточек, и обрекли меня тем самым на паразитическое существование. 
 Даже ложку мне пришлось брать взаймы у Колючего, у которого, к счастью, была запасная. 
 – Чувствую себя побирушкой, – сказал я, вскрывая консервную банку. 
 – Ешь и не отсвечивай, – посоветовал Синдбад. – Лучше быть живым побирушкой, чем мертвым царем. 
 – Тоже мне, тень Ахилла, – пробурчал я и принялся за консервы. 
 Шкрябая ложкой по стенкам банки и пережевывая волокнистое, не жесткое, но какое-то безвкусное мясо, я ощутил неожиданное глубокое умиротворение. Только в этот момент я, похоже, до конца осознал, что ушел из рук захвативших и обезоруживших меня рыцарей, то есть практически совершил невозможное. 
 Я знал, что брат Рихард, если он уцелел в схватке с Циклопом, не оставит преследования. Понимал, что и сам джинн не сойдет с моего следа, пока не убьет меня или не подохнет сам. Прекрасно осознавал, что топчет Пятизонье дубль, которого я сам должен уничтожить во что бы то ни стало. 
 Но я был доволен жизнью и почти счастлив, несмотря на унылое настоящее и туманное будущее. 
 – Ну что, пан командир, что делать будем? – спросил Синдбад, когда мы закончили трапезу. 
 – Честно говоря, не знаю, что и предложить, – признался я. – Разве что сидеть и ждать, пока не случится нового «сеанса связи». А для этого нужно отобрать у меня оружие, а еще лучше – связать, чтобы дубль не натворил глупостей. 
 – Может быть, переберемся в Казантип? – предложил Колючий. 
 Мы вдвоем посмотрели на него скептически, но беглый праведник и не подумал смущаться. 
 – А чего? – сказал он. – В Москве, Сосновом Бору, Новосибирске и Академзоне дубль уже побывал. Остался только Крым. Кроме того, там нас не будет искать даже брат Рихард. Никому не придет в голову, что сталкер, за которым гоняются рыцари, укроется рядом с их Цитаделью. 
 Хм, а мысли-то здравые, что первая, что вторая, вот только в Казантип мне все равно не хочется. 
 – Понимаешь, – я с хрустом поскреб подбородок, за дни охоты успевший покрыться щетиной, – если бы мы имели дело с существом, которое подчиняется обычной логике, я бы с тобой согласился. Но дубль... он, он думает не так, как человек. И даже не так, как чугунок, насколько я себе представляю. Что его ведет – неясно, и неизвестно, нужно ли ему посетить все пять локаций или нет. 
 – Кроме того, – вступил Синдбад, – в Крыму у Ордена все схвачено. Появиться там и остаться незамеченным почти невозможно. Слишком мало свободного пространства, слишком много узловиков. Понятно, что брат Рихард не рискнет за нами гоняться на глазах у верных Командору рыцарей, но я бы тоже не хотел попадаться на эти самые глаза... 
 – Так что, будем тут сидеть? – спросил Колючий почти обиженно. 
 Я хотел ответить, что можно и полежать при желании, но тут ожили импланты в моей черепушке. Они сообщили, что с юго-запада, со стороны руин Чистогаловки, к нам приближается человек. 
 – У нас гость! – Я вскочил и вытащил «Страйк» из кобуры. – Глянем, кто это? 
 Мы забрались на вершину ближайшего холма, залегли, и я подработал глазными усилителями, приближая идущую по пустоши фигуру. Разглядел видавший виды боевой костюм, «карташ», набитый под завязку рюкзак, шлем, и под ним – знакомое лицо с узкими глазами. 
 Чингис по обыкновению не застегивал маску. 
 – Ну, что видно? – нетерпеливо спросил Колючий. 
 – Старый знакомый, вольный ходок по кличке Чингисхан, – отозвался я. – Неплохо бы с ним поговорить, узнать последние новости, да только вот мне не хочется, чтобы он меня видел. 
 – Я могу пойти ему навстречу в одиночку, – предложил Синдбад. – Только вы уж подстрахуйте меня. 
 – Ладно, иди... – Я глянул в круглое лицо человека, которого я несколько дней назад вообще не знал, и подумал, что доверяю ему, как старому надежному товарищу, и даже больше. 
 Как странно – три года более-менее тихой жизни в Пятизонье я обходился без друзей, а когда на мою голову посыпались неприятности, за короткий срок обзавелся сразу двумя. 
 Синдбад поднялся, кивнул нам и деловито пошагал вниз по склону. Он благоразумно сделал широкий круг, чтобы не выдать нашей с Колючим позиции. На некоторое время скрылся из виду и попался на глаза Чингису, возникнув прямо на востоке от него. 
 Чингисхан среагировал так, как и положено человеку, живущему в Пятизонье не первый год, – шлепнулся навзничь и выставил ИПК. 
 – Как бы не выстрелил... – Колючий облизал губы. 
 – Не выстрелит, – уверенно заявил я. – Этого типа я знаю, как облупленного. 
 До стрельбы и в самом деле не дошло – Синдбад постоял на месте, разведя руки в стороны и показывая, что намерения у него мирные. Затем они, скорее всего, обменялись несколькими репликами через М-фон и неторопливо, без суеты двинулись навстречу друг другу. 
 Чингис, судя по его рюкзаку, возвращался с ходки, волок на продажу артефакты и внутренности распотрошенных биомехов. И все равно он был на Обочине позже меня, выходил в М-сеть и наверняка знал о последних событиях больше любого из нас. 
 На Синдбада он глянул подозрительно, наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где видел эту морду. 
 – Только бы не вспомнил... – прошептал я, возвращаясь мыслями к последнему моему визиту в «Пикник», когда я был как раз в компании бритоголового, а Чингис сидел там и даже общался с нами. 
 Синдбад выразительно постучал себя по шлему и развел руками, показывая, что у него непорядок с М-фоном: такое пусть редко, но все же случалось. Чингис заулыбался и принялся что-то рассказывать, оживленно жестикулируя: похоже, он оставил попытки изнасиловать собственную память. 
 Мало ли знакомых рож шляется по локациям? 
 Синдбад слушал внимательно, в нужных местах кивал, что-то уточнял, и расстались они вполне дружески: то есть оба повернулись друг к другу спиной и зашагали каждый в свою сторону. 
 Чингис утопал в направлении станции, а Синдбад описал еще одну дугу, побольше первой, и вернулся к нам. 
 – Ну, и что рассказал тебе этот Потрясатель Вселенной версии лайт? – спросил я. 
 – Много интересного, – тут Синдбад улыбнулся. – Но про тебя – только то, что ты вроде бы скрываешься где-то в Москве, сумел укокошить Антипу и сбить со следа самого Циклопа. 
 Я испытал нечто вроде облегчения – слава всем богам, от Аллаха до Яхве, что история с моим «раздвоением» так и осталась по большому счету тайной. О существовании дубля узнали фанатики из «Пламенного Креста», но в их мозгах все хитро исказилось, а также брат Рихард, ни дна ему, ни покрышки. 
 Но этот заинтересован в том, чтобы хранить секрет для собственного употребления. 
 У многих могли возникнуть подозрения – у егерей во главе с герром Рудольфом, у кое-каких догадливых типов на Обочине, но не возникли, или о них предпочли промолчать. 
 – А о чем вы тогда говорили? – осведомился Колючий. 
 – О последних новостях. О том, что военные, разозленные сожжением академика Семеркина, готовят «секретную» операцию против Дьякона, что в Академзоне после бешеной вспышки активности техноса вроде бы наступило затишье. 
 – Наступило? – Я встрепенулся. – Может быть, нам стоит вернуться туда? 
 – Чтобы там случилась новая вспышка? – Синдбад посмотрел на меня с усмешкой. – И кто сказал, что твоя копия еще там? О ее передвижениях в новостях пока еще не сообщают. 
 Я хотел ответить, но не смог, поскольку все вокруг затянул серый туман, а язык мой отнялся. 
 
 
 
 Глава 16 
 Лабиринт 
 
 10 февраля 
 В этот раз я попытался сопротивляться, но с таким же успехом я мог бы грести против течения устремившейся к водопаду речки. Меня завертело, закрутило, несколько раз швырнуло в разных направлениях, в голове завибрировало, и я обнаружил, что стою. 
 В поле моего зрения попало море, кусочек побережья с белыми дюнами, а также громадные бетонные корпуса, опутанные проводами, утыканные торчащими вверх трубами, растопырившие в стороны эстакады и пристройки, одни скучно обыденного, другие – странного вида. 
 Я захотел шевельнуться и не смог, постарался заглянуть в мысли дубля, и вновь у меня ничего не вышло. 
 Я мог только смотреть и надеяться, что двойник в свою очередь не имеет власти над моим телом. 
 Пейзаж выглядел знакомым, но почему-то оказалось мучительно трудно вспомнить, где я его видел. Раз море, значит, это не Москва и не Чернобыль, на берегах Обского водохранилища ты не найдешь белого песка. Остаются Казантип и Сосновый Бор... 
 Сосновый Бор, точно! Ленинградская АЭС! 
 Я глазами двойника смотрел на одно из самых загадочных сооружений всех пяти локаций. 
 ЛАЭС не пострадала во время Катастрофы, даже продолжила функционировать, вот только куда уходит вырабатываемая ею энергия, не смогла установить ни одна научная экспедиция. Хотя экспедиций тех было не так уж много – большеголовые умерили прыть, когда стало ясно, что рядом с электростанцией всегда полно биомехов, ловушек, да и сама она на редкость опасна. 
 Я однажды видел ЛАЭС во время пульсации и должен сказать, что Новый год в Пекине рядом с этим – детская забава. Сотни молний, желтых, голубых и сиреневых, бьющих вверх, в небо, скачущих по стенам, похожих на светящиеся алчные щупальца, «шаровухи» метр в диаметре, фонтаны искр... 
 И треск, такой громкий, что наверняка слышен в центре Петербурга. 
 Сейчас станция выглядела угрюмо-спокойной, как дремлющий великан, но все же ощущалась исходящая от нее угроза, а изнутри доносился негромкий монотонный гул, словно там работали исполинские механизмы. 
 Интересно, что понадобилось здесь дублю? 
 Серый туман запеленал меня, попробовал на зуб и решил, что есть невкусного сталкера не будет. Меня зашвырнуло в собственное тело, как баскетбольный мяч в корзину, и я нервно заморгал. 
 В этот раз, к счастью, никто не выкручивал мне рук, не пытался обезоружить или дать по башке. Я лежал, бессмысленно пялясь в небо, а Колючий и Синдбад с тревогой смотрели на меня, причем второй держал наготове «карташ», и палец его застыл на спусковом сенсоре. 
 – Э... привет, – сказал я. – Что тут было, отвались мой хвост? 
 – Ничего интересного, – уверил меня Синдбад. – Ты задергался, словно эпилептик, Колючий завопил, что опять чует двойной комплект имплантов, и я уже собрался тебя вязать... Так, на всякий случай. Но тут ты сам благоразумно свалился и замер, а к оружию даже не потянулся. 
 Обошлось, дубль не попытался убить моих спутников или повредить мое тело. 
 Или просто не смог. 
 – Он сейчас в Сосновом Бору, рядом с АЭС, – сказал я, садясь и пережидая приступ головокружения. – Предлагаю немедленно отправиться туда и привести всю историю к логическому финалу. 
 – Как скажешь, большой босс. – Синдбад протянул руку и помог мне подняться. – Маркер дать? 
 Вопрос был риторическим – без этого приборчика, легко умещающегося на ладони, путешествовать из локации в локацию, не рискуя собственной задницей, может разве что Избранный. 
 Зона чернобыльского тамбура продолжала оставаться пустынной, и до входа в гипертоннель мы добрались без помех. Сосновый Бор встретил нас начинающимся снегопадом, и мне вновь вспомнилась та ночь, когда я брел тут, безоружный и почти голый. 
 – Что, чувствуешь себя дома? – спросил я у Колючего. 
 Беглый праведник посмотрел на меня с жалостью, и мне стало совестно – у каждого из нас имеются неприятные воспоминания, и не стоит бередить чужие неосторожным словом. 
 Мальчишке, в чьем прошлом прячутся сжигаемые заживо люди, и так нелегко. 
 – Нет, не чувствую, – огрызнулся он и поспешно застегнул маску, словно пытался отгородиться от всего на свете. 
 Громада ЛАЭС виднелась прямо от тамбура – очертания корпусов на юго-западе, частокол труб, уходящие на восток опоры ЛЭП, но на самом деле до нее было еще топать и топать. 
 Мы выбрались из руин детского городка, оставили позади свалку ржавых механизмов и зашагали по обочине ведущего к электростанции шоссе. Почти тут же пришлось обходить скопление ловушек – несколько «Мухобоек», «Алмазную пыль» и три «Магнита». 
 Едва мы закончили обходной маневр, как я почувствовал толчок внутри головы, похожий на тот, что посетил меня в Академзоне. Перед глазами вспыхнуло, словно кто-то зажег пучок бенгальских огней, но на этот раз вслед за светом пришло не видение, а глубокая темнота. 
 – Проклятье... – сказал я, потирая ноющий лоб. – Похоже, когда мы с дублем близко, связь усиливается... 
 – Ты что-то видел? – спросил Синдбад. 
 – Нет, ничего... – И тут я сообразил, что тогда, когда мы сражались в руинах Академгородка, толчок прикатился с той стороны, где в тот момент находилась моя блудная копия. 
 Выходит, сейчас я тоже должен был уловить направление. 
 Но, если верить ощущениям, то дубль сейчас где-то точно к югу от нас, немного в стороне от станции. Но можно ли им доверять и вообще полагаться на то, что приходит в мозг помимо имплантов и органов чувств? 
 Ответа на этот вопрос я не знал и на несколько секунд замер в сомнениях. 
 – Идем дальше, – сказал я, решив, что «видение» – более надежный источник информации, чем какие-то там толчки в черепушке, пусть даже и ориентированные по сторонам света. 
 И все же я попытался с помощью имплантов заглянуть как можно дальше в том направлении, откуда пришел тревожный сигнал. На мгновение мне показалось, что я вижу... ощущаю высокого человека, неспешно шагающего на восток, но мгновение это прошло. 
 Сомнений же не стало меньше. 
 Зато куда больше стало забот – ровно через пять минут, когда выяснилось, что дорога к ЛАЭС вовсе не свободна и не открыта для гостей. Справа по курсу, со стороны моря, появились три бота-андроида и решительно зашагали в нашу сторону, пошевеливая ручонками-армганами. 
 – Вот и охрана встречает, – пробурчал я, и тут же радар выдал еще две «метки»: у самой ограды станции торчали чугунки покрупнее ботов, рапторы или даже скорее носороги. 
 – С хлебом-солью? – спросил Синдбад. 
 – Тогда уж с «аккумулятором» и машинным маслом. – Мне представился бот, держащий в лапах узорное полотенце, а на нем «Сердце зверя» в форме каравая и сверху чашечка с густой, жирно поблескивающей жидкостью. – Хотя от этих железных разве дождешься... 
 Биомехи открыли огонь издалека, и нам пришлось залечь. 
 Я вытащил «Страйк» и с завистью глянул на соратников – пистолет, конечно, штука хорошая, но в дальности боя и разрушительной мощи он уступает и «мегере», и «карташу». Моя участь в предстоящем бою – безропотно ждать, когда чугунки подойдут поближе, если им, конечно, позволят это сделать, и только затем вступить в дело. 
 Перестрелка не затянулась – одного бота снял Синдбад почти на километровом рубеже, напрочь снеся ему башку, а другие двое угодили под выстрел Колючего, и разом превратились в металлолом. 
 – Ну вот, – проворчал я. – Так и буду теперь за вашими спинами отсиживаться? 
 – Не бойся, – сказал Синдбад. – Я одолжу тебе ИПК, чтобы ты мог пристрелить дубля. 
 – И на том спасибо, – я кивнул и впервые задумался, смогу ли я убить человека... существо, как две капли воды похожее на меня, сумею ли выстрелить в зеркало, зная, что оно испытает боль и умрет? 
 От подобных мыслей в животе образовался холодный ком. 
 Избавиться от него помогла схватка с двумя носорогами, что ринулись нам навстречу, точно собачонки, заметившие на улице кошку. Встретили мы их, как полагается, и первый чугунок, словивший плазменную гранату прямо в морду, улетел в кювет – догорать. 
 Второй ухитрился добраться до нас, и расстрелянный в упор, все-таки продолжал мчаться вперед. 
 – Мать ети! В стороны! – гаркнул я, понимая, что эта махина, даже если захочет, не остановится. 
 Отпрыгнули мы вовремя – дымящая и ревущая туша пронеслась по тому месту, где только что были мы. Пропахала в земле борозду, со скрежетом вломилась в густые заросли автонов и там застряла. Металлические ветки зашевелились, оплетая так удачно подвернувшуюся добычу, несколько н-капсул лопнули. 
 По бокам носорога потек густой серебристый «сок». 
 – Надеюсь, что это все. – Синдбад поднялся, потирая ушибленный бок. – Или еще кто есть? 
 – Вроде пока никого, – я по очереди напряг импланты. – Подойдем чуть ближе, и я войду в форс-режим. Определим, где этот подонок, – тут голос мой дрогнул от ярости, – и разберем его на молекулы. 
 Мы шли, и атомная станция поднималась навстречу, представала нам во всей жуткой и величественной красе. Если Чернобыльская АЭС была всего лишь легендарными руинами, Ленинградская выглядела инопланетной постройкой, невесть как заброшенной в окрестности Соснового Бора. И это несмотря на то что она не могла похвастаться какими-либо архитектурными изысками или присущими Пятизонью извращениями. 
 – Пожалуй, хватит, – сказал я, когда до ограды осталось меньше километра. – Внимание, сейчас вылетит птичка... 
 Не помню, в каком из увиденных в детдоме фильмов я услышал эту присказку фотографов прошлого, да и позапрошлого века, но она почему-то намертво вплавилась в память. 
 Птички, естественно, никакой не было, был форс-режим, сообщивший мне, что в окрестностях нет ни одного человека или хотя бы теплокровного живого существа, но что на территории станции в настоящий момент находится около тридцати монстров, по военной классификации именуемых «изделиями техноса». 
 По-нашему же, по-простому – чугунков. 
 В первый момент я испытал разочарование, потом досаду на себя: как же так, не поверил собственным ощущениям. Затем перебросил всю мощь восприятия на восток. Как бы перекатил ту сферу, внутри которой я располагался, так, чтобы находиться не в центре ее, а около изогнутой стенки. 
 И в поле моего зрения, которое одновременно было и слухом, возникла крошечная «метка». 
 – Сволочь... – прошептал я, понимая, что дубль обошел нас и теперь идет на север, к тамбуру. 
 Слабость ударила меня по затылку тяжелой мягкой ладонью, и сфера закружилась с бешеной скоростью. Перед глазами замелькали обрывки пейзажа, лица моих спутников, «метки» биомехов за оградой АЭС. 
 А потом стало темно. 
 Как выяснилось секундой позже, я даже не смог как следует потерять сознание – зашатался вроде бы, но тут же выправился, только затряс головой и очумело захлопал глазами, словно разбуженная в полдень сова. 
 – Ну? – нетерпеливо сопя, спросил Колючий. 
 – Баранки... – я осекся, понимая, что единственный, кто сейчас достоин резких слов – это я сам: прошляпил, пропустил, а ведь имели шанс перехватить дубля, не дать ему уйти. – Его там больше нет... Он уходит на север, и если мы поспешим... то догоним его, обязательно. 
 Уверенность в голосе далась мне большим трудом, и Синдбад это заметил. 
 – Придется побегать? – спросил он. 
 – Как сможем, – отозвался я. 
 Бегать в боевом костюме – занятие не из легких и не из приятных, но Колючий – парень молодой и здоровый, бритоголовый – бывший солдат и наверняка помнит не один марш-бросок, ну а я... меня в свое время нещадно гоняли в тренировочном лагере, спрятанном в диких горах. 
 Через пару километров стало ясно, что все это было давно и неправда и что организм старого добра не помнит. Я едва не задохнулся, в боку закололо, а отсутствие рюкзака за спиной и груза в подсумках впервые показалось благом. 
 Перейдя с бега на быстрый шаг, я оглянулся на спутников – от раскрасневшегося и отстегнувшего маску Колючего валил пар, а лицо Синдбада выражало легкую степень озадаченности. 
 – Как-то тяжеловато... – сообщил он. 
 – Передохнем, затем еще рывочек сделаем, – произнес я с фальшивой бодростью. 
 Мы хоть немного, но сократили расстояние до дубля, и теперь, примерно зная, где он находится, я мог нащупать его с помощью имплантов. Но делать это побаивался – вдруг он вместе с прочими моими способностями унаследовал и умение чувствовать чужое сканирование? 
 Услышав про «рывочек», Колючий посмотрел на меня, как лошадь на умучившего ее седока. Я даже подумал, что сейчас беглый праведник откроет рот и выскажет все, что обо мне думает. 
 Но этого не случилось, сказалось «воспитание» Дьякона, основанное на принципе «главный всегда прав». 
 – Раньше куда легче давалось... или рана сказывается? – продолжал бормотать Синдбад. 
 Через какое-то время мы еще слегка пробежались, подобрались немного ближе к дублю, и только тут я сообразил, что он направляется вовсе не к тамбуру. Проклятого двойника понесло куда-то к востоку от развалин Соснового Бора, туда, где пруды, болота, речка Коваши и одна из главных местных диковинок. 
 Нет, не может быть, чтобы дубль шел к Лабиринту Коваши, что ему там делать? 
 «А что ему вообще делать в этом мире, ты знаешь? – пришла мне в голову здравая мысль. – Ты вообще представляешь, что может вести существо, коему от роду несколько дней, но которое выглядит как взрослый мужчина, и никогда не имело ни отца, ни матери?». 
 Очевидно, что я несколько раз напрямую соприкасался с его мыслями, когда оказывался в чужой голове. Но, несмотря на это, стоило признать, что понимал я дубля очень слабо, а если честно – вообще не понимал. 
 Что за Путь содержится в голове моего отражения, и кто его туда вложил? 
 – Куда его несет, черт подери? – не выдержал я, когда стало очевидно, что дубль топает прямо к примостившемуся у речки Коваши скоплению автонов, имевшему дурную привычку кочевать по местности. 
 То бишь направляется именно к Лабиринту. 
 – Подальше от нас, – хмыкнул Синдбад, но тут же вновь стал серьезным. – А что там, впереди? 
 Снег продолжал идти и потихоньку густел, так что видно было не особо далеко. 
 – Лабиринт Коваши, – ответил я. – И мне очень не нравится, что он туда направляется. 
 – Как-то раз Дьякон послал несколько человек исследовать Лабиринт, – подал голос Колючий. – Он хотел узнать, что это такое, от Бога оно или от Дьявола. Из пяти вошедших внутрь вернулись трое. Один забыл обо всем, что было с ним, второй сошел с ума, третий вроде бы остался в здравом уме, но рассказывал всякие нелепицы. С тех пор единоверцам запрещено ходить туда. 
 – Уж если внутри этого Минотаврова обиталища, невесть как перенесенного в наши палестины, свихнулся безумный фанатик, то что ждет там нас? – спросил я и невольно поежился. 
 – А зачем идти внутрь? – Синдбад заулыбался. – Там всего один вход и один выход, ты забыл? Достаточно их перекрыть, и твой дубль никуда не денется. Укокошим его как миленького. 
 Странно, что эта простая мысль не пришла мне в голову. В самом деле, зачем идти внутрь, если можно подождать снаружи? Я и Колючий у выхода, Синдбад у входа, и всё, ловушка захлопнулась. 
 Но неужели дубль этого не понимает? 
 Мы сократили расстояние настолько, что он оказался в зоне действия моих имплантов, и я мог отслеживать каждое его движение. Но выкидыш «Мультипликатора» и не подумал о том, чтобы свернуть, он продолжал топать на север, туда, где вздымалась стена металлических зарослей. 
 Снаружи Лабиринт Коваши выглядел даже симпатично – этакая аккуратно подстриженная загородка из английского парка, изящно округлая, ровная, без единого просвета. 
 О том, что творится внутри, в точности не знал никто. 
 Я, как и почти все сталкеры, видел выложенные в М-сеть снимки, сделанные с борта армейской «вертушки», что прошла над Лабиринтом: сплетающиеся переходы, ветвящиеся коридоры, небольшие залы. Все выглядит словно детская игрушка, по которой нужно катать шарик, чтобы он добрался от входа к выходу, забава для великана, шариком в которой служит живой человек. 
 – Укокошим... укокошим... укокошим, – повторял я, пытаясь изо всех сил убедить себя, что так и будет, мы перекроем выходы и вскоре пристрелим гада, испортившего мне жизнь. 
 Убедить себя почему-то никак не получалось, в сердце тупой занозой сидело ощущение подвоха. В чем он заключается и как себя проявит, я не знал, но не сомневался, что судьба-злодейка подкинет мне еще не один неприятный сюрприз. Кроме того, я не сомневался, что лишить дубля жизни, или, скорее, существования, будет не так уж и просто. 
 Если он обладает хотя бы частью моей боевитости и хитрости, то мы еще попотеем. 
 – Вот он! – воскликнул я, когда из пелены снегопада выступила темно-серая стена Лабиринта, и стал виден идущий вдоль нее высокий человек в боевом костюме и с рюкзаком за спиной. 
 Я дал нагрузку на зрительные импланты, увидел, что дубль обернулся, заметил улыбку на тонких губах, маленький шрам на щеке. И тут меня вновь толкнуло внутри черепа, да так сильно, что я едва не шлепнулся на спину, перед глазами закружились снежинки. 
 Когда я вновь глянул в сторону Лабиринта, дубля там не было. 
 – Он вошел внутрь, – сказал Синдбад. – Отлично. Я буду стеречь его тут, а вы отправляйтесь на поиски выхода. Не думаю, что он с ходу найдет короткую дорогу и доберется туда быстрее вас. 
 – Погоди... Я попробую нащупать его, – и я напрягся, сканируя пространство перед собой. 
 По прямой от меня до дубля было метров триста – плевое расстояние для моих имплантов, но через внешнюю стенку Лабиринта не смогли пробиться ни радары, ни датчик движения, ни прочие вмонтированные в мой организм устройства. 
 Все они показали сплошное белое пятно, столь же информативное, как книга без букв. 
 – Не получается, – пробормотал я и тут уловил некое движение в стороне Соснового Бора. 
 Кто-то достаточно сильный и умелый, чтобы прятаться даже от проводника, шагал прямо к нам. И вряд ли это были спешившие нам на помощь белокрылые ангелы из молитв Колючего. 
 – Очередь туда! – Я сбросил на главный имплант Синдбада координаты сектора обстрела, и он не стал ничего спрашивать, просто развернулся, и «карташ» в его руках заплевался огнем. 
 Вспышка, другая, звяканье пули, наткнувшейся на препятствие, – и это там, где на первый взгляд нет ничего, кроме снежинок. Затем несмелое колыхание воздуха, и из белесого марева выступают три фигуры в одинаковых боевых костюмах и шлемах. И мне не надо было гадать или вглядываться, чтобы понять, кто это – узловики, возглавляемые настырным братом Рихардом. 
 Надо же, сумели отбиться от Циклопа, хоть и потеряли нескольких своих, плюс как-то узнали, куда мы подевались, и отважно сунулись в Сосновый Бор, где влияние Ордена куда слабее, чем даже в Москве. 
 Тут правят бал военные и Дьякон. 
 Синдбад дал еще одну очередь, но рыцари не позволили так легко себя перестрелять. Они попадали наземь, но почти тут же вскочили и бросились к нам, уже не скрываясь. И я понял, что мы не выстоим – «мегера», «Страйк» и «карташ» против трех армганов. 
 У них преимущество в дальнобойности, по крайней мере передо мной и Колючим, и нивелировать его нечем. 
 – Вот подонки... – Я шлепнулся в смешанную со снегом грязь, перекатился в сторону, хотя понимал, что в меня узловики будут стрелять только в самом крайнем случае. 
 Сначала они выведут из строя моих спутников... 
 Если мы немедленно не уйдем из зоны обстрела. На то, чтобы убежать, шансов у нас нет, а укрытий рядом не наблюдается. Хотя постойте, одно есть, и до него рукой подать... 
 – Уходим в Лабиринт! – предложил я. 
 Колючий посмотрел на меня с ужасом, а Синдбад гаркнул злобно и раздраженно: 
 – Ты что, с ума сошел!? 
 – А ты что, желаешь остаться тут, под выстрелами рыцарей, и просто сдохнуть? 
 Он хотел ответить, но прошедший над самой головой луч армгана заставил Синдбада пригнуться и вжаться в землю. Вместо связного ответа получилось невнятное ругательство, закончившееся чем-то вроде «Хрен с тобой, давай в Лабиринт». 
 – Вы что, серьезно? – осведомился Колючий. – После всего, что о нем болтают? 
 – Мы очень серьезны, так же как те дяди с узлом на броне, – отозвался я, не забывая постреливать в сторону брата Рихарда и его бойцов: понятно, что из «Страйка» попасть на таком расстоянии нереально, но нужно хотя бы держать врага в напряжении. – Здесь нас ждет смерть стопроцентная, с гарантией, а внутри – вероятная, ведь кто-то же из Лабиринта вышел? 
 – Да... безумцем. – Мальчишка вздрогнул. 
 – Ну вот, заодно и проверим, есть ли у нас, с чего сходить... – Я выцелил одного из «палачей», но броню его не пробил. – Все, времени нет! Ровно три секунды на огневую подготовку, а затем рывок... Начали! 
 Изображенный нами огневой шквал выглядел, честно говоря, жалко, но он заставил узловиков залечь и на несколько секунд выбыть из игры. Так что они проморгали тот момент, когда мы вскочили и на максимальной скорости помчались к гостеприимно открытому входу в Лабиринт. 
 Честно говоря, я давненько так не бегал – вкладывая в рывок все силы, не оставляя ничего на потом. 
 В груди трещало и сипело, сердце моталось внутри, точно огромный маятник, пот тек по спине, лицу, животу, даже в ботинках, как мне казалось, хлюпало. Мышцы судорожно сокращались, хрустели колени, но проклятая дыра в стене автонов приближалась нестерпимо медленно. 
 До меня донесся полный ярости и разочарования крик брата Рихарда, сообразившего, что добыча уходит от него. Мы спустились в крохотную ложбинку, с топотом промчались через нее, мелькнуло нечто серо-блескучее, спутанное. Я понял, что нахожусь внутри лабиринта, сделал еще несколько шагов и остановился – восстановить дыхание. 
 Рядом согнулся Синдбад, Колючий едва не протаранил меня и упал на колени. 
 – Ушли... мы... смогли... ххы... – слова вырывались из меня в перерывах между судорожными, жадными вздохами. – Надо... дальше... уходим... на месте... нельзя... Ясно? 
 Если узловики не побоялись сунуться в Сосновый Бор, то и Лабиринт Коваши их не испугает. По крайней мере, они наверняка захотят проверить, не затаились ли мы прямо около входа. 
 – Ясно. – Синдбад с усилием разогнулся, помог Колючему подняться. – Пошли. Только куда? 
 За входом в Лабиринт имелось нечто вроде круглого тамбура, и от него уходили два одинаковых прохода. Каждый тянулся прямо метров на десять, а затем то ли сворачивал, то ли раздваивался. Все выглядело безобидно, как на обычный взгляд, так и с точки зрения имплантов. 
 Стенки из автонов поднимались метра на три, и заглянуть за них или сквозь них не представлялось возможным. Но зато не имелось никаких признаков ловушек, агрессивных биомехов, голодных скоргов или хотя бы дубля. 
 При воспоминании о нем я помрачнел – эта гнида бродит где-то тут, и надо держать ухо востро. 
 – Давай направо, – решил я, и мы покинули тамбур. 
 Едва вошли в проход, как за спиной мне послышался негромкий, сдобренный позвякиванием шорох. Что-то сдвинулось позади, незаметно, но очень быстро, и оглянувшись, я обнаружил тупик из зарослей. Тамбур скрылся от нас вместе со входом, и заодно мы оказались отрезаны и от настырного брата Рихарда. 
 – Я же говорил! Говорил! – нервозно воскликнул Колючий. – Нас не выпустят! 
 – Это еще бабушка надвое сказала, – буркнул я, – а ты молись лучше, чем психовать. 
 – Я... э... – Беглый праведник смутился, осознав всю греховность собственного поведения, и в самом деле принялся что-то бормотать. 
 А мы пошли дальше – я впереди, тщательно обследуя каждый метр пространства, а спутники за мной. Коридор раздвоился, мы выбрали левое ответвление, и оно привело нас в прямоугольный зал, украшенный парой раскидистых металлокустов и спрятанным между ними «Зовом Бездны». 
 – Туда не суйтесь, – предупредил я. – Там ловушка с всякими спецэффектами. 
 Тому, кто не является проводником, обнаружить «Зов Бездны» крайне сложно, и я полагаю, что ни Синдбад, ни Колючий ничего не заметили. Но меня послушались, и опасное место мы миновали по стеночке, чтобы войти в очередной проход, как две капли воды, похожий на предыдущий. 
 Тянулись стены, сплетенные из металлических ветвей, иногда в них попадались неглубокие ниши, похожие на вмятины, оставленные громадным пальцем. Встречались залы и комнаты самой разной формы, даже многоугольные, круглые и овальные, и в них разные ловушки, но всегда по одной. 
 Валил снег, серые облака висели так низко, что напоминали крышу. 
 Мы шли, и я старался держать направление, а главный имплант запоминал наш путь и рисовал траекторию. Время двигалось вместе с нами, и я понемногу начинал надеяться, что скоро мы доберемся до выхода. Не может же Лабиринт тянуться бесконечно? 
 – Создается ощущение, что мы ходим по кругу, – сказал Колючий, когда мы выбрались в очередной зал, треугольный, с «Кислотой» в центре. – Мне кажется, что тут мы уже были. 
 – Нет, не может быть, – уверенно заявил я: если верить записям в главном импланте, похожий зал остался примерно в двадцати метрах к юго-западу. – Они просто одинаковые. 
 – А это? – Мальчишка наклонился и поднял обрывок цветного пластика. 
 И я вспомнил, как точно в таком же зале Синдбад вытащил из рюкзака упаковку «Сухпая», вскрыл ее и принялся жевать. И произошло это, кажется, именно в этом месте, и пластик такой, в какой обычно пакуют армейскую жратву – буро-зеленый, мерзкий на вид. 
 Конечно, можно предположить, что тут наследил дубль, но это будет откровенным самообманом. 
 – Вот лахудра, – сказал я. – Кто-то пудрит нам мозги? Но кто? 
 Ни малейшего присутствия жизни не ощущалось в составленном из металлических кустов лабиринте, никто не следил за нами исподтишка, не прятался за поворотами коридоров. Мои чувства молчали, включая хваленую интуицию, всегда позволявшую обнаруживать опасность, и импланты могли сообщить лишь то, что я и так видел, или указать на ловушки. 
 Если только предположить, что весь Лабиринт Коваши является исполинским живым существом... 
 – Он сам? – Синдбаду, похоже, явилась та же мысль. – Целиком? 
 – Тогда переживать не о чем, – заявил я с улыбкой. – Ибо шансов выбраться отсюда у нас меньше, чем у мышки, сбежавшей от лисьих зубов в медвежью глотку. Переварит и не заметит. Жалко только будет, если дубль ухитрится выбраться. А учитывая, что он вась-вась с чугунками, это вполне возможно. 
 Странно было осознавать, что я не представляю, где север, а где восток, и не могу сообразить, в какой стороне остался вход, и это при том, что электронная штуковина в моей башке вроде бы фиксировала все повороты и даже считала пройденные нами метры. 
 Я глянул на небо, чтобы сориентироваться по солнцу, но оно надежно пряталось за облаками. 
 – А если оглядеться? – предложил Колючий. – Забраться на одну из стен? Понятно, что имплантам тут доверять нельзя, но глаза скажут, в какую сторону идти. Они не обманут! 
 Я смерил взглядом сплетенную из металлических ветвей загородку – шипы кое-где торчат, местами поблескивают недозрелые н-капсулы, но залезть можно, особенно если помочь снизу. 
 – Ты и полезешь, как самый легкий, – сказал Синдбад. – Мы тебя подсадим, а если нужно – и подкинем. 
 – Э, ладно... – колебался беглый праведник всего мгновение. – Я готов! 
 Мы выбрали место, где стена зала казалась более удобной для восхождения, а под ней имелось небольшой пространство для маневра. Колючий размашисто перекрестился, закинул «мегеру» за спину, и тут по Лабиринту пронесся раскатистый скрежет. Ветви автонов затрепетали и начали двигаться, разворачивая в нашу сторону острые кончики, по ним забегали желтые сполохи. 
 Через минуту участок стены перед нами напоминал спину электрического дикобраза. 
 – Не хочет, чтобы на нее лезли... – резюмировал я. – И что прикажете делать? 
 – Идти дальше! – выкрикнул Синдбад. – Идти до тех пор, пока мы не выберемся из этой штуковины! Рано или поздно мы дошагаем до выхода! Или ты хочешь остаться на месте и сдохнуть?! А еще можно шарахнуть по этой стене из «мегеры», чтобы проверить, что за ней! 
 – Тихо-тихо! – Я поспешно вскинул ладони. – Последняя идея мне не очень нравится. Мне не хотелось бы причинять боль тому, для кого эти стены всего лишь органы... 
 – Почему ему можно, а нам нельзя!? – яростно воскликнул Колючий. – Почему?! 
 – Стой! – рявкнул я, но меня не услышали. 
 Впавший в неистовство мальчишка перекинул «мегеру» на грудь, и озверевший Синдбад поддержал его одобрительным возгласом. Грохнул выстрел, в стене перед нами образовалась дыра в метр шириной, и я увидел уходящий вдаль коридор, широкий, как шоссе. 
 – Так и пойдем! По прямой! – завопил Колючий, и тут на нас обрушилась настоящая звуковая волна. 
 Нечто скрежетало, скрипело, ревело и стонало так, что резонировали кости черепа и детали боевого костюма. Дикий гул причинял боль, вызывал желание скорчиться, забиться в какое-нибудь убежище и закрыть уши руками. Но только я почему-то очень хорошо знал, что это не поможет, что на самом деле вокруг стоит мертвая тишина... 
 Эта хрень проникала прямо нам в мозг, трясла его, как медведь грушу, и превращала в желе. 
 – Ну что, получили? – спросил я, когда все затихло. 
 – Он нас не напугает... Он нас не остановит! Мы все равно пройдем! Ангельски прорвемся! – решительно прошептал бледный Колючий, и, прежде чем я успел его остановить, полез в дыру. 
 – Сто... – крик замер у меня на губах, когда я увидел, что ветви по краям дыры задвигались. 
 Отверстие шириной в метр заросло за считанные секунды, и беглый праведник исчез из виду. 
 – Эй, Колючий, ты там? – позвал я. 
 – Да-а... – ответил он, и в голосе мальчишки оказалось куда меньше бравады, чем ранее. 
 – В первую очередь – не дергайся. Сейчас мы отойдем в сторону, а ты попробуешь жахнуть из своей пушки еще разок. А потом спокойно пролезешь через дыру обратно. Понял меня? 
 – Да. 
 – Отлично. – Я кивнул Синдбаду, и мы отступили к ближайшему углу. – Давай! 
 Грохнуло, стена напротив того места, за которым оставался Колючий, вспучилась, на ней образовался здоровенный горб. Затрещало, по автонам заскакали крошечные молнии, на этот раз фиолетовые, и выпуклость благополучно втянулась обратно. 
 И никакого отверстия, даже самого крошечного. 
 – Проклятье! – воскликнул Синдбад. – Она не поддалась! Может быть, попробовать с нашей стороны! 
 – Не получится, – сказал я, и меня накрыло мерзкое ощущение беспомощности, а во рту появился горький вкус поражения. – Эта тварь спровоцировала нас и добилась, чтобы мы разделились. 
 – Что же делать? – возглас Колючего прозвучал почти как всхлип. 
 – Будем двигаться по отдельности и поддерживать постоянную связь через М-фон, – сказал я. – Точнее, ты останешься на месте, а мы попробуем к тебе выйти. Тут всего несколько поворотов. 
 Сам я вовсе не был убежден, что через пару коридоров мы окажемся в нужном месте, но не собирался демонстрировать собственную неуверенность. Беглый праведник и так держится из последних сил, и еще не хватало, чтобы он позволил панике овладеть собой. 
 «Главное – успокойся, – перешел я на общение через М-фон. – Слышишь меня?» 
 «Да», – это прозвучало не так экспрессивно, наверняка бывший единоверец Иеровоам вспомнил молитвы, услышанные в детстве от бабушки, и сейчас читает их, чтобы избавиться от страха. 
 Эх, хорошо быть искренне верующим. 
 «Вот и отлично. Будь внимателен и помни о дубле. Он где-то здесь». 
 «Я понял», – похоже, выдержка к Колючему вернулась. 
 – Идем, – сказал я. – Надо парня выручать. 
 Мы двинулись по коридору, откуда только что пришли, свернули направо, но вместо овальной комнаты, которую я хорошо запомнил, оказались в тупике. Выругавшись по матушке, я саданул по стене автонов кулаком, но только отбил костяшки пальцев и вызвал нервозное хихиканье Синдбада. 
 «У тебя все в порядке? – спросил я. – Мы идем к тебе, но нам активно мешают». 
 «Все тихо», – ответил Колючий. 
 Мы метнулись обратно в треугольный зал, затем дальше, через короткий проход к повороту налево. Уткнулись в крохотную комнату, перегороженную «Мухобойкой», и замедлили шаг, чтобы обойти ловушку. 
 Еще один поворот налево, и мы должны если не выйти прямо к беглому праведнику, то оказаться где-то рядом с ним. 
 – Что за черт? – проворчал Синдбад, поскольку мы очутились в самом начале длинного и широкого прохода, который просматривался метров на двадцать и был совершенно пуст. 
 «Колючий, ты как?» – позвал я. 
 «В порядке». 
 «Тогда стрельни вверх, чтобы мы знали, где ты». 
 Минута томительного ожидания, и «мегера» громыхнула где-то за правой стеной широкого прохода, в считанных метрах от нас. Мы пошли вперед, и мимо поплыли узкие проемы, выводящие в одинаковые квадратные комнатушки, похожие на тюремные камеры. 
 Неужели Колючий угодил в одну из них? Но как? 
 Проклятый Лабиринт издевался над нами, морочил голову, водил за нос, и я все больше и больше злился. В этот момент я вовсе не думал о прячущемся где-то тут же дубле, о том, что должен настигнуть его и убить. Зато я твердо знал, что обязан прийти на выручку младшему товарищу, отыскать его во что бы то ни стало. 
 «Лис», – позвал вдруг Колючий. 
 «Что?» – Я почувствовал неладное, поскольку в голосе мальчишки была тревога. 
 «Ты...» – он осекся, и тут я услышал беглого праведника, причем не через М-фон, а ушами. 
 – Лис, это ты? – спросил Колючий удивленно-радостно, и я не смог понять, где он находится – то ли справа от нас, то ли слева, то ли вовсе за спиной: звук шел со всех сторон одновременно. 
 – Конечно, нет, – ответил кто-то голосом резким и ехидным, и я отстраненно подумал, что изнутри, для себя говорю совсем по-иному: куда более низко, звучно и не так пронзительно. 
 А потом грохнул выстрел – не из «мегеры», а из «Шторма», за ним второй. 
 – Колючий! – закричал я, не помня себя от ярости и страха – не за себя, а за другого человека, за прибившегося к нам мальчишку, сумевшего не поддаться проповедям Дьякона. – Отзовись! Ты где?! А ты, сволочь, не прячься, я все равно тебя найду! Из-под земли достану!! 
 В ответ прозвучал смешок, и за ним стон. 
 – Тварь! – рявкнул я и рванул вперед. 
 Поворот, просторный зал с полосками из металлической травы на «полу», и человеческая фигура в уходящем из него коридоре: высокая, в боевом костюме, с рюкзаком на плечах. 
 Я вскинул «Страйк» и выстрелил, но промахнулся, а когда попытался броситься в погоню, обнаружил, что меня держат за плечо. 
 – Стой! Погоди! – воскликнул Синдбад так, что у меня пропало всякое желание спорить. 
 Я сдержал нетерпение, замер и тут услышал то, что мгновением ранее уловил бритоголовый – тонкое, еле заметное постанывание, доносящееся оттуда, где от зала уходил еще один проход. 
 Мы бросились туда и наткнулись на Колючего. 
 Он лежал у стены, раскинув руки, в одной из которых была «мегера», и смотрел в небо. 
 – Что с то... – Тут слова у меня закончились, поскольку я заметил дыру в бронекостюме, в той пластине, что прикрывает живот, и медленно расползающуюся лужу черной крови. 
 Мальчишка был до сих пор жив только благодаря уникальной сталкерской жизнестойкости, оставался в сознании и наверняка жутко мучился, но все, что он себе позволял – это короткие, редкие стоны. 
 – Ты... – Я опустился на колени. – Синдбад, аптечку! Быстро! 
 – Не помож... – он глянул на мое лицо и проглотил возражения. Поспешно скинул с плеч рюкзак, и на свет явилась портативная аптечка, размером чуть больше кулака, вся утыканная разными хитрыми выростами. 
 – Как же ты так? Почему ты его подпустил? – бормотал я, одновременно расстегивая крепления брони. – Почему ты позволил ему выстрелить? Ведь я же говорил – будь начеку! 
 Брюшная пластина отвалилась в сторону, открылась черная ткань «поддоспешника», липкая от крови, с огромной дырой. В нос мне ударил скверный запах, говорящий о том, что прошедшая через тело мальчишки пуля разворотила кишки. Я вытащил нож и стал резать ткань, чтобы обнажить рану, открыть тело, к которому можно приложить аптечку. 
 Колючий кашлянул и поднял голову, серые глаза были полны боли, но смотрели серьезно и решительно. 
 – Я не смог... – сказал он. – Не сумел нажать курок... он так похож на тебя, даже улыбка та же... рука дрогнула... 
 Я сжал челюсти так, что хрустнули зубы, а перед глазами потемнело. 
 – Молчи! Не трать силы зря! – вмешался Синдбад и приложил аптечку к бледной коже Колючего. 
 Чуть ниже сердца, туда, где был чистый, не забрызганный кровью участок. 
 Аптечка пискнула, показывая, что начала работу, а через несколько мгновений издала длинную пронзительную трель, сообщающую, что приборчик отказывается что-либо делать. 
 – Не может быть... – прошептал я. – Попробуй еще раз! 
 – Бесполезно. – Лицо Синдбада было по-настоящему черным, словно он превратился в негра. 
 – Нет! Попробуй еще! – Я понимал, что веду себя глупо, но остановиться не мог. 
 Вот она, обратная сторона того, что у тебя есть друзья – ты рискуешь потерять одного из них. 
 – Я не смог... – повторил Колючий. – Он так похож на тебя... но ничего... Бог все видит... и каждому воздастся по вере его... я понимаю, что обречен... сейчас я... мы еще увидимся, прощайте... 
 – Стой! Нет! – воскликнул я, понимая, что собрался делать мальчишка – отдать приказ главному и метаболическому имплантам, чтобы они запустили программу эвтаназии. 
 – Это его право, – сказал Синдбад, и я понял, что он прав. 
 – Прощай, Колючий, – проговорил я. – Передавай от меня привет ангелам. 
 Насмешка – стена, за которой можно укрыться от режущей душу боли. 
 Он улыбнулся, показывая, что услышал, лицо его сделалось строгим, серьезным и застыло. 
 – Всё. – Синдбад осторожно протянул ладонь и закрыл Колючему глаза. 
 – Всё, – повторил я, чувствуя, как горечь потери мешается в душе с опаляющей яростью. – Если раньше я гнался за этим мерзавцем только ради себя, то теперь я буду преследовать его еще и для того, чтобы отомстить. Лучше бы дубль выстрелил себе в голову. 
 Я аккуратно разогнул еще теплые пальцы мальчишки и вынул из них «мегеру», затем мы избавили Колючего от подсумков и рюкзака. Похороны по обычаю Пятизонья: погибшему соратнику – почтение, а живым – то, что может им пригодиться; какой толк, если оружие и припасы уйдут в могилу? 
 Затем мы постояли немного, и я бросил на тело плазменную гранату с замедлителем. Через положенные семь секунд раздался взрыв, и неистовое пламя обратило труп в пепел, заставило корчиться ветви металлических кустов, оплывать, покрываться громадными «слезами» стены из автонов. 
 И в этот момент мне было плевать на боль Лабиринта или того, кто им управлял. 
 
 
 
 Глава 17 
 Кровавый снег 
 
 10 февраля 
 Выждав, пока закончится приступ звукоизвержения, мы отправились дальше, уже вдвоем. 
 Особого представления о том, куда именно идти, у нас не имелось, и поэтому мы просто шагали, надеясь, что рано или поздно один из коридоров приведет нас к выходу. Никто не преграждал нам дороги, ловушки, встречавшиеся в залах и комнатах, можно было легко обойти, но уверенности в том, что мы не бродим по кругу, не было. 
 Несколько раз я поймал себя на том, что оглядываюсь, пытаюсь увидеть, где наш третий спутник, где Колючий. Похоже, за несколько дней, что мы провели в одной команде, я успел привыкнуть и даже привязаться к нему. 
 Бывает же такое! 
 Из лиц, постоянно мелькавших перед глазами в детдоме, из парней, с которыми я дрался, мирился, учился, хулиганил на протяжении почти двенадцати лет, ни одно не запало в душу. Я забыл их через год после того, как поступил в университет и окунулся в то, что можно было с полным основанием назвать жизнью, а с беглым праведником, я это знал, так не выйдет. 
 – Эй, ты чего? – воскликнул за моей спиной Синдбад, и я понял, что позорно задумался и едва не врезался в стенку. 
 – Замечтался немного, – угрюмо ответил я и свернул в коридор, то ли как две капли воды похожий на тот, что мы проходили полчаса назад, то ли тот же самый. 
 Если верить главному импланту, мы прошли на северо-восток уже километров пять и даже пересекли речку Коваши. Небо над нами потихоньку темнело, намекая на приближение вечера, усиливался ветер, обещая превратить снегопад в метель. 
 Я свернул, и в следующее мгновение мне показалось, что у меня что-то с глазами: стены коридора раздвоились, поплыли. Я сделал попытку моргнуть, но обнаружил, что веки меня не слушаются, и понял, что вот он, очередной коннект. Что просто дубль сейчас тащится по такому же тоннелю, по которому идем мы, и я вижу окружающее одновременно и его, и своими глазами. 
 И я испугался – не за себя, не за то, что могу повредиться рассудком или навеки остаться в вышедшем из «Мультипликатора» теле. Нет, мне стало страшно за Синдбада – вот, сейчас дубль заставит меня развернуться, поднять «мегеру» и нажать на сенсор. 
 Грохот, разлетаются ошметки тела, куски бронекостюма, и я остаюсь один посреди Лабиринта. 
 «Нет, сволочь, – подумал я, – так легко я не дамся». 
 И я начал бороться – напрягся изо всех сил, чтобы вернуть контроль над собственным телом, не позволить копии, демону, идеальному отражению повелевать им. И то ли это сыграло роль, то ли все пошло бы так же в любом случае, но я услышал сдвоенный щелчок внутри черепа и понял, что четко «вижу» Лабиринт. 
 Чтобы понять, какую форму имеет то или иное тело, нужно посмотреть на него в двух ракурсах, а то можно принять пирамиду за куб, а шар за диск. И на какой-то момент у меня появились эти два ракурса – два основных импланта, из которых я мог с одинаковой легкостью считывать информацию. 
 Наверное, это было похоже на ясновидение, а еще немного напоминало форс-режим: передо мной развернулись километры сплетенных из автонов стен, десятки ловушек и поворотов, и я мог обозреть их все, просчитать путь ко входу и выходу, узнать, где находится дубль, и где мы... 
 Я почувствовал глухие толчки в области затылка, понял, что это чужак пытается выпихнуть меня из своей головы, что он устал почти так же, как я, но что он должен идти дальше. 
 Коннект разорвался, но знание о том, где мы и куда нужно идти, чтобы выбраться, – осталось. 
 – Опять? Ты не опасен? – напряженным голосом спросил Синдбад. 
 – Я скорее полезен, – отозвался я. – Полтора километра на юго-восток, двадцать два поворота, двенадцать ловушек, и мы будем на свободе. Правда, дубль выберется из Лабиринта еще раньше, опередит нас примерно на пять-семь минут, даже если мы будем спешить. 
 – Может быть, передохнем? – Мой спутник, похоже, решил, что я наконец свихнулся. 
 – Некогда! – выкрикнул я со злым торжеством. – Поверь, брат Лис знает, куда идти! 
 – Раз знает, то пусть ведет, – в голосе Синдбада по-прежнему звучало сомнение. – Но если мне хоть на миг покажется, что это не он, то я без колебаний пущу в ход приклад. А то и что-нибудь посолиднее. 
 Я повернулся и обнаружил, что ствол «карташа» смотрит мне в живот. 
 – Аккуратнее, – сказал я. – Это я. Или тебе спеть ту песню? Про трех белых коней? И я знаю, как нам выйти из Лабиринта! 
 На этот раз он поверил – то ли моему тону, то ли бешеному взгляду, но оружие отвел в сторону и безо всяких вопросов пошел за мной. Мы углубились в сплетение коридоров, узких, точно кишки аскета, пересекли несколько залов с настоящими колоннами из автонов. 
 В один момент я не головой даже, а мозгом ощутил толчок и понял, что дубль где-то недалеко, за сплетением металлических ветвей. 
 – Копай себе могилу, гнида, – прошипел я, борясь с приступом удушающей ярости. 
 Поворот, поворот, шаги глухо отдаются от едва не сходящихся стен... очередной зал, на этот раз с «Дурманом» в центре... обходим его аккуратно, стараясь вообще не дышать... рывок, и я нервно смаргиваю, поскольку за возникшим перед нами проемом не новый коридор, а покрытые снегом бугры. 
 Лабиринт закончился, мы дошли до выхода. 
 – Надо же, а я не верил, – сказал Синдбад. 
 – Я и сам не особенно верил... – буркнул я и замолк, поскольку снаружи затрещал «Шторм». 
 Дубль был там, он сражался, и я даже мог понять, с кем – с поджидавшими меня у выхода узловиками. Интересно, бойцы брата Рихарда понимали, что имеют дело лишь с копией Лиса, или им было все равно? 
 – Для начала я выгляну, – сказал я. 
 Чтобы не засветиться, я лег, прополз оставшийся метр и осторожно приподнял голову: вон дубль, в полусотне метров от выхода, и стреляет он на запад; вон двое рьяных рыцарей, что пытаются взять его в клещи, а третьего, настырного приора, пока нет в зоне действия моих имплантов. 
 Похоже, брат Рихард остался в одиночку сторожить вход Лабиринта, а подчиненных отправил сюда. 
 – Ну что? – спросил Синдбад, когда я заполз обратно. 
 – Два узловика против одного меня, – сказал я. – Так что используем единственно верную тактику. 
 Дубль нам враг, но он один, и бойцы Ордена, которых двое, и даже трое, тоже совсем не друзья, и они сейчас сражаются между собой. Значит, нужно забыть, кто убил Колючего, и атаковать рыцарей, ослабить ту сторону, которая пока сильнее, а потом разобраться со слабейшей. 
 Все верно, все логично, но рука сама тянется нацелить «мегеру» в сторону дубля. 
 – Давай, вжарим им. – Я поднял оружие, необычно тяжелое, по-иному скомпонованное, чем привычный «Шторм». – Только и про того, что смахивает на меня, не забывай. 
 – Не забуду, – усмехнулся Синдбад, и мы вмешались в бой. 
 Узловики наверняка помнили, что у сталкера по кличке Лис имелось двое спутников, но когда он выбрался из Лабиринта в одиночку, решили, что они где-то внутри и остались. Поэтому наше появление стало для них неприятным сюрпризом – оба дернулись, тот, что был поближе к нам, здоровяк с «парикмахерской машинкой» на поясе, начал перенацеливать армган. 
 Он не успел, он просто не имел шансов успеть. 
 Я нажал спусковой сенсор, руку мою сотрясло отдачей, куда более мощной, чем у ИПП, и заряд с картечью, выпущенный из «мегеры», разорвал того, кто пытал меня, на клочки. 
 Только брызнуло на белый снег красным. 
 Я даже ощутил нечто вроде мстительной радости, но это чувство угасло, сменившись резкой, пронзающей болью в левом плече. Падая, я даже подумал, что меня ранили, но затем сообразил, что боевой костюм цел, никто в меня не попал, просто луч армгана поразил дубля. 
 – Лис, ты чего?! – заорал Синдбад откуда-то издалека, сверху, стучал его «карташ», а я ворочался в снегу, будучи не в силах встать, подчинить себе похожее на лужу киселя тело. 
 Выстрел попал в мое отражение, в демона, лишь похожего на меня, а я уже вышел из игры. Что произойдет в том случае, если дубля убить – я не переживу этого, тоже откину копыта? 
 – Тут я... тут... сейчас встану... – прохрипел я, жадно глотая холодный воздух и пытаясь прийти в себя. 
 Засигналили импланты, сообщая, что с запада к нам приближается еще один человек с армганом – вот и брат Рихард, просим любить и жаловать. Я смог перекинуть данные об этом Синдбаду, отметить, что дубль вроде бы удаляется, уходит прочь, а затем на несколько мгновений вырубился. 
 Когда очнулся, бритоголового рядом не было, он что-то делал около трупов двоих узловиков. 
 – Сдохни! – крикнул кто-то голосом красивым и мощным, и спустя несколько мгновений взорвалась граната. 
 Она полыхнула там, где должен был находиться Синдбад, на достаточном расстоянии, чтобы я не рисковал быть изжаренным. Но белый, невыносимо яркий свет хлестнул по глазам с такой силой, что я невольно застонал и ощутил, как слезы бегут по щекам. 
 Не обращая внимания на боль и ничего не видя вокруг, я перекатился на живот, поднял «мегеру» и выстрелил – туда, где, если верить имплантам, находился приор московской локации. 
 Похоже, мы с ним остались один на один, а бедняга Синдбад, слишком далеко отошедший от моего ценного тела, подставился под гранату. Ничего, я погорюю по поводу его смерти позже, когда прострелю башку одному рыцарю с крючковатым носом и глазами цвета арктического льда. 
 – Мимо! – сообщил мне брат Рихард. – Я не дам тебе времени, чтобы перезарядить оружие! 
 – И не надо! – Я потащил из кобуры «Страйк». 
 Белое марево в глазах потихоньку рассеивалось, я уже мог видеть собственные руки и стену Лабиринта неподалеку. И один из моих имплантов сигналил, что не все так мертво вокруг, что помимо нас с рыцарем рядом есть кто-то еще. 
 Не время сейчас думать об этом! 
 Луч армгана прошел над самой моей головой, еще два легли справа и слева – брат Рихард забавлялся и не скрывал этого. 
 – Сдавайся, Лис! – крикнул он. – Ты ведь понимаешь, что если нужно, то я утащу тебя и мертвого?! Порежу на куски и упру в одиночку или вызову помощь из нашей локации, но добьюсь своего! 
 О да, он не шутил, он и вправду был намерен заполучить меня любой ценой. 
 – Хрен тебе... – просипел я. – И морковка гнилая впридачу! Чтобы ты сдох, морда носатая! 
 Я выстрелил трижды и метнулся в сторону выхода из Лабиринта – укрыться за стеной автонов, перевести дух, восстановить зрение, зарядить «мегеру» – и тогда мы посмотрим, кто кого. 
 Луч армгана аккуратно прорезал левую икру, и я вновь свалился, на этот раз лицом вниз. 
 – И не думай о бегстве! – голос брата Рихарда стал громче, похоже, приор поднялся на ноги и двинулся в мою сторону, уверенный, что держит меня на прицеле, что все под контролем. – Ну что ты за упрямое существо? Сдался бы там, в Москве, когда мы только впервые встретились, и сидел бы сейчас в лаборатории. 
 – Разрезанный на куски... – Я дернулся, чтобы встать, но тяжелый ботинок наступил мне на запястье, прижимая руку со «Страйком» к земле. 
 Это было не столько больно, сколько унизительно. 
 – Но разрезанный на куски аккуратно, по науке. – Тут рыцарь позволил себе смешок. – Ногу я тебе повредил, но так, чтобы ты смог идти. Так что, сколько веревочке ни виться, а конец всегда один. Выпусти пистолет, а не то я начну отстреливать тебе пальцы. 
 И вновь этот тип не бравировал – и откуда только в «благородном» Ордене берутся такие садисты? 
 – Вот, хорошо, – сказал брат Рихард, когда я разжал руку. – В подсумке у меня имеются наручники. Сейчас я защелкну их на твоих запястьях, мы пару минут отдохнем и двинем к тамбуру. 
 Сигнал от датчика биологических существ наконец достучался до моего сознания, и я дотумкал, что он означает. Сердце мое заколотилось так, что я испугался – выдаст, стучась изнутри по пластинам боевого костюма. 
 Я краем глаза увидел, что рыцарь наклонился, подобрал «Страйк». Щелкнуло, поднявшись, забрало, открылось искаженное торжествующей ухмылкой лицо. Тихий хруст донесся с той стороны, где располагалось оставленное гранатой черное пятно. Я уловил его только потому, что был проводником, узловик-метаморф ничего не услышал. 
 – А ты чего лыбишься? – спросил он, и я осознал, что губы мои двигаются помимо воли хозяина. 
 Ответить я не успел. 
 И все же брат Рихард обладал невероятной для человека реакцией – когда поднялась стрельба, он даже смог повернуться, и импульсные пули ударили приору не в спину, а в грудь. Заскрежетало, зачавкало, словно в грязь било множество острых каблучков, в лицо мне плеснуло солоноватым, липким и теплым, а унизительная тяжесть с запястья исчезла. 
 – Отвались мой хвост, – сказал я, вытирая с лица кровь. 
 Теперь я и без всяких имплантов мог понять, что ко мне идет человек – по хрусту снега под ногами, по тяжелым и в то же время неуверенным шагам. И я мог точно сказать, кто это, хотя пока не видел ни лица, ни даже фигуры – во всей локации Соснового Бора у меня был один-единственный союзник. 
 – Хватит лежать, – сказал человек знакомым низким голосом. – Или ты заснул? 
 – Нет. – Я сел, и поморщился – напомнила о себе не только икра, но и шрам на физиономии. 
 Синдбада с ног до головы покрывала копоть, и даже участок лица от налобника шлема до маски казался угольно-черным. Я не собирался гадать, как он уцелел при взрыве гранаты, но был готов поклясться, что раскаленная плазма добралась до моего спутника. 
 – Он тебя подранил? – спросил Синдбад. 
 – Зацепил немного. – Помогая себе руками, я ухитрился встать и даже сделал небольшой шаг. 
 Брат Рихард не соврал – я мог ходить, вот только он умолчал, что ходить медленно, шипя от боли и испытывая желание отстегнуть и отложить в сторону пострадавшую конечность. 
 Сам приор лежал на спине, армган целился на запад, в сторону Соснового Бора, а на белое, словно мраморное, лицо ложились снежинки, и пока еще таяли, поэтому казалось, что рыцарь плачет. Живот и грудь мертвеца, куда угодили несколько пуль, выпущенных из «карташа», представляли собой кровавое месиво, и одного взгляда хватало, чтобы понять – этот узловик больше не встанет. 
 По всем правилам мне было положено испытать радость – как же, еще один враг, и, пожалуй, самый могущественный, повержен, но то ли я слишком устал, то ли горечь от гибели Колючего еще не рассеялась. 
 Я ощутил только облегчение – словно с шеи сняли тяжелый и угловатый камень. 
 Если брат Рихард не соврал и о моем раздвоении знал только он сам и его ближайшие соратники, если о дубле неведомо Командору Хантеру, то Орден не будет охотиться за мной. Разве что рыцари выяснят, кто именно стал причиной гибели некоторого количества братьев во главе с приором московской локации, но в этом случае я могу попробовать оправдаться. 
 Но во всех других ситуациях этот жестокий и властный тип говорил правду, будем надеяться, что и в этой он не осквернил уста ложью. 
 – Где твоя аптечка? – спросил я. – Доставай. Полагаю, что она нужна нам обоим. 
 – Да, сейчас. – Синдбад покачнулся и полез в рюкзак, и в этот момент меня накрыло волной страха. 
 Что-то смертельно опасное должно было произойти вот-вот, прямо тут, в том месте, где мы стояли. Все импланты как один посылали мне сигналы, но размазанные, нечеткие, и я не мог в них разобраться. Будто собралось двигаться нечто огромное, исполинская мощь готовилась привести в движение колоссальную массу материи... 
 – Стой! – Я вскинул руку, ощутил, что мне не хватает воздуха, и тут понял. – Убираемся отсюда! 
 – Что... – Синдбад глянул мне в лицо и проглотил возражения. 
 Он подхватил меня за пояс и фактически поволок на себе, и не хотел бы я знать, чего это ему стоило – наверняка под боевым костюмом имелся не один десяток свежих ожогов, и любое прикосновение к ним причиняло боль. 
 Я помогал, как мог, пытался идти, но большей частью прыгал на одной ноге, изображая сумасшедшего зайца. Полупустой рюкзак хлопал меня по спине, «мегера» оттягивала руки, чувство опасности вопило «Бежать! Бежать!». 
 – Хватит! – просипел я, когда оно заткнулось, оттолкнул Синдбада от себя и едва не свалился на снег. 
 А затем развернулся и стал смотреть, как движется Лабиринт Коваши. 
 Все знали, что эта чудовищная хреновина перемещается, причем каким-то образом переползает с берега на берег одноименной речки. Но вряд ли кто-то до нас двоих видел собственными глазами, как именно происходит этот процесс, а если и видел, то промолчал об этом. 
 Сплетенные из автонов стены заколыхались, ветви задергались, над Лабиринтом поднялась волна лилового сияния, разогнавшего начавшие сгущаться сумерки, и земля под нашими ногами дрогнула. 
 А затем конструкция из металлокустов, при виде которой удавился бы любой садовник, мягко поехала в нашу сторону, точно заскользила на санях под небольшой уклон. Поползла абсолютно бесшумно, чудным образом не тревожа свежевыпавший снег, накрыла тело брата Рихарда и поглотила его, а мигом позже скрыла и черное выжженное пятно от гранаты. 
 Это было так неожиданно и красиво, что я замер, выпучив глаза. 
 Лабиринт катил прямо на нас, а мы не могли даже бежать, а если бы и могли, это немногое бы изменило. 
 – Встала, – сказал Синдбад, когда стена автонов замерла, не дойдя до нас каких-то пяти метров. 
 – Ага, – я кивнул и осознал, что ужасно, до деру в горле хочу пить. 
 Чтобы добраться до моей раны, пришлось снимать с ноги пластины бронекостюма, а затем еще и задирать штанину комбинезона. Открылся аккуратный шрам, надрез на мышце, не дающий ей нормально работать, но в то же время не представляющий особой опасности. 
 Приложенная к икре аптечка пискнула, и боль сначала ослабела, а потом резко усилилась, сердце забилось чаще: стимуляторы пошли в кровь, и началось ускоренное заживление. 
 Но даже так оно продлится не менее нескольких часов, и все это время я буду хромать. 
 – Теперь ты, – сказал я, глядя на Синдбада. – Для начала займемся твоей рожей, а затем всем остальным. 
 Спасло моего приятеля то, что он успел отскочить и оказался в довольно глубокой ложбине, вдобавок еще и в сугробе. Но даже там плазма, исторгнутая гранатой, достала его и подвергла серьезному испытанию как боевой костюм, так и спрятанного внутри него человека. 
 – Что дальше будем делать? – спрашивал Синдбад, пока я нещадно расходовал ресурсы аптечки на его ожоги. При этом он шипел и вздрагивал от каждого прикосновения. – Как ты думаешь, куда он пошел? 
 – Обычный человек немедленно двинулся бы к тамбуру, чтобы убраться в другую локацию, – отвечал я. – Но мы, сам понимаешь, имеем дело не с человеком. И поэтому я не знаю, что тебе ответить. Дубль сейчас за пределами зоны действия моих имплантов, так что нам остается только пойти по следам и надеяться на новое «видение». 
 Темнело все сильнее, снег и не думал слабеть, но я был уверен, что смогу найти отпечатки даже в таких условиях: проводник я, в конце-концов, или «мотылек», впервые пересекший Барьер? 
 – Надеяться... – Синдбад дернулся в очередной раз. – Нет более глупого занятия... Ну что, всё? 
 Вместо меня ответила полностью разряженная аптечка, издавшая протяжный свист. Я хмыкнул, красноречиво развел руками и спрятал приборчик в собственный рюкзак. 
 – Ладно, язви меня джинн. – Мой спутник, двигаясь медленно, рывками, натянул комбинезон и принялся облачаться в боевой костюм. – Как все чешется, будто снова в огонь угодил. 
 Мало того что подживающие ожоги невыносимо зудели, Синдбада еще и заметно трясло – столько всякой химии было у него в крови. У меня болели обе раны, и на ноге, и на лице, плюс не проходило ощущение, что в голову вместо мозга воткнули металлическую сферу. 
 И все же мы должны были пойти за дублем, догнать его и убить. 
 След я нашел быстро – четкий, ведущий прямо на юг, и мы потащились через снегопад. Спустя пятьсот метров пришлось свернуть на восток, затем опять на юг, а потом сделать круг. 
 – Что он петляет, как безумный грибник? – проворчал Синдбад. – Следы путает? 
 – Возможно, – не стал я спорить. – Или так велит тот Путь, что намертво засел у него в башке. 
 Идти было тяжело, снегу навалило достаточно, так что мы время от времени начинали вязнуть. Ветер налетал порывами, и обычными глазами можно было заглянуть метров на десять, не дальше. 
 Если бы не мои импланты, мы бы точно влетели в «Голубой огонек». 
 А так я заметил движение, поспешно гаркнул «Отвернись!», и сам отвел глаза, да еще и прикрыл их руками. Повеяло обманчивым, фальшивым, но все равно уютным теплом, под веками заплясали голубоватые блики. 
 – Ты успел? – спросил я, надеясь, что в ответ не услышу крик безумца. 
 – Успел, – отозвался Синдбад. – Но эта штука прямо на его пути. Как он прошел, интересно? 
 – Если он умеет договариваться с чугунками, почему бы ему не уметь убалтывать ловушки? 
 Потрескивание затихло, свет погас, и мы двинулись дальше. 
 После очередного зигзага, похожего на громадную букву «л», дубль повернул к северу, и тут на его траектории обнаружилась «Мухобойка», причем исключительно свежая, только что возникшая, и поэтому видимая, заключенная в кокон из фиолетовых молний. 
 – Оставляет он их, что ли? – пробурчал я. – Из кармана выбрасывает, чтобы мы шли помедленнее? 
 И только договорив фразу до конца, я сообразил, что так все и может обстоять на самом деле, что возможности явившегося из «Мультипликатора» существа наверняка превосходят человеческие. Что он, гнусное порождение Пятизонья, может общаться с биомехами и скоргами, не подчинять их себе, как это делают мнемотехники, а договариваться о сотрудничестве и вдобавок каким-то образом устанавливать ловушки. 
 Понятно, что в первые дни мой двойник не осознавал своих способностей до конца, вообще мало что понимал, но теперь он всё лучше знакомится с окружающим миром и с собой тоже... 
 Интересно, какими еще свойствами наделил его неведомый «родитель»? 
 Мы обогнули пруды с юга, дали еще одну петлю, а затем снова вышли к берегу речки Коваши. Дубль, судя по всему, пересек ее и пошел куда-то на север, мы же невольно приостановились. 
 Если Обь в Новосибирской локации замерзала, то в других локациях сильные морозы были редкостью, и поэтому водные потоки в них крайне редко покрывались льдом. Сейчас Коваши журчала, как ни в чем не бывало, по ее поверхности несло шугу, а сонар показывал, что тут неглубоко, но зато имеются многочисленные, стремительные метки – гидроботы, которые будут очень рады, если к ним в гости пожалуют два сталкера. 
 – Тут всего-то метров десять, – сказал Синдбад. – Если побежать... 
 – ...то верхняя половина до другого берега доберется, – подхватил я, – а вот нижнюю обглодают за милую душу. А мне мясо на моих костях как-то дорого, не говоря уже о некоторых органах. 
 – Тогда что? Сидеть тут и ждать? Или пойти и засесть у тамбура, как в Академзоне? 
 – Нет, нужно его гнать, пока ранен! – Я ощутил, что от злости сводит челюсти. – Гнать, не давая ни мгновения передышки! Пока он не отчается и не пристрелит сам себя! А стоит нам задержаться на месте, как мигом явится толпа чугунков и снова учинит веселье, как в Академзоне. 
 Неожиданно оживший датчик движения показал, что за нашими спинами, метрах в ста, имеются несколько перемещающихся объектов. Еще не сообразив, что это такое, я прыгнул в сторону и упал в снег. Нога заболела вновь, да так, словно меня ранили еще раз, но зато красноватый луч армгана прошел через место, где я только что стоял. 
 Синдбад упал мгновением позже. 
 Перемещающиеся объекты исчезли, превратились в туманные, нечеткие пятна, как будто метель обрела способность глушить мои импланты, и я сообразил, что мы имеем дело с метаморфом. 
 Что-то их много развелось на мою голову. 
 – Это еще кто? – спросил Синдбад, водя стволом «карташа» из стороны в сторону. 
 – Кажется мне, что ты его знаешь, – я улыбнулся. – Не говоря уже обо мне... 
 Я выстрелил почти наугад, не на движение даже, на тень звука, на тень метки, возникшей на моем внутреннем экране. «Мегера» дернулась, облако картечи унеслось во тьму, и метка из тени превратилась в полноценную. Рядом с ней возникла вторая, и на нас понеслись два раптора, больших и мощных, некогда мутировавших из внедорожников. 
 Для таких снег глубиной по колено – не препятствие. 
 – Твою мать! – заорал Синдбад, опустошая магазин ИПК, а я полез в подсумок за гранатами. 
 Проклятые чугунки виляли, не давая прицелиться, скакали из стороны в сторону, но неумолимо приближались. Рев моторов становился все громче, и я удивился, как не слышал его раньше, ведь не могли рапторы двигаться бесшумно! Да, мы имели дело не просто с метаморфом, а с очень умелым, хитрым и безумно упорным метаморфом. 
 Я бросил гранату, но неудачно, взорвавшись, она не повредила одного из биомехов, а лишь сбила его с колес. 
 – Оп-па! – воскликнул Синдбад и не упустил шанса – всадил в железное брюхо целую очередь. 
 Новый взрыв на несколько мгновений превратил темный зимний вечер в яркий полдень, и я напряг глаза, пытаясь обнаружить нашего противника. Но ни один из имплантов, ни обычные глаза не смогли ничего заметить, лишь в одном месте я вроде бы разглядел примятый снег. 
 Но тут второй раптор добрался до нас. 
 Правда, он слегка не рассчитал прыжка, и тяжелая туша пронеслась над нами, с плеском ухнула в воду. Я перекатился в одну сторону, спешно перезаряжая «мегеру», Синдбад в другую, и луч армгана разминулся с моим плечом на каких-то несколько сантиметров. 
 Невидимый враг не дремал. 
 – Вот лахудра... – прошептал я, глядя, как чугунок с натужным ревом и плеском выбирается из Коваши. 
 В бока ему вцепились несколько гидроботов, для которых что человек, угодивший в воду, что свой брат биомех – всего лишь добыча, но они раптору, похоже, ничуть не мешали. 
 Я поднял картечницу и приготовился вывести монстра из дела выстрелом в упор, но тут в голове у меня помутилось. Главный имплант принялся один за другим генерировать сигналы «сбой обработки данных», а остальные – передавать какую-то ерунду. 
 На мгновение я потерял ориентацию, показалось, что нахожусь на другом берегу. 
 Спусковой сенсор я все же нажал, но рука дрогнула, и выстрел «мегеры» всего лишь разворотил чугунку бок. Оторванное колесо с плеском шлепнулось в Коваши, а я наконец сообразил, что со мной происходит, и знакомый толчок внутри черепа подтвердил, что моя догадка верна. 
 Дубль оказался достаточно близко, чтобы наши внутренние информационные системы, составленные из идентичных элементов, «пересеклись» и начали взаимодействовать. 
 Моя копия в данный момент переходила через реку несколько восточнее, где-то у урочища Шишкино. 
 – Лис!! – отчаянно заорал Синдбад. – Очнись, сука! 
 Раптор на трех колесах выбрался на берег, несмотря на то что из дыр в его броне хлестала вода, а гидроботы продолжали работать «челюстями». Бритоголовый хлестнул по нему очередью, затем второй, но механический хищник как будто не заметил, как его плоть рвут пули шестого калибра. 
 «Сейчас ты умрешь, Лис», – сказал кто-то в М-фон знакомым, полным злобного торжества голосом. 
 И вот эта фраза заставила меня сбросить оцепенение и разозлиться: фиг тебе, «доброжелатель»! За последние дни я наумирался настолько, что хватит на добрый десяток воплощений! 
 Если эти воплощения, конечно, существуют. 
 Как я выдернул «Страйк», не заметил сам, но всю обойму выпустил прямо в небольшую пробоину в бампере чугунка. Тот задымил, дернулся и с жутким скрежетом принялся разваливаться – просела крыша салона, отвалился правый передний бронелист, бывший когда-то дверцей. 
 Из реки высунулась зубастая морда размером с чемодан, ухватила раптора за задний мост и поволокла в воду. 
 – Туда ему и дорога... – прошептал я и перекатился в сторону, спасаясь от нового выстрела из армгана. 
 Тот, кто натравил на нас биомехов, и сам был опасен, точно дракон. 
 Дубль все еще находился неподалеку, но постепенно удалялся, и я возвращал себе контроль над имплантами. Хотелось бы еще чуть побольше сил, поменьше ран и усталости, но это, как говорится, в следующий раз. 
 – Ты умрешь, Лис... – остававшийся невидимым Циклоп на этот раз говорил вслух, и ощущение было такое, что он находится в считанных метрах от нас, хотя я знал, что это не так. 
 – Все умрем, – ответил я, перезаряжая «мегеру». 
 – Твоя смерть будет долгой и жуткой, и я позабочусь об этом! – высокопарно объявил злопамятный джинн. 
 Да, многое может меняться в этом мире, но человек, однажды попавшийся в ловушку пафоса, обычно остается в ней до конца жизни – на смех и удивление окружающим. 
 Но этот засранец, помимо произнесения пышных речей, умел еще много чего. 
 «Синдбад, гранаты остались?» – спросил я через М-фон. 
 «Да. Последняя. А что?» 
 «Бросай ее вон туда», – и я передал соратнику координаты места, где вроде бы видел примятый снег. 
 Даже если ГП-1 не поджарит Циклопа, она заставит его потратить часть сил на защиту от раскаленной плазмы и хотя бы на мгновение раскрыться. А тут уж мы с Синдбадом не упустим шанса, чтобы покончить с одноглазым ублюдком, что тащится за нами от самой Обочины. 
 Граната взорвалась там, где ей и положено, снег мгновенно испарился, вспух громадный пузырь из белого пламени. 
 – Вот он! – заорал я, когда правее места взрыва и ближе к нам нарисовался невысокий силуэт. 
 – И он... – добавил Синдбад, когда сверху с воем метнулось нечто стремительное. 
 Помимо двух рапторов, джинн приволок с собой еще и гарпию! Ладно хоть не притащил того бронезавра из московской локации! Или его подбили братья-рыцари, спасибо им большое? 
 Чугунок, бывший ранее беспилотным военным разведчиком, был оснащен только импульсной пушкой, но и ее с лихвой хватило бы на двух сталкеров, если бы Циклоп держал гарпию под полным контролем. Но то ли ему подпалило задницу, то ли он просто устал, то ли отвлекся на что-то, в любом случае железная воля мнемотехника ослабела, и прицел у летучей твари сбился. 
 Загрохотало так, что я едва не оглох, в земле вокруг нас появилось несколько дырок, из Коваши выросла пара водяных столбов, а гарпия понеслась дальше, вверх, во мрак, набирая высоту для нового захода. 
 Но я успел выстрелить в сторону Циклопа до того, как он вновь скрылся из виду, и Синдбад не отстал от меня. 
 – Есть! – воскликнул я, уловив вскрик. 
 Но джинн пропал, словно его и не было, и вновь в моей голове зазвучал холодный, полный злобы голос: 
 «Ты причинил мне боль, Лис. Ты или твой дружок. Теперь вы будете умирать еще дольше. Ведь я еще и бионик, не забывай об этом. Когда вы попадете мне в руки, я буду поддерживать в вас жизнь так долго, как только смогу. Чтобы сполна насладиться вашими муками и использовать все способы пыток, которые я придумал за эти дни». 
 Ничего себе, и кто-то еще считает сумасшедшим меня? 
 – Что делать будем? – прошептал Синдбад. – Гранат больше нет, эта хрень сейчас свалится сверху. 
 Гарпия моталась высоко над нами, и Циклоп то ли не мог, то ли не желал более прикрывать ее. Я слышал гул двигателя, мои импланты фиксировали метку, уходящую сейчас на северо-восток. 
 – Ее можно сбить. Но что делать с ним? – я ткнул в ту сторону, где прятался джинн. 
 У него армган, а это значит, что он имеет преимущество в мощности оружия, а благодаря способностям проводника еще всегда знает, где мы находимся, и легко разгадает наш маневр. Идти в атаку в таких условиях – самоубийство, отсиживать на месте – тоже не очень разумно, рано или поздно он подберется вплотную и нас достанет, а значит, остается... 
 – Будем бить «по площадям», – сказал я. – Спасибо герру Рудольфу и персонально унтер-офицеру Гюнтеру, отсыпавшему нам боеприпасов от щедрот «Ковчега». Ну что, заряжай, коллега? 
 С помощью выстрелов можно нащупать невидимый щит, за которым укрывается метаморф, а затем вынудить его тратить все силы на поддержание этой штуковины – если стрелять, и стрелять, и стрелять... 
 Синдбад дал размашистую очередь, потом еще одну, а я до предела напряг как импланты, так и данные матушкой-природой органы чувств. И заметил, что в одном месте, ближе к нам и правее той точки, где появлялся Циклоп, несколько пуль отскочили от невидимой преграды. 
 – Туда! – воскликнул я, передавая соратнику координаты, а сам перевернулся на спину, готовясь встретить идущую на нас гарпию выстрелом из «мегеры». – Ну, получай, тварь... 
 Негромкий стрекот «карташа» слился с гулким хлопком картечницы, и я с радостью понял, что попал. Один из двух двигателей летучего чугунка заискрил так, что было видно с земли, и биомеха повело в сторону. 
 Гарпия сбилась с траектории и с истошным воем рухнула на землю. 
 – Отлично! – похвалил меня продолжавший стрелять Синдбад. – А теперь помогай, а то я не уверен, что сажу, куда надо... 
 Метаморф, если он достаточно силен, может оставить пристреленный врагами «щит» на месте, а сам двинуться в сторону под прикрытием другого, поэтому нам не следовало особенно расслабляться. 
 Я несколько раз глубоко вздохнул и за шиворот втащил себя в форс-режим. 
 Область, где уплотненный воздух образовывал непроницаемую для пуль преграду, я засек сразу и тут же обнаружил вторую, неспешно приближавшуюся к нам. Обидчивому джинну, которому дубль некогда перебил сделку, осталось пройти десяток шагов, и мы будем у него как на ладони. 
 – Там! – завопил я, вываливаясь из форс-режима и транслируя Синдбаду новые координаты. 
 «Ты сдохнешь, Лис, – сообщил мне Циклоп, не забывавший о том, что нужно планомерно разлагать моральный дух противника. – Но не сегодня. Пару дней еще протянешь, а может, и все три». 
 Я трясущимися от усталости руками перезарядил «мегеру» и «Страйк» и дал Синдбаду паузу, чтобы он мог сменить магазин «карташа». После моего залпа бритоголовый еще успел пустить несколько «шаровух», но все они рассыпались искрами, не пролетев и метра. 
 Луч армгана угодил прямо в «Страйк» и аккуратно разрезал его пополам. 
 «Дальше я начну отрубать тебе пальцы», – сообщил джинн, когда я выронил испорченное оружие. 
 И тут ожила забытая всеми гарпия. 
 Мой выстрел, похоже, не убил ее, а только повредил, и летучая тварь, по-быстрому подлатав раны, поднялась в воздух. А обнаружив, что гнусный мнемотехник более не держит ее под контролем, ринулась в атаку на этого самого мнемотехника. 
 Чугунки, как и люди, очень не любят тех, кто пытается ими манипулировать. 
 Загрохотала пушка, темный силуэт промчался над нами, и Циклоп вывалился из невидимости. Вывалился в прямом смысле – рухнул на снег, заливая его кровью из большой дыры в спине. 
 
 
 
 Глава 18 
 Выстрел в зеркало 
 
 10-11 февраля 
 – Этот готов, – сказал я и сделал паузу, давая имплантам возможность отследить, куда направилась гарпия. – А она улетела. Даже не верится, что все вот так неожиданно закончилось... 
 Только что на берегу Коваши выли турбины гарпии, свистели пули, и смерть стояла на расстоянии вытянутой руки. А теперь все было тихо и спокойно, как на курорте, и лишь снег продолжал безмятежно кружиться в воздухе. 
 – Пойдем, посмотрим, что с ним. – Синдбад с кряхтением поднялся. – Джинны – твари живучие, ты забыл? 
 – Пойдем, – согласился я. 
 К Циклопу мы приближались с опаской, не опуская оружия, и я был готов к тому, что он сейчас вскочит, рассмеется шипящим смехом, что все это ловушка, обман, чтобы приманить нас поближе. 
 Но Циклоп был мертвее, чем Элвис Пресли – трудно выжить, когда снаряд выдирает из самой середины твоего тела здоровенный кусок плоти с частью позвоночника и кишками. Джинна фактически разорвало пополам, и единым целым он оставался только благодаря ребрам и коже, и если бы не кровь, мы наверняка разглядели бы через дырку снег. 
 – Мертв, – с облегчением произнес Синдбад. 
 – От рюкзака ничего не осталось, а вот «Страйк» надо забрать. – Я наклонился, чтобы вынуть оружие из кобуры. – А то от твоего остались два красивых оплавленных куска. 
 Выражения лица моего спутника я не видел, но оно вряд ли было радостным. Синдбаду наверняка не хотелось продолжать погоню, но он хорошо понимал, что я не отступлю. 
 – Тогда веди, – сказал он. – На север? 
 – Нет, на восток. – И мы двинулись туда, где дубль переправился через реку. 
 Сам он из зоны действия моих имплантов сгинул, растворился в метели и тьме, ушлепал куда-то на юго-восток, где до самой границы локации нет ничего интересного, кроме болот. 
 К моменту, когда мы вновь напали на след, я чувствовал себя таким уставшим, будто пару раз вскарабкался на Эверест. Метаболический имплант беспрерывно ругался, сообщая, что его ресурсы на исходе, ноги самым позорным образом дрожали, и еще я начал мерзнуть. 
 Все признаки истощения налицо. 
 Но сдаваться я не собирался – нужно укокошить моего двойника сейчас, когда он ранен и находится почти в прямой видимости, а не ждать, пока этот гад придет в себя, спрячется или, наоборот, натворит всяких гнусностей, прикрываясь моим добрым прозвищем. 
 – Ты как? – спросил Синдбад. – А то тебя шатает? 
 – Это я притворяюсь нетрезвым, – объяснил я. – До того выпить хочется, что сил нет, и опьянение приходится симулировать. 
 Он понимающе хмыкнул, и мы потащились по следу, так хитро петляющему, словно его оставил настоящий лис, пытающийся уйти от погони. Уже через сотню метров наткнулись на «Магнит», маленький по площади, но достаточно сильный, а затем едва не влетели в «Кислоту». 
 Заметить ее в метель не проще, чем увидеть кусок чистого стекла в толще воды. 
 – И все-таки куда его несет? – бормотал я, когда мы вслед за дублем закладывали петлю вокруг небольшой возвышенности. – Бродит туда-сюда, но потихоньку двигается на юг... 
 Догадка заставила меня остановиться: а что, если дубль бредет к «Мультипликатору», к тому месту, где он сам родился? Желает окунуться в призрачное сияние вихря, чтобы восстать оттуда обновленным, излеченным от ран и усталости? Или хочет породить новую копию? 
 Отражение отражения... 
 – Ты чего встал? – в голосе Синдбада прозвучало легкое раздражение. 
 – Сейчас пойду, и ты за мной, – сказал я. – Только не по следу, а туда, куда он, скорее всего, направляется. 
 И я объяснил, что имею в виду. 
 – А если ты ошибаешься? – спросил мой спутник. 
 – Тогда мы можем его упустить. Но в любом случае я со своей ногой не могу идти быстро, и шансов нагнать его, шагая следом, у нас маловато. Можно еще отправиться к тамбуру и засесть там, но недостатки этого варианта мы уже обсуждали. Вряд ли нам удастся так просто устроить там засаду. Чугунков тут, конечно, меньше, чем в Академзоне, но на двоих заморенных сталкеров хватит. 
 Раздумывал Синдбад недолго. 
 – Ладно, веди туда, где вертится эта призрачная хрень, – сказал он. 
 – Проведу, – пообещал я, и мы вместо юго-востока двинулись прямо на юг, чтобы обогнуть примыкающую к Лубенскому озеру с востока топь и выйти в те места, где я «гулял» три дня назад. 
 Каких-то семьдесят два часа, а событий произошло, как за целый год, а то и за два. 
 Мы шли так быстро, как только могли, подживающая нога, которую приходилось нагружать, болела адски, иногда напоминал о себе шрам на лице. Каково приходилось Синдбаду, я мог только догадываться, но время от времени он принимался сдавленно ругаться через сжатые зубы. 
 Метель выла и бесновалась, подобно целой ораве вырвавшихся из преисподней демонов, все вокруг тонуло в белесой мгле, и только мои импланты позволяли находить дорогу. 
 Хотя дорогой это назвал бы только привыкший к бездорожью человек. 
 Лубенское озеро мы увидели в срок – пологие, лишенные растительности и намека на снег берега, покрытая маслянистой пленкой вода, на поверхности которой всегда, даже в штиль, имеется рябь. А сейчас по ней катались настоящие волны, и ветер срывал с их верхушек клочья пены. 
 От озера мы пошли почти тем же маршрутом, что предложили мне большеголовые, и у меня началось нечто вроде бреда. Пару раз показалось, что я иду один, что никого рядом нет, что все, происходившее в последние дни, мне пригрезилось. Что нужно лишь добраться до конечной точки, а затем вернуться на Обочину, сдать сканеры заказчикам, и все будет хорошо. 
 Приходилось встряхивать головой, оглядываться, дабы убедиться, что Синдбад тут, и поднимать руку – потрогать шлем и осознать, что никаких шаровидных наростов на нем не имеется. 
 «Это все усталость», – убеждал я сам себя. 
 «Чертова топь» обнаружилась на том же месте, где я оставил ее седьмого февраля, и мы аккуратно обогнули ее. 
 – Откуда здесь эта штука? – спросил Синдбад, с удивлением поглядывая на ловушку. 
 Неровный прямоугольник «Чертовой топи» выделялся благодаря тому, что слой снега на нем был гораздо тоньше, чем даже полуметром в сторону. Эта аномалия непонятно почему выделяет тепло, причем довольно значительное его количество, и сугроб на ней не возникнет никогда. 
 – Сама по себе наросла, – ответил я. – Ты погоди удивляться. Там еще впереди много разного. 
 Мы поднялись на холм, и во всей красе открылось спрятавшееся за ним скопление аномалий: аж три «Магнита» и за ними «Электрогейзер». За время, что меня тут не было, к ним добавилось пятнышко «Алмазной пыли», а на таком ветру эта дрянь крайне опасна. 
 – Вот, смотри, – и я сделал гордый жест коллекционера, демонстрирующего гостю сокровища из своего собрания. 
 Синдбад только головой покачал. 
 – Энергополе? 
 – Имейся оно тут – нас бы давно атаковал клацающий зубами чугунок. 
 «Электрогейзер» ожил, заплясали вокруг него пучки молний, несколько штук шарахнуло в нашу сторону. Но мы к нему не пошли и не спустились в овраг, на дне которого притаился «Голубой огонек», а вместо этого дали большого крюка к югу, чуть ли не до урочища Лубаново. 
 Скопление ловушек осталось позади, и мы вскоре вышли к останкам бронезавра, таким же холодным и мертвым, как три дня назад. То ли скорги не успели забраться внутрь и оживить боевую машину, то ли этого чугунка повредило нечто, способное отпугивать даже колонии нанитов. 
 И та, и другая версия выглядели крайне маловероятными. 
 Радар сообщил, что еще два подбитых бронезавра, валявшихся южнее, тоже находятся на своих местах. А мгновением позже в зону действия имплантов попала ложбина, зажатая меж двух поросших автонами бугров. И я вздрогнул, осознав, что там что-то есть, но в этот раз – нечто невидимое, поскольку глаза не уловили ни единого проблеска. 
 – Тут? – осведомился Синдбад. 
 – Немного дальше, – ответил я, переставляя потяжелевшие до чугунного состояния ноги. 
 Импланты показывали аномалию, по всем признакам соответствующую «Мультипликатору» – меняющий очертания, плавающий из стороны в сторону вихрь высотой метра в три. Вот только на этот раз она не светилась, вообще никак себя не проявляла в той части спектра, что доступна человеческим глазам. 
 Иди эта ловушка показывает себя лишь тому, кто обречен стать ее жертвой? 
 – Пожалуй, хватит. – Я остановился, хотя до аномалии оставалось еще метров тридцать, и поднял руку. – Если тебе любопытно, то «Мультипликатор» находится вон там, и прямо сейчас вполне активен. 
 – Ничего не вижу. И не ощущаю, – признался Синдбад. – Ты не ошибаешься? 
 – Нет. Он... – Я помотал головой, и тут эта дрянь словно решила подтвердить мои слова. 
 Цветок из призрачного, голубоватого пламени развернулся в один момент, затем лепестки его сомкнулись, образовав плотный бутон. И тот задвигался, разбрасывая в стороны белые и синие искры, выплясывая завораживающий, красивый и одновременно жуткий танец. 
 – Вот он, – сказал я и тут понял, что с моим спутником что-то не так. 
 – Надо посмотреть поближе, – произнес Синдбад каким-то не своим, мертвым голосом и сделал шаг вперед. 
 Черное зеркало «Мультипликатора» тянуло его, желая породить еще одно отражение, еще одного демона! Ну а я, однажды побывавший в объятиях призрачного вихря, не ощущал ровным счетом ничего. Похоже, для ловушки или ее хозяев я как «отработанный материал» не представлял интереса. 
 – Стой! – я попытался схватить спутника за плечо, но он сбросил мою руку и сделал еще один шаг. 
 Тогда я просто прыгнул на него, обхватил руками за шею и повалил на снег, не особенно заботясь о деликатности. Если уступить сейчас, то вскоре нам придется гоняться по Пятизонью сразу за двумя дублями, и один из них будет круглолиц и лишен волос на голове. 
 Синдбад рухнул тяжело, как пустые рыцарские доспехи, и я даже испугался, что повредил ему что-нибудь. 
 – Эй, приятель! – позвал я. – Ты жив? 
 – Да, – голос из-под маски прозвучал глухо, но вполне живо, без мертвенных ноток. – Спасибо. Мне показалось, что я должен обязательно посмотреть на него поближе, подойти вплотную... 
 – Вот и мне тогда показалось. А чем все закончилось? – Я отпустил Синдбада и сел. 
 Призрачный вихрь вспыхнул ярче, точно его раздуло налетевшим ветром, и мгновенно погас. «Мультипликатор» осознал, что жертва сбросила его наваждение, отказалась идти в сияющую «пасть». 
 Впору было пожалеть, что седьмого числа рядом не оказалось никого, кто смог бы удержать меня. 
 – Сейчас выберем место для засады и будем ждать, – сказал я. – Место тут хорошее. Если дубль захочет пройти к тамбуру, то либо протопает мимо нас, либо ему придется делать большой крюк к северу, вокруг озера, либо к югу, и идти вдоль Воронки почти до ЛАЭС. 
 – Так выбирай. – Синдбад отстегнул маску и принялся натирать лицо снегом. 
 Похоже, он еще не пришел в себя до конца. 
 Размышления мои надолго не затянулись: лишь автоны способны в какой-то степени прикрыть от имплантов проводника, и нам остается только укрыться за ними. Понятное дело, что дубль все равно обнаружит нас, но мы – я на это надеялся – засечем его раньше, а там все решит численное превосходство и более мощное оружие: «мегера» и «карташ» против «Шторма». 
 Из двух бугров, между которыми находилась ложбина с «Мультипликатором», мы выбрали южный. Держась подальше от ловушки, обошли его и окопались у самого края металлических зарослей. Окопались – громко сказано, просто отыскали местечко, где ветви прикрывали нас с трех сторон, и принялись ждать. 
 Каждые пятнадцать минут я выглядывал из убежища и позволял себе короткий сканирующий импульс – чтобы убедиться, что у нас не появилось никаких неприятных соседей. 
 И проверить, не шагает ли дубль в нашу ловушку. 
 Он появился спустя час, когда я почти отчаялся. 
 В юго-восточном секторе экрана, существовавшего исключительно в моем воображении, появилась крохотная метка, и сердце мое дало сбой, а потом заколотилось с бешеной частотой. 
 – Кажется, это он, – сказал я, поспешно приседая. 
 – Кажется? – Синдбад пошевелился, и со шлема его и наплечников сошли три небольшие лавины: если ветер немного утих, то снег продолжал валить, точно сегодня на небесах решили скинуть вниз накопившиеся за зиму излишки. 
 – Это может быть чугунок или другой сталкер, – я объяснял спокойно, с трудом сдерживая нетерпение. – «Вглядываться» пристально я опасаюсь, поскольку он может заметить сканирование. 
 Мой соратник присвистнул, сложив губы трубочкой, и взял в руки «карташ». 
 За время вынужденной пассивности мы хорошенько продумали план действий, да и не один, а несколько – на те случаи, если дубль появится с разных сторон, и сейчас оба знали, что нам делать. 
 Я проверил состояние собственного оружия, а затем высунулся из-за сплетения автонов повторно. Дал короткий импульс следящими имплантами, и понял, что к ложбине с «Мультипликатором» приближается человек. 
 Оставалось только молиться о том, чтобы очередной коннект не случился прямо сейчас. 
 – Давай же, иди сюда, к папочке, – шептал я, дрожа от возбуждения, точно рыбак, подсекающий рыбу рекордного веса. – Так, сейчас последняя проверка... Раз-два! 
 Едва приподняв голову над металлокустами, я поспешно юркнул обратно – легкий отзвук толчка, ощущавшегося не телом, а мозгом, дал понять, что в полутора километрах от нас находится тот, за кем я гоняюсь вот уже трое суток: моя копия, сотворенный неведомым алхимиком гомункул. 
 «Начали. Он идет прямо к аномалии, так что план номер один», – сказал я через М-фон, и Синдбад пополз на северо-восток, чтобы обогнуть ложбину и второй холм и зайти дублю во фланг. 
 Полз он быстро и бесшумно, почти целиком утопая в снегу – сказывались армейские навыки. А я сидел, глубоко дышал и пытался смирить не вовремя разбушевавшиеся эмоции: радость, облегчение и страх. 
 Да, я радовался, что цель этой безумной погони близка, испытывал облегчение при мысли о том, что скоро все это закончится, и одновременно боялся столкнуться с дублем лицом к лицу. 
 Сумею ли я выстрелить в него? Колючий, знавший меня два дня, не смог. 
 Что испытаю, когда мой двойник погибнет? Полученная им рана вызвала у меня резкую боль. 
 Но страх – чувство для любого обитателя Пятизонья привычное, тот, кто разучился бояться и одновременно справляться с собственным испугом, здесь долго не протянет, как бы крут он ни был. 
 «Занял позицию», – доложил Синдбад. 
 Это означало, что сейчас мой спутник расположился так, чтобы между ним и дублем находился северный бугор с зарослями автонов на верхушке, и тем самым максимально снизил вероятность своего обнаружения. 
 Эх, если бы хоть один из нас был метаморфом... 
 «Хорошо, – отозвался я. – Шестьдесят секунд готовность, затем я выглядываю». 
 Если дубль ничего не заподозрил, не свернул и не обратился в бегство, то между ним и нами сейчас примерно пятьсот метров. Хотелось бы подпустить его поближе, но вряд ли получится это сделать – импланты двойника не уступают моим, в том числе и по дальнодействию. 
 Минута прошла, и я выглянул из убежища, внутренне готовый ко всему, и не сдержал улыбки, увидев, что дубль так же прет вперед, держа курс прямо на «Мультипликатор». 
 Он тоже заметил меня – по внутренностям побежала легкая щекотка, дающая знать, что меня сканируют – но это было не важно. 
 – Давай! – рявкнул я одновременно и вслух, и через М-фон. 
 Синдбад возник из-за северного бугра бесшумно, точно стремительный и хорошо вооруженный призрак. ИПК в его руках затрясся, и пули полетели через тьму. Дубль залег, но никто и не рассчитывал, что его удастся завалить с одной очереди. Я, рыча от боли в поврежденной ноге, побежал вперед – одолеть как можно больше, подойти поближе... 
 Дубль начал стрелять в ответ, и мне тоже пришлось упасть. 
 По снегу побежали синеватые блики, и я понял, что «Мультипликатор» загорелся, приветствуя собственного отпрыска. И страх в моей душе исчез бесследно, уступив место холодной, расчетливой ярости и жажде убийства. 
 – Настало время умирать, падаль, – прошипел я, пуская в дело «Страйк». 
 Черед «мегеры» наступит чуть позже, когда я подойду на короткую дистанцию. 
 Сигналы имплантов возвестили, что Синдбад воспользовался тем, что дубль отвлекся на меня, и предпринял рывок. Сил у нас обоих осталось немного, но на то, чтобы взять в клещи и уничтожить одиночного противника, должно хватить. 
 Главное – чтобы он не сбежал! На долгую погоню я нынче неспособен... 
 Но дубль и не думал удирать, то ли он самонадеянно решил, что справится с нами, то ли Путь, намертво вплавленный в мозг моего двойника, не оставлял ему места для маневра. 
 Он попытался достать Синдбада длинной очередью из «Шторма», но я не дал ему прицелиться. И одна из пуль, выпущенных из моего «Страйка», угодила явившемуся из «Мультипликатора» существу в грудь. Броня боевого костюма выдержала, но до конца уберечь хозяина от неприятных ощущений не смогла. 
 Дубль почувствовал глухой удар и боль ушиба, а мгновением позже то же самое испытал и я. Даже подумал, что сам «поймал» выстрел, и несколько секунд потратил, чтобы избавиться от этого наваждения. 
 Синдбад принялся стрелять, прикрывая меня, и я, в свою очередь, помчался вперед. 
 Еще полсотни метров долой... 
 Когда я в очередной раз залег, готовясь прикрыть огнем Синдбада, дубль сделал то, что я от него никак не ожидал. Ожил М-фон, и резкий, не особенно приятный голос внутри моей головы произнес: «Зачем вы меня преследуете?» 
 Я от неожиданности замер, Синдбад, похоже, услышавший тот же вопрос, так и не поднялся для перебежки. 
 «Ты испортил мне жизнь!» – ответил я, вложив в эти слова всю ярость и злость. 
 «Не думаю, – сказал он. – Я напал на тебя только один раз, здесь же, но в тот момент я был, как младенец, стремящийся к одному – выжить. Все остальное время я лишь защищался. А вы который день гоняетесь со мной с оружием в руках. Тратите время, силы и ресурсы. Для чего вы это делаете?» 
 «Чтобы уничтожить тебя!» – рявкнул я, чувствуя себя прямо опереточным злодеем. 
 «Чем я тебе мешаю?» 
 «Одним фактом своего существования! Из-за тебя моим врагом стал Циклоп, за нами гонялись рыцари во главе с братом Рихардом, а также Антипа со своими головорезами!» 
 «Все произошло случайно, я просто не знал, как себя вести, и не всегда себя контролировал...» 
 На мгновение мне представилась ситуация со стороны дубля: он появился на свет трое суток назад с обрывочными сведениями об окружающем мире в голове, не очень хорошо понимая, кто он такой. Затем отправился по своему Пути, двигаясь из локации в локацию, выполняя задание неведомого «кукловода», по неведению творя глупости, а затем появились мы – благородные мстители в поюзанных доспехах. 
 Но я поспешно одернул себя – еще не хватало встать на точку зрения собственного отражения! 
 «Ты убил Колючего!» – вмешался в разговор Синдбад. 
 «Я просто наткнулся на него в Лабиринте. И что мне оставалось делать?» 
 «Мультипликатор» полыхал, словно огромный призрачный факел, потоки искр устремились вверх и в стороны, к земле летели полчища снежинок. А я участвовал в бредовой, почти шизофренической беседе с тем, кто в какой-то, и в очень большой степени являлся мной. 
 Многие люди ведут диалоги с собой, но это все же не совсем то. 
 «Еще немного, и он бы сам выстрелил в меня, – продолжал дубль. – Я тоже человек, и я хочу жить!» 
 Вот тут он переиграл – в словах ли, в интонации ли, но мне послышалась фальшь. 
 «Все хотят жить, и все умирают, – сказал я. – Если не хочешь, чтобы тебя убили мы – сам выстрели себе в голову. Я успокоюсь и отступлюсь, только когда буду убежден, что ты подох». 
 «Но почему? Пропустите меня к ловушке, я войду в нее и исчезну! Я выполнил свое предназначение в этом мире. Я сгину, и все твои проблемы, брат Лис, будут решены, и ты вернешься к прежней жизни!» 
 Этот засранец, стоило признать, умел быть убедительным, почти как я, а назвал он меня точно так же, как я сам порой именовал себя, и произнес эти два слова с моими интонациями. 
 «Вон там на востоке есть «Электрогейзер», – сообщил Синдбад. – Хочешь покинуть этот мир, подойди к нему поближе. А «Мультипликатор» тебя не убьет, он изготовит еще одну копию моего друга Лиса. И что мы будем делать, если вас станет трое? С одним-то хлопот полон рот...» 
 Тут мои импланты уловили далеко на северо-западе, в направлении Соснового Бора, движение: кто-то шел в нашу сторону, то ли на помощь дублю, то для того, дабы проверить, что тут за стрельба и иллюминация. 
 Пора было заканчивать спектакль. 
 Мой двойник что-то еще говорил, но я уже не слушал его – побеседовали немного, и хватит. 
 «Синдбад, вперед!» – скомандовал я, открывая огонь. 
 Да, это было не очень порядочно – палить в того, кто пытается с тобой договориться, но с другой стороны, мы не заключали перемирия и никаких обещаний врагу не давали. 
 Бритоголовый поднялся из снега, а дубль осекся на полуслове. 
 Теперь он даже не мог отступить, обратиться в бегство, не подставив нам спину, и ему оставалось одно – сражаться. 
 – Отлично... – прошептал я, когда Синдбад пробежал очередной отрезок и заговорил его «карташ». 
 Я рванул с места, изображая хромоногого спринтера, и вдруг осознал, что теряю контроль над собственным телом. Перед глазами поплыло, сигналы от имплантов перестали ощущаться, и знакомый серый туман возник на краю зрения. Все ясно, я подошел слишком близко к дублю, и наши внутренние информационные системы начали взаимодействовать. 
 Стоит мне поддаться, ослабеть, и они сольются в одну... 
 – Нееет! – заорал я, до крови прикусывая губу. – Только не сейчас! 
 – Ты куда?! – завопил Синдбад, и я понял, что промчался мимо того места, где должен был залечь, и продолжаю бежать туда, где возится, пытаясь встать, человек в потрепанной броне. 
 В той броне, что еще трое суток назад была моей! 
 Будь дубль в порядке, он бы срезал меня одной очередью, но он испытывал то же чувство раздвоенности. Я видел, как трясутся его руки, как ходит ходуном зажатый в них «Шторм», как мотается туда-сюда голова. 
 На мгновение я перестал видеть что-либо вокруг, превратился в облачко газа, плывущее где-то в неведомых безднах, в коммутатор, через который проходят два разнонаправленных, перебивающих друг друга потока мыслей: 
 «...надо подняться... Не падай, сука!.. Всего триста метров, может, я успею?.. Где эта чертова «мегера»?.. Путь должен быть пройден до конца... Ты сдохнешь, падаль, даже если...» 
 В этот момент я знал, что дубль не врал нам, что он и вправду полагал, будто, войдя в породивший его «Мультипликатор», сгинет без следа. Но это не означало, что он прав, что у тех, кто создал и запрограммировал похожую на меня марионетку, на самом деле такие планы. 
 Им вполне могло понадобиться еще одно идеальное отражение... 
 Что-то холодное и колючее со всего размаху ударило меня в лицо, и я сообразил, что упал лицом вперед. 
 – Лис!!! – донесся издалека отчаянный вопль Синдбада. 
 Я поднял голову и обнаружил, что дубль стоит в нескольких метрах от меня – высокий и тощий, на правой щеке небольшой шрам, а нос вызывающе торчит. В этот момент мне показалось, что я и в самом деле смотрюсь в зеркало, в необычное, волшебное зеркало, которое лежащего человека показывает стоящим. 
 Человека... Человека ли?.. 
 Дубль улыбнулся украденной у меня улыбкой и начал поднимать ИПП, не обращая внимания на свистящие вокруг пули. Синдбад в этот момент, похоже, настолько поддался эмоциям, что утратил всякое представление о том, что такое спокойная, меткая стрельба. 
 Или он тоже смотрел в лицо тому, кто был его целью, и не мог заставить себя попасть? 
 Я с необычайной четкостью видел, как дрожит палец, лежащий на спусковом сенсоре, как недоумение, смешанное со злостью, стоит в карих глазах, которые я с самого детства наблюдал в зеркале. И еще я боролся с оцепеневшим, утратившим подвижность телом, тяжелым, как сырая колода, пытался вернуть жизнь в застывшие мускулы, чтобы перекатиться в сторону, вскинуть «мегеру»... 
 И в один момент у меня все получилось. 
 Заскрипел снег, набиваясь в щели боевого костюма... 
 Фигура дубля перевернулась в моих глазах... 
 Он вроде бы сделал какое-то нелепое, корявое движение, направляя «Шторм» куда-то вверх... 
 Я закрыл глаза и выстрелил. 
 Проникавшие под опущенные веки голубоватые отсветы погасли, и я понял, что «Мультипликатор» погас. А в следующий момент на меня гигантским, усеянным шипами и зазубринами молотом обрушилась боль. Смяла в лепешку и швырнула в черный водоворот из ядовитой, кипящей, зловонной жидкости. 
 Меня крутило и мотало, разрывало на части и собирало вновь, будто во время перехода через гипертоннель, но только в этот раз я находился в полном сознании и мог оценить все «прелести» мучений. Мне казалось, что сейчас я не выдержу и сдохну, через мою голову проносились водопады видений – воспоминания из прошлого, события последних дней, какие-то вовсе незнакомые картинки. 
 Вдобавок ко всему я чувствовал странные, пульсирующие мысли, ощущал, как рядом постепенно угасает, умирает нечто, одновременно являющееся моей частью и невероятно чужеродное. 
 Что-то ударило меня по лицу, и я вывалился в обычный мир. 
 – Жив? – спросил Синдбад, занося руку для новой пощечины. 
 – Да, – скорее выдохнул, чем произнес я. – Что... с ним? 
 Меня трясло, как в лихорадке, по телу гуляли волны ломоты, и непорядок наблюдался в имплантах – каждый выдавал сообщение о фатальной ошибке и при этом продолжал работать. 
 – Мертв. Ты отстрелил ему ноги, а после такого выжить крайне сложно. 
 – Да? – Люди, шагавшие к нам с северо-запада, приблизились, и я смог определить, что их четверо, и что вооружены они «мегерами». – Надо спрятаться... сюда идут праведники... 
 – Проклятье! Но куда? – Синдбад принялся озираться. 
 – Юго-восток... подальше... чтобы убраться отсюда... 
 На ноги я смог подняться, а вот дальше сознание начало чудить, и восприятие разбилось на фрагменты: вот дубль лежит на снегу, напоминая разбитое на куски отражение – ноги отдельно, торс и голова отдельно, живота вообще нет, а все вокруг залито кровью; вот мы тащимся по сугробам, идем торопливо, напрягая последние силы, и ногу мою дергает болью; а вот мы уже валяемся в ложбине, а над нами, на холмике, возвышается убеленный метелью силуэт бронезавра... 
 – Ты их видишь? Видишь? – спрашивает меня Синдбад. 
 Я хочу ответить «да», поскольку импланты позволяют следить за четырьмя праведниками, приближающимися сейчас к телу дубля, но не могу, так как язык меня не слушается. 
 Я только понимаю, что они нас не видят, и это значит, что среди них нет проводника, и это хорошо. Напрягаюсь до хруста в шее, возвращаю себе контроль над мускулами и киваю, надеясь, что Синдбад это заметил. 
 Новый провал, и выясняется, что спутник тормошит меня, пытаясь поднять, и бормочет: 
 – Не спи, замерзнешь. Сейчас зима, или ты забыл? 
 – Рыжим море по колено, – отвечаю я и тут прихожу в себя. – Фффух... 
 Реальность бьет меня по башке не так яростно, как глюки, но тоже весьма ощутимо: глубокая ночь, снег продолжает идти, свистит ветер, и в окрестностях никого нет. 
 – Мать моя... – шепчу я, обнаруживая, что с момента боя с дублем прошло три часа. – Они ушли? 
 – Вроде как да. Я хотел бы у тебя уточнить. 
 – Пойдем, посмотрим, что с ним. – Я поднимаюсь на ноги. 
 Конечности слушаются меня с трудом, но все же слушаются, и мысли текут пусть вяло, но связно. Я шагаю неспешно, дышу полной грудью и с каждым вдохом-выходом понемногу прихожу в себя. 
 Дубль лежит на том же месте, где мы его оставили – два обломка человека... разумного существа, и открытые глаза его смотрят в черное небо. Вокруг оставленные праведниками следы – единоверцы некоторое время потоптались тут и ушли восвояси. 
 На наши отпечатки они то ли не обратили внимания, то ли обрадовались, что Антихрист, умеющий быть одновременно в двух местах, мертв, и решили не тратить время на преследование его убийц. 
 – Да, он действительно мертв, – сказал я, глядя на тело, по всем признакам принадлежащее мне. 
 Вид его, как ни странно, не вызывал у меня никаких эмоций, ни радости, ни горечи, ни даже изумления, словно внутри все перегорело. А в ложбине между двумя буграми с неторопливой дрожью угасал, втягивался в землю невидимый в данный момент «Мультипликатор». 
 Аномалия, похоже, начала «умирать», когда отдал концы дубль. 
 Неужели она возникла только для того, чтобы породить его? 
 В момент, когда «Мультипликатор» исчез, снег вокруг тела зашевелился. Мы с Синдбадом одновременно, как по команде сделали шаг назад. Я поднял «мегеру» и только после этого сообразил, что она разряжена. 
 Из-под белого покрова выбралось нечто, похожее на плоского осьминога размером с ладошку, вторая такая же тварь возникла рядом с головой дубля, а третья полезла на его ботинок. 
 – Скорги, – проговорил я. – Что они... 
 Незавершенный вопрос повис в воздухе – все и так было ясно. 
 Составленные из наноботов существа уничтожили труп за каких-то несколько минут и расползлись в стороны. На снегу остался пустой боевой костюм и вся сделанная из пластика снаряга, что не по зубам и не по вкусу тварям Пятизонья. «Шторм» и все ценное забрали, судя по всему, праведники. 
 – Кто бы ни создал его, – сказал я, – он замел следы. Пошли, тут больше нечего делать. 
 – Пошли, – кивнул Синдбад, и мы развернулись в сторону тамбура. 
 
 До Обочины мы добрались, когда местное время подошло к полудню. 
 – Вот мы практически и дома, – сказал я, когда перед нами оказался КПП. – Эй, хозяева! 
 – Не ори, не глухие, – ответили мне с ощетинившейся разнообразными стволами вышки, и калитка отошла в сторону. 
 Мы прошли в «предбанник», и мгновением позже объявился Васька Рупор, как всегда громогласный, болтливый и любопытный. Его, само собой, заинтересовало, почему я с «мегерой», и откуда взялся шрам на моей физиономии, и что лежит в подсумках у Синдбада. 
 Так что в поселок мы выбрались слегка разоруженными и немного оглохшими. 
 – Теперь куда? – спросил мой спутник. 
 Дорога от Соснового Бора до Обочины далась нам довольно легко, но бессонница и утомление, оставшиеся от безумной гонки по локациям, сказывались – мы оба еле волокли ноги и ужасно хотели спать. 
 – Если у тебя нет ничего на продажу, то пойдем в «Пикник», – ответил я. – Немного денег у меня есть, так что на обед, выпивку и сутки беспробудного сна в «Бульба-Хилтоне» должно хватить. 
 – А нас оттуда не попросят? 
 – Антипа мертв, Циклоп – тоже, и значит – все в порядке. 
 Народу на самом знаменитом рынке Пятизонья сегодня было немного, и мы добрались до «Пикника», не встретив никого. Я чуть напрягся, когда охранник, тот же самый, что стоял тут во время нашего последнего визита, вперился в нас подозрительным взглядом. 
 Посопев немного, он все же отступил в сторону, и мы двинулись по лестнице вниз. 
 – Едой пахнет, – мечтательно произнес Синдбад, когда мы переступили порог. 
 – И прозрачным! – добавил я, уловив в заполнявших «Пикник» ароматах алкогольную нотку. 
 В баре было довольно пустынно – трое ходоков за одним из столов, Араб на стуле у стойки и группа мрачных наемников в углу. Кали орудовала за стойкой, как всегда успевая делать чуть ли не дюжину дел одновременно, да еще и курить, и ругаться при этом. 
 Завидев нас, она остановилась и уперла нижнюю пару рук в бока. 
 – Рад тебя видеть, душа моя, – сказал я, криво ухмыляясь. – Выгонишь или накормишь? 
 Араб обернулся, с интересом уставился в мою сторону, наемники прекратили жрать, а ходоки шушукаться. В одном из них я узнал посредника Сириуса, краем глаза поймал его оценивающий, хитрый взгляд. 
 – Ну, тварюка... – это хозяйка «Пикника» произнесла с восхищением. – Похоже, скоро твою фотку придется на стену вешать. Ходят слухи, что ты не только весь отряд Антипы положил, а еще и самого Циклопа грохнул. Так что разместим тебя между Мерлином и Механиком. Или ты предпочитаешь повиснуть рядом с Алмазным Мангустом? 
 – Предпочитаю нигде не висеть и оставаться безымянным неизвестным героем. – Я погрозил Кали пальцем. – Так что никаких фоток... По крайней мере до тех пор, пока я жив. 
 Мы прошли к стойке, я дружелюбно кивнул Арабу и уселся на стул рядом с ним. 
 Голова кружилась, и от запахов жратвы, и оттого, что впервые за последние дни я чувствовал себя в безопасности. Сейчас никто вроде бы не желал моей крови, не мечтал отомстить проводнику по кличке Лис или забрать его в лабораторию для тщательного изучения. 
 – Хочешь остаться, оставайся, – милостиво разрешила Кали. – Водки налить? 
 – Да. И еды – побольше. 
 – На двоих, – добавил Синдбад. 
 – Привет, Лис. – Сириус возник за моей спиной, хлопнул меня по плечу. – Очень рад, что ты появился. Тут есть отличный заказ. Верные клиенты, хорошо платят, и им нужен опытный проводник. 
 – Задушить его, что ли? – спросил я скучным голосом, возводя глаза к потолку. – Слышь, посредник, в ближайшие дни мне будет не до тебя, так что пристанешь еще разок – побью. А вот затем у нас будет серьезный разговор насчет того, каких клиентов ты мне подсунул в прошлый раз. 
 Сириуса точно ветром сдуло. 
 Я оглянулся посмотреть, куда он делся, и обнаружил, что через дверь проходит приор Александр, глава узловиков чернобыльской локации. Меня обдало холодком – оп-па, вот сейчас и выяснится, врал ли брат Рихард, утверждая, что секрет дубля он приберег для себя. 
 Приор лениво кивнул Кали, не обратил на меня внимания и величественной поступью отправился к угловому столику. Двое могучих рыцарей охраны поспешили следом. 
 – Уф, пронесло, – тихо сказал Синдбад. – Ну что, отдыхаем? 
 – Отдыхаем, – кивнул я. 
 Дел, если честно, предстояла целая куча – поговорить с Сириусом о полковнике Петренко и профессоре Зарайском; зайти к Арабу, провериться насчет «заразы»; посетить Старьевщика и сделать кое-какие покупки; заглянуть в тайник и расплатиться с Упырем, чтоб он лопнул от жадности... 
 Но сегодня можно расслабиться, нахрюкаться до поросячьего визга, а потом сутки спать. 
 – Ты хоть шлем сними, – бросила Кали, выставляя на стойку бутылку водки, две стопки и миску с солеными огурцами. 
 – Да, и то верно. – Только тут я сообразил, что до сих пор сижу в «головном уборе». – Прошу меня простить, милостивая государыня. Настолько к нему привык, что... 
 Тут я заметил, что глаза хозяйки «Пикника» округляются, да и Араб глядит на меня как-то странно. 
 – Что? – спросил я. – Что-то не так? 
 – Как сказать. – Синдбад почесал в затылке и критически осмотрел мою лишенную шлема башку. – Просто ты теперь не только рыжий, а еще и белый. Я бы даже сказал, что большей частью – белый. 
 – Ничего, переживу. – Я погладил себя по макушке – на ощупь волосы остались такими же, как раньше – и улыбнулся как можно пакостнее. – Лис остается лисом, даже украшенный сединой.